Наука умирать - Рынкевич Владимир Петрович - Страница 60

Подъехал к крытому окопу командира роты, спешился, поздоровался, отвёл Плохинского в сторону, в прохладную тень. И сейчас же услышал чьи-то быстрые шаги, взволнованный голос:

   — Господин подполковник! Назар Борисович!

   — Здесь командир бригады, — ответил Плохинский и объяснил Маркову: — Мой ординарец. Что-то произошло.

Подошёл офицер-ординарец, доложил:

   — Ваше превосходительство, с восточного направления движется колонна пехоты. В полуверсте от наших постов.

   — Поднимайте роту, Назар Борисович, а я пойду вперёд. Ведите меня к постам, прапорщик. Что за колонна, твою мать? Там же стоит наш Кубанский полк.

На посту у дороги офицеры уже приготовили пулемёт, всматривались, вслушивались. В степную тишину ворвались звуки войны: команды, голоса поднимающихся по тревоге офицеров, торопливые шаги. Лунный свет пёстрыми пятнами рассыпался по степи, и там, где выползала из тьмы дорога, вдруг сверкнули погоны и белые фуражки.

   — Стой! Кто идёт? — закричали постовые.

   — А кто спрашивает? — спросили с дороги.

   — Здесь генерал Марков! — крикнул сам командир бригады.

   — Ваше превосходительство, прибыл 1-й батальон Кубанского полка. Докладывает капитан Мельниченко.

   — Остановите батальон! Я вам... вашу мать!..

Марков почти бегом рванулся к батальону, толпившемуся на дороге. За ним — офицеры, дежурившие в охранении. Кубанцы быстро кое-как построились, их командир намеревался доложить по форме, но Марков махнул рукой и обложил крепкой матерщиной.

   — Почему вы здесь? — кричал он. — Я же приказал вам оставаться на месте.

   — Ваше превосходительство, стоим целый день — и никаких распоряжений. Думали, нас бросили...

   — Что? — закричал генерал. — Ах вы..! Вы видели, что я бросил кого-нибудь? Я приказал вам стоять на месте, и вы обязаны выполнять приказ! А не хотите — ну вас ...! Получайте расчёт!

Подошли многие офицеры и оказались зрителями происшедшего: в зеленовато-призрачном лунном свете на дороге стоял генерал в привычной папахе и куртке. Неожиданно он сунул руку в карман этой своей потёртой, потерявшей цвет униформы и вытащил бумажник.

   — Ваше превосходительство, вы... мы... — забормотал офицер-кубанец.

Нестройно заголосили и его офицеры и солдаты.

Марков спрятал бумажник, махнул рукой, сказал:

   — Кругом марш и на место!

Повернулся и быстро зашагал к своим ординарцам. Офицеры одобрительно смеялись вслед ему.

   — Переживает, — сказал Дымников.

   — Что переживает? — спросили его.

   — Что Екатеринодар без него берут.

Утром следующего дня, 9 апреля, Корнилов со штабом переправился через Кубань и въехал в станицу Елизаветинскую. Здесь вместе с весенним солнцем его встречали казаки хлебом-солью, поклонами, приветствиями. У станичного Правления, уже приготовленного для размещения командующего и его штаба, — почётный караул казаков. Генерал с крыльца произнёс краткую речь. Закончил призывом:

   — Вступайте в нашу армию, казаки! Идите вместе с нами сражаться против тёмной силы, разрушающей нашу Россию, против большевистских палачей, заливших кровью всю страну и вашу родную Кубань. Призываю вас в поход. Призываю и приказываю!

В своём новом кабинете удовлетворённо осмотрел порядок на столе, разложенную карту с синими стрелами, направленными на чёрные кварталы Екатеринодара. Похвалил Долинского:

   — Отлично, Виктор Иванович. Проверьте связь с Богаевским и Эрдели и пригласите ко мне Антона Ивановича.

Адъютант знал, что если его называют по имени отчеству, можно не сомневаться в хорошем настроении генерала. Значит, армия побеждает. Или он просто радуется выздоровлению Деникина? Своевременно заболел, своевременно выздоровел. Правда, он друг Маркова...

Однако прежде Деникина к командующему прорвался кубанский атаман Филимонов[40]. Тот самый, что обещал Корнилову пополнение в Екатеринодаре «трижды по девять тысяч». Теперь он был усталый и раздражённый.

   — Ваше высокопревосходительство, прошу меня извинить за то, что явился к вам без вызова и, наверное, не вовремя, — кивнул головой туда, где погромыхивала артиллерия. — Но я вынужден обратиться к вам по поводу странного отношения ко мне и к моему правительству вашего начальника переправы генерала Эльснера, попросту не пустившего нас.

   — Я знаю, что он вас задержал, — перебил Филимонова Корнилов. — Генералу Эльснеру ничего не оставалось, кроме как либо задержать вашу Раду на той стороне, либо самому быть повешенным на этой стороне. Я не люблю, когда мои приказания выполняются не точно. Паром мал, а успех дела зависит от скорейшей переправы строевых частей.

   — Я понимаю вас, ваше превосходительство, но и наша Рада должна вовремя оказаться в окрестностях города и поднимать казаков на борьбу. Мне известно о вашей прекрасной зажигательной речи перед казаками и о вашем приказе мобилизовать казаков окрестных станиц.

   — Когда дня через два мы возьмём город, я назначу генерал-губернатором генерала Деникина.

Филимонов, считавший себя главной властью на Кубани, сразу не нашёлся, как выразить своё недоумение и даже возмущение. Не успел сказать ни слова, как с адъютантской осторожностью в комнате появился Долинский и доложил о приходе Деникина.

   — Вовремя, Антон Иванович, — с горячей радостью приветствовал Корнилов своего помощника. — И выздоровели вовремя, и сейчас появились вовремя. После взятия Екатеринодара вы назначаетесь генерал-губернатором города. Вам предстоит немедленно очистить город от спрятавшихся большевиков, на корню уничтожить возможные красные заговоры, пресечь вероятные бунты, разместить войска, наладить снабжение. Это назначение я делаю на первые дни, пока всё не успокоится. Александр Петрович меня поймёт — временный генерал-губернатор никоим образом не помешает Кубанской Раде. Наоборот — облегчит её работу.

Филимонов, по-видимому, командующего не понял — ушёл в полной растерянности.

Корнилов смотрел ему вслед неодобрительно.

   — Власть называется, — презрительно сказал командующий, — отдали всю Кубань большевикам, а теперь на нашей крови хотят построить какую-то свою автономию. Но теперь мы не повторим ростовскую ошибку — не свяжемся ни с какими местными властями. Создадим в дальнейшем своё правительство — российское. Благо, с нами в Екатеринодаре будет председатель Государственной думы Родзянко.

   — Когда вы считаете целесообразным начать штурм города, Лавр Георгиевич?

   — Завтра. Контратака красных отбита. Богаевский доложил, что они бегут к городу беспорядочной толпой. Только артиллерия ведёт огонь. Беспорядочный огонь. Прикрывают бегство. Разведка доносит, что в городе паника, начинается эвакуация.

   — Они не ожидают вашего блестящего манёвра на Елизаветинскую, Лавр Георгиевич. Были уверены, что будем наступать вдоль железной дороги. Говорят, что у них хорошо налажена разведка, но теперь я в этом сомневаюсь.

   — Разведка у них неплохая, но я принял меры к обеспечению глубочайшей секретности. О моём плане знали лишь несколько человек.

   — Блестящий замысел, блестящее исполнение, — в голосе Деникина играла музыка победы, наверное, для того, чтобы заглушить неприятные тона, рождённые некоторыми вопросами. Успеет ли Марков переправиться к началу штурма? Часть его бригады ещё на марше.

Корнилов сверлил помощника сверкающим взглядом восточного завоевателя, сомневающегося в преданности своих воинов. Отвернулся к окну, сказал с некоторым драматическим нажимом:

   — Меня волнует судьба раненых. 1200 наших бойцов! Их только сегодня начинают переправлять. Большевики могут в любой момент напасть на переправу с любой стороны. Я готов половину армии оставить на левом берегу для защиты наших героев.

   — Может быть, лучше было бы оставить для прикрытия обоза Охранную и Инженерную роты, команду кубанцев, солдат-хозяйственников?