Игрушки дома Баллантайн - Семироль Анна - Страница 31

— Ты — мое сердце. Сердце Нью-Кройдона, сердце империи. И за тебя, малышка, сегодня будут стоять четыре полка, морской и воздушный флот.

Долорес мягко отстраняется, смотрит на него с ужасом.

«Папа, там что — война?»

— Скорее, попытка революции, милая.

«Я в тебя верю. Ты всегда меня спасал. И спасешь на этот раз нас всех».

Генерал встает, одергивает мундир.

— Я ухожу, Ло. Жди меня и не покидай этой комнаты. Мать запрет тебя снаружи, если что-то нужно — стучи.

«Возвращайся с победой, папа», — просит девушка и целует его в щеку, привстав на цыпочки.

Ровно к девяти вечера генерал приезжает на Лайон-стрит. Джефферсон докладывает обстановку — по-прежнему эмоционально и бессвязно. Раттлер слушает и старается извлечь из его рапорта максимум полезной информации.

— Перерожденные стоят плотным заслоном, сэр. На передовой — женщины. Как показала воздушная разведка, огнестрельное оружие есть только у тех, кто находится ближе всех к особняку Баллантайнов. В доме занавешены все окна, со вчерашнего дня никакого движения. Наши лучшие стрелки заняли позиции здесь, здесь и вот здесь, — указывает адъютант на ближайшие к особняку дома на плане. — Один драгунский полк подошел со стороны Северна, второй…

— Будем пробиваться к воротам, — распоряжается главнокомандующий, не дослушав адъютанта. — Танк и три бронемашины. Полкам не атаковать без приказа. Держать оцепление, по возможности оттеснять перерожденных с дороги. Еще раз напоминаю: сенатор Баллантайн нужен Его Императорскому Величеству живым. По местам, господа. Приступаем.

На Лайон-стрит медленно выползает танк. Под траками тяжелой машины дробятся камни мостовой. Солдаты оцепления расступаются, пропуская технику. Главнокомандующий едет во втором бронемобиле, ему не видно, что делается впереди. Но он уверен в одном: нью-кройдонские куклы не сойдут с места.

— Перерожденные Нью-Кройдона! — несется из громкоговорителя с висящего над толпой дирижабля. — Немедленно расступитесь, дайте дорогу технике! Не вынуждайте нас применять силу! Разойдитесь!

Колонна останавливается, Раттлер напряженно ждет.

— Сэр, — обращается к нему сидящий рядом карабинер. — Почему они не расходятся? Неужели ни один из них не боится? Там же женщины, и дети тоже есть…

— Они под действием приказа, лейтенант. Это сильнее страха.

Утекают в никуда минуты. Ничего не меняется. Раттлер ждет, когда полковник Стивенс, командующий операцией, отдаст распоряжение.

— Перерожденные Нью-Кройдона! Расступитесь! Дайте дорогу технике!..

Машина трогается с места и медленно ползет вперед. И Раттлер с ужасом понимает, что под колесами — тела. Словно против своей воли, генерал смотрит в узкие окна-бойницы. Он видит лица перерожденных и понимает, насколько чудовищна сила, что удерживает этих мужчин и женщин на месте. «Стивенс, почему ты не приказал просто оттеснить их с дороги?» — думает генерал.

Техника останавливается у ворот особняка. Водитель бронемашины с тревогой наблюдает за происходящим.

— Господин Раттлер, можно высаживаться, — неуверенно говорит он. — Экипаж первой машины пошел.

Они высаживаются. Под ноги Раттлер старается не смотреть. Рядом молодой лейтенант сквозь зубы сыплет проклятьями. Генерал проталкивается через плотную неподвижную толпу кукол. Танк двигается вперед, выдавливает ворота. Со своего места Раттлер видит одинокую фигуру в темных одеждах, стоящую на ступенях парадного крыльца.

— Взять живым, — напоминает генерал. — И будьте начеку.

«Что-то не так», — хочется сказать ему, но он не имеет права сомневаться.

Солдаты входят на территорию особняка, несколько человек бросается к входу в дом. Байрон Баллантайн улыбается, снимает с шеи маленький свисток, дует в него. Звука не слышит никто. Секунды спустя из-за особняка с обеих сторон с лязгом выскакивает свора полумеханических датских догов. Твари со стальными мордами и защищенной сверкающими пластинами грудью несутся к людям. Пучки травы и комья земли летят из-под мощных механических лап.

— Огонь! — кричит Раттлер.

Поздно. Первые псы сбивают солдат с ног, катятся по земле, сомкнув челюсти, вцепившись в людей. Пули карабинеров, похоже, не причиняют им особого вреда. Но нет — сперва один пес падает, словно подкошенный, за ним второй и третий… Раттлер стреляет в несущуюся на него тварь почти в упор, чудовищная собака спотыкается, переворачивается через голову и неподвижно валится к ногам генерала.

— Господин главнокомандующий, мы прикроем! — слышит Раттлер, и тут же рядом с ним как из-под земли вырастает несколько солдат.

Зверей Баллантайна встречают в штыки, добивают прикладами, экономя патроны. Минуты — и на площадке перед домом остается последний пес. Байрон подзывает его тем же свистком. Перерожденный дог скалится, пятится к ступеням крыльца и послушно садится у ног хозяина. Сенатор треплет его по холке, одобрительно кивает и обращается к солдатам:

— Прекрасный вечер, господа. Здравствуйте, сэр Уильям.

Раттлер подходит к крыльцу. Его солдаты держат сенатора и полумеханического пса под прицелом.

— Здравствуйте, мистер Баллантайн, — спокойно говорит генерал. — Надеюсь, больше сюрпризов не будет?

Байрон снисходительно улыбается, цепляет поводок к шипастому ошейнику дога. Заправляет за ухо длинную прядь волос.

— Я своего добился, сэр Уильям. Вам понравился спектакль?

— Вы мразь и убийца, Баллантайн.

— А ваши руки чисты, не так ли, господин главнокомандующий? Кстати, как здоровье Долорес?

Генерал молчит. Смотрит в насмешливые серые глаза сенатора и считает про себя до тридцати.

— Мистер Байрон Баллантайн, вы арестованы по приказу Его Императорского Величества, — чеканя каждое слово, произносит наконец он.

— Я думал, вы скажете это более торжественно, — с неподдельным сожалением качает головой Байрон.

Он смотрит на неподвижную толпу за воротами, словно ищет кого-то. Гладит собаку.

— Хотите кофе, главнокомандующий?

— Благодарю, нет. Есть дело поважнее. Отключите транслятор, Байрон.

Сенатор качает головой.

— Вы пренебрегаете моим гостеприимством, а я в свою очередь не хочу выполнять вашу просьбу.

— Это не просьба. Это приказ.

— Не вам мне приказывать, господин Крысобой, — ядовито цедит Баллантайн и швыряет под ноги генералу связку ключей. — Хотите отключить транслятор — ищите его сами.

С псом на поводке он идет к солдатам.

— Господа, прошу препроводить меня туда, где надлежит находиться арестанту. Мой дог будет со мной, простите мне эту маленькую слабость.

Раттлер подбирает ключи, оборачивается.

— Сенатор, а где Брендон?

Байрон останавливается, самодовольное выражение на мгновение исчезает с его лица.

— Мой ангел меня покинул. И хочется верить, что он нашел свою смерть под траками вашего танка.

Сэр Уильям стоит у окна в кабинете сенатора Баллантайна и смотрит на площадь перед воротами. Там — все та же застывшая толпа, оцепление. Словно фотографическая карточка.

— Господин главнокомандующий, — окликает его адъютант.

— Да, Джефферсон?

— Живых в доме нет. Слуги, похоже, растерзаны собаками. И еще… мой генерал, вам надо это видеть. В лаборатории.

Раттлер следует за адъютантом сперва коридорами, затем подземным переходом. Джефферсон открывает массивную окованную дверь, и на генерала обрушивается тяжелый запах гниющей человеческой плоти. Раттлер давит рвотный позыв, выхватывает из кармана платок, дышит через него.

На цепях в углу полуподвала распято нагое тело перерожденной. Ржавые звенья продернуты через разрезы в коже и мышцах, темнеет запекшаяся кровь. Голова женщины запрокинута, от трубок горла тянется к потолку еще одна цепь.

— Сэр Уильям, взгляните, — зовет Раттлера адъютант.