Вечный лес - Сван Томас Барнет - Страница 12

– Абсолютно никаких.

– Зверский бычок, – сказала она с восхищением, употребляя слово «зверский» в том значении, в котором употребляем его в своей стране мы. На человеческом языке это звучало бы «мужественный». Сама Шафран по нашим определениям тоже была зверем, хотя мне очень не хотелось ее так называть. И тут я увидела подвеску, серебряную подвеску Коры в форме кентавра, изображавшую ее отца. Вернее, я краем глаза заметила, как она блеснула из приоткрытой шкатулки для драгоценностей, где лежали ножные браслеты из янтаря с берегов северных рек, ожерелья из слоновой кости, сделанные в стране нубийцев, малахитовые булавки из местной мастерской тельхинов, наверняка украденные у них. С ее стороны было глупо принимать меня в этой комнате, раз здесь хранился предмет, доказывающий ее вину, или она просто забыла о нем. Может быть, мой визит застал ее врасплох. С другой стороны, королевы трий абсолютно уверены, что гладкие льстивые речи выведут их из любого затруднительного положения. Они считают всяческие предосторожности ниже своего достоинства.

Я старалась выглядеть совершенно невозмутимой, и, судя по ее неизменной улыбке, она не заметила моего открытия.

– Мне пора, я и так оторвала тебя от дела, – сказала я и, не удержавшись, добавила: – работницам нужны твои указания.

Она засмеялась:

– Да, действительно. У них есть два достоинства – сильные крылья и полное повиновение.

– А у трутней?

– В лучшем случае одно. Но надо пользоваться тем, что есть под рукой, ты не согласна?

Ее интерес к Эвностию становился понятным. Если то, что находилось под рукой, был Солнцеподобный, то почему бы не поискать чуть подальше?

– Надеюсь, ты будешь счастлива здесь, в Стране Зверей, – проговорила я как можно ласковее, хотя мой голос, отозвавшийся в комнатах и коридорах, напоминал скорее отзвук землетрясения. – Теперь твоя очередь прийти ко мне (а я-то уж угощу тебя беленой). Иди прямо по тропинке между кипарисами, затем, дойдя до скалы, похожей на критскую галеру, сверни, перейди через поляну с желтым гусиным луком и сразу увидишь мое дерево. Его легко узнать по наружной лестнице и густой листве.

– Но сначала, в знак благодарности за визит, я хочу кое-что преподнести тебе в дар, – сказала Шафран.

Я протестующе замахала рукой – еще один обмен любезностями, и я просто умру, но Шафран ударила ногой об ногу, браслеты зазвенели – ив дверях появилась работница.

– Принеси моей гостье напиток.

Не успела драпировка на двери подняться, как тут же опустилась, и работница влетела обратно, держа в руках кубок с вином янтарного цвета.

– Оно получается в результате брожения меда и пыльцы, – сказала Шафран.

– Никогда не пью до завтрака, – ответила я твердо. Любезно это или нет, но мне вовсе не хотелось, чтобы она меня отравила.

Шафран не ожидала этого, улыбка ее стала менее уверенной, но не исчезла.

– Тогда ты должна принять небольшой подарок, иначе я буду глубоко оскорблена.

Она закинула руки за шею и сняла с себя непонятное создание, при ближайшем рассмотрении оказавшееся чем-то вроде птицы или зверька. Сова? Кролик? Нет, и то и другое вместе, только очень маленькое, что-то вроде кролика с птичьими крыльями. Существо уютно свернулось калачиком у нее в руках.

– Это стриг. Он очень неприхотливый. Кроме семечек подсолнуха, ему ничего не надо. Почти все время спит, а больше всего любит, когда его оборачивают вокруг шеи. Он вполне заменит тебе лисий хвост, к тому же руки будут свободны.

Она обернула его вокруг моей шеи. Невозможно описать, каким он был теплым и мягким. Он тихонько мурлыкал, и я сразу его полюбила. Надо отнести его Эвностию. Он любит маленьких зверьков, и ему с ним будет все-таки веселее, пока мы не спасем Кору. Кроме того, если отказаться, королева может заподозрить, что я видела подвеску.

– Но, Шафран, я принесла тебе только желуди и куропатку, а ты отдаешь мне своего любимца!

– Ценность подарков в сердце дарящего, а ты разожгла во мне очаг дружбы.

Она помахала мне вслед и стала опять сновать между своими работниками, отдавая им приказы мелодичным, но не терпящим возражений голосом. Трутни улыбались вялыми и порочными улыбочками, а Солнцеподобный сказал:

– Я вижу, ты произвела такое впечатление на нашу королеву, что дело дошло до ее любимого стрига. Ну и повезло же тебе, девочка!

Я не могла удержаться, чтобы не сказать ему на прощание гадость:

– А днем ты когда-нибудь работаешь, мой мальчик?

Но мои слова прозвучали неожиданно тихо. Похоже, я потеряла силу голоса в обществе нежноречивой Шафран. Солнцеподобный вытянул шею, пытаясь расслышать, что я ему говорю, и мне пришлось повторить оскорбление. Он принял его с вежливой усмешкой:

– Если бы работал, то не разговаривал бы сейчас с тобой, правда?

Идя по лесу, я чувствовала себя победительницей. Я добилась своего и доказала вину Шафран. Сейчас я разбужу Эвностия и расскажу ему все, что узнала. Если он уже отдохнул, мы пойдем к кентаврам и разработаем с ними план спасения Коры. Но что за странное недомогание? Почему моя последняя фраза, сказанная Солнцеподобному, превратилась в шепот, а не прозвучала громко и оскорбительно, как я того хотела?

– Эй, Мосх, – позвала я, чтобы попробовать голос, хотя, к сожалению, Мосха нигде не было видно. Но если бы даже он и стоял за соседним деревом, то все равно не услышал бы моего слабого шепота. И тут я почувствовала неодолимую сонливость. Надо остановиться на минуту и перевести дыхание. Все эти приключения – опасность, подспудная борьба с этой коварной женщиной – вымотали меня. Я прислонилась к стволу кипариса, потом соскользнула на землю и изо всех сил попыталась открыть глаза. Неужели Шафран опоила меня чем-то? Ведь я была такой осторожной и не притронулась к ее вину!

Маленькое существо у меня на шее стало тяжелым, как бронзовое ожерелье. Я попробовала поднять руку и снять его, но рука бессильно упала.

– Спи крепко, моя дорогая.

Последнее, что я запомнила, была склонившаяся надо мной Шафран. Рядом с ней стояли работницы и протягивали ко мне свои толстые, похожие на сучковатые палки руки.

– Нет, – с трудом выговорила я.

– Да, – улыбнулась она.

И я потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то увидела, что нахожусь в комнате со стенами из восковой глазури. В ней не было ничего, кроме двух леопардовых шкур. На одной из них лицом вниз, страдая от боли во всем теле, лежала я, на другой – Кора.

– Кора!

Хорошо, хоть голос вернулся.

Она судорожно зашевелилась, но даже не открыла глаза. Мертвенно-бледное лицо закрывали спутанные пряди золотисто-зеленых волос, губы посинели. Я знала эти симптомы. Ее не одурманили, она страдала от того, что слишком долго была оторвана от своего дерева. Жизненные силы постепенно иссякали.

Шафран в сопровождении двух работниц появилась в дверях.

– Сколько может протянуть твоя подруга? – спросила она.

– Ты имеешь в виду, без дерева? Пять или шесть дней. В лучшем случае семь. С каждым днем она будет все больше слабеть.

– Я полагаю, и ты тоже. Она у нас только три дня, а черты лица уже обострились. Ты, вероятно, продержишься подольше, потому что, как бы это сказать, в тебе есть что-то коровье.

– Если ты считаешь, что я слишком толстая, – так и скажи, – огрызнулась я. – Мои любовники называют меня пышнотелой, но тебе, с твоей худобой, этого не понять.

Я попыталась подняться, но сразу же бессильно опустилась обратно на шкуру.

– Почему ты не отпускаешь Кору? Ведь ее подвеска уже у тебя.

– А тебе не хочется узнать, как ты здесь оказалась?

– Ты, наверное, опоила меня чем-то. Я, правда, не понимаю как, ведь я не пила твоего вина.

– Нет, не пила, и поэтому мне пришлось одолжить тебе одного из моих друзей.

Я не сразу поняла, кого она имела в виду.

– Стрига?

– Конечно. Он освободил тебя от лишней крови. У него язычок, как тонкая игла. Он вонзил его в твою шею так, что ты ничего и не почувствовала, и высосал ровно столько крови, чтобы ты потеряла сознание. К счастью для тебя, мы сняли его раньше, чем он успел высосать свою норму.