Проклятая игра - Баркер Клайв - Страница 33

Она кивнула.

– Полагаю, что да. Но куда?

Вопрос был для него бессмысленным. За оградой был целый мир, и она, конечно, не имела недостатка в финансах – кто угодно, но не дочь Джозефа Уайтхеда. Действительно ли она находила эту перспективу столь непривлекательной? Они составляли очень странную пару. Он, с его опытом, так ненатурально сокращенным – потерянные годы жизни, – и сейчас страстно стремящимся наверстать упущенное. Она, такая апатичная, такая вялая от самой мысли побега из ею самой созданной тюрьмы.

– Ты можешь идти куда угодно, —сказал он.

– Это так же хорошо, как и никуда, – решительно ответила она; это предназначение занимало слишком много мыслей в ее голове. Она оглядела его, надеясь на то, что его злость хоть немного угасла, но он не показывал ни малейшего сочувствия.

– Выбрось из головы, – сказала она.

– Ты идешь?

– Нет. Я думаю, что побуду здесь еще немного.

– Смотри, не бросайся вниз.

– Не умеешь плавать, а? – вспылила она.

Он нахмурился, не понимая.

– Не важно, я никогда не принимала тебя за героя.

Он оставил ее стоящей в нескольких дюймах от берега и глядящей на воду. То, что он сказал ей, было правдой – он никогда не былхорош с людьми. Но с женщинами он был еще хуже. Может быть, религия могла бы помочь ему, но он не был религиозен – никогда. Может быть это и была часть проблемы между ним и девушкой – ни один из них ни во что не верил. Не о чем было говорить, не было вопросов для обсуждения. Он оглянулся. Кэрис немного отошла вдоль берега от того места, где он оставил ее. Солнце отражалось от поверхности воды и освещало ее силуэт. Это выглядело так, словно она была почти нереальна.

Часть третьяDEUCE

V

Суеверие

29

Прошло меньше недели после разговора, и первые, пока еще в толщину волоска, трещины стали появляться в колоннах Империи Уайтхеда. Они быстро расширялись. На мировом биржевом рынке началась спонтанная продажа – внезапная потеря уверенности в кредитоспособности Империи. Вскоре стали накапливаться ощутимые потери в доходах. Продажная лихорадка, однажды зафиксированная, становилась почти неуправляемой. В течение дня теперь в поместье прибывало больше посетителей, чем Марти видел за все время жизни в Убежище. Среди них, конечно, были и знакомые лица. Но теперь были и десятки других – финансовые аналитики, как он предполагал. Японские и европейские посетители смешивались с английскими до тех пор, пока место не стало похожим на ООН.

Кухня, к неудовольствию Перл, немедленно стала местом спонтанных сборищ тех, кто в данный момент не требовался великому человеку. Они собирались вокруг большого стола, требовали бесконечное количество кофе и обсуждали стратегии, для формулировки которых они и собирались здесь. Большинство их разговоров, как всегда, были непонятны Марти, но из отдельных фраз, которые ему удавалось ухватить, становилось ясно, что Корпорация была перед лицом необъяснимой опасности. Были отчаянные разговоры о нарушении стабильности пропорций повсюду; разговоры о вмешательстве правительства, чтобы предотвратить неминуемый крах в Германии и Швеции; разговоры о саботаже, приведшем к катастрофе. Казалось, что объединенная мудрость всех этих профи склонялась к тому, что только искусно разработанный план – на подготовку которого должно было уйти несколько лет – мог так опасно и фундаментально подорвать успех Корпорации. Нашептывали о секретных действиях правительства, о законспирированном соревновании. Паранойя в доме не знала границ.

То, как все эти беспокойные люди сталкивались друг с другом, размахивая руками в своих попытках перебить собеседника и опровергнуть его предыдущие замечания, поражало Марти своей абсурдностью. В конце концов, они никогда не видели всех миллионов, которые потеряли и приобрели, или тех людей, чьи жизни они так жестоко преобразовывали. Это все было абстрактно – просто цифры в их головах.

На третий день, когда первые шаги были предприняты и все молились об избавлении, которое никак не наступало, Марти столкнулся с Биллом Тоем, который был вовлечен в жаркий спор с Двоскиным. К его удивлению Той при виде проходящего мимо Марти подозвал его, резко оборвав беседу. Двоскин, нахмурившись, поспешил прочь, оставив Тоя и Марти одних.

– Ну незнакомец – сказал Той, – Как поживаешь?

– Я о'кей, – сказал Марти. Той, казалось, не спал долгое время. – А вы?

– Я как-нибудь продержусь.

– Какие мысли по поводу происходящего?

Той скривился.

– Да никаких, – сказал он. – Я никогда не был человеком денег. Ненавижу эту породу. Ласки.

– Все говорят, что это катастрофа.

– О да, – спокойно сказал тот. – Я думаю, что похоже на то.

Лицо Марти вытянулось. Он ожидал нескольких слов уверения и подбадривания. Той заметил его неподдельность его разочарования.

– Ничего ужасного не произойдет, – сказал он, – пока мы трезво смотрим на вещи. Ты по-прежнему будешь на работе, если ты об этом беспокоишься.

– Я уже все мозги свернул.

– Не стоит. – Той положил руку на плечо Марти. – Если будет что-нибудь плохое, я скажу тебе.

– Я знаю. Я просто нервничаю.

– А кто нет? – Той еще крепче сжал плечо Марти. – Что скажешь, если мы на пару отправимся в город, когда худшее будет позади?

– Хотелось бы.

– Был когда-нибудь в казино «Академия»?

– Денег никогда не было.

– Я тебе дам. Продуем часть состояния Уайтхеда, а?

– Звучит неплохо.

Озабоченность все еще оставалась на лице Марти.

– Слушай, – сказал Той, – это не твоя драка. Ты понимаешь меня? Что бы ни случилось отныне и дальше, это не твоя вина. Мы сделали несколько ошибок на своем пути и теперь мы должны за это заплатить.

– Ошибок?

– Иногда люди не прощают, Марти.

– Все это... – Марти обвел рукой большой круг, – потому что люди не прощают?

– Дарю тебе это. Это самая лучшая причина в мире.

Марти поразило, что Той стал аутсайдером, что он больше не был основной фигурой в окружении старика, как раньше.

– Ты знаешь, кто виноват? – спросил Марти.

– Что знают боксеры? – сказал Той с безошибочные оттенком иронии в голосе, и Марти вдруг совершенно точно понял, что этот человек знает все.

Дни паники растянулись на неделю без малейшего признака на окончание. Лица советников изменились, но строгие костюмы и строгие речи оставались прежними. Несмотря на появление новых людей, Уайтхед становился все более небрежным к организации своей безопасности. От Марти все меньше и меньше требовалось присутствовать рядом со стариком – кризис, казалось, вытеснил все мысли об убийстве из головы Папы.

Этот период был не без сюрпризов. В первое воскресенье Куртсингер отозвал Марти в сторону и предпринял сложный соблазняющий разговор, который начался с бокса, потом плавно перешел на физические удовольствия между мужчинами и завершился прямым предложением наличных: «Всего лишь полчаса, ничего сложного». Марти почуял, к чему клонит Куртсингер еще до того, как тот объяснился, и успел подготовить подходящий вежливый отказ. Они расстались вполне дружелюбно. Если не учитывать подобные вещи, это было бессодержательное время. Распорядок в доме был нарушен и было невозможно его возобновить. Единственным способом сохранить рассудок для Марти было держаться как можно дальше от дома. Он очень много бегал в эту неделю, часто гоняя себя круг за кругом по периметру усадьбы до полного изнеможения, и возвращался обратно в свою комнату, пробираясь сквозь толпу хорошо одетых пижонов, которые заполняли каждый коридор. Наверху, за дверью, которую он запирал (не для того, чтобы держать себя внутри, а чтобы держать их всех снаружи), он мог принять душ и спать в течение долгих часов, наслаждаясь отсутствием снов.