Мираж - Рынкевич Владимир Петрович - Страница 71

Дымников, как первопоходник, маршировал в колонне корниловцев. Парад под оркестр, да ещё с иностранными зрителями пробуждал забытые эмоции — возникали ненужные мысли о своей кровной близости к людям, с которыми шагаешь рядом, и о своей помощи их врагам. Как можно жить с этим? Расстреляли латыша красного командира — ведь это он, Леонтий Дымников, помог его разоблачить. А тот, между прочим, помог им выиграть сражение в апреле...

   — Дымников! Выше голову, — вдруг закричал Кутепов. — Сегодня вы пехотинец, корниловец, герой Ледяного похода!

После парада было приказано срочно готовить конвой для генерала, и Леонтий уже в качестве конного артиллериста мчался за автомобилем Кутепова. Солнце разбрасывало по степи вспыхивающие золотом пластины погон, медные капли форменных пуговиц, зеркально сверкающие затворы орудий, дрожащий блеск конного снаряжения. Выехали на лётное поле, где стоял аэроплан, возле его пропеллера колдовал лётчик в экзотическом шлеме и очках.

Генерал вышел из машины со строгим командирским лицом. Лётчик доложил, что к полёту готов.

Кинооператоры устроили свалку, борясь за лучшие места, откуда можно снять самый эффектный кадр: «Герой Гражданской войны генерал Кутепов садится в аэроплан, чтобы лично осмотреть с воздуха позиции противника».

   — Маршрут помните?

   — Так точно, Ваше превосходительство. Осмотр перекопских укреплений и Турецкого вала, далее к Днепру с выходом на Каховку, если позволит ветер и наличие горючего.

Впервые генерал сидел в аэроплане и, привязанный ремнями, через лётные очки смотрел вниз, туда, где покачивалась солнечная плоскость земли, усыпанная клочками теней, коробочками строений, полосами окопов и муравьиным движением людей, тех самых красных, которых надо убивать.

Генерал понимал, что нельзя поддаться детской радости полёта и любоваться пейзажами. Надо выполнять боевую задачу. Найти слабое место в линии обороны латышей. Вот здесь, ближе к морю. В направлении на Чаплинку сконцентрировать дроздовцев. Главный удар: Турецкий вал—Перекоп и далее — на Каховку. На правом фланге марковцы и алексеевцы через Аскания-Нова в том же направлении. На Каховку!

Полёт прошёл удачно, и, вылезая из аэроплана, Кутепов даже пошутил:

   — Я хоть и генерал, а с такой высоты падать страшно.

Потом был праздничный обед для Кривского, получившего благодарность «за особые заслуги при подготовке операций против войск противника». Генерал лично поздравил Михаила, оркестр играл туш. Дымникову не праздновалось. Он сидел рядом с Воронцовым — показалось, что и у того не очень праздничное лицо. Особенный тост был произнесён в честь генерала Слащова, который накануне высадил десант на Азовском побережье и успешно наступал на Мелитополь.

   — Плохо мы с вами радуемся, Максим Павлович, — сказал Леонтий соседу. — Надо бы по полной.

   — Чтобы меньше тошнило, когда обратно будем идти.

   — Все знают, что наше дело обречено, и все с радостью идут в бой. И мы с вами.

   — Вы же читали, за что мы боремся, — сказал с некоторой иронией Воронцов. — Будто бы сам Кутепов с аэроплана сбрасывал, и нас с вами не забыли.

Не забыли: возле каждого прибора лежала листовка на хорошей бумаге, со вкусом оформленная рамочкой с лаврами, венками, пушками и пейзанскими хороводами, — хоть сейчас на стенку в кабинет.

«Воззвание к русскому народу:

Слушайте, русские люди, за что мы боремся:

За поруганную веру и оскорблённые её святыни.

За освобождение русского народа от ига коммунистов бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь.

За прекращение междоусобной брани.

За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую землю, занялся бы мирным трудом.

За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.

За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе ХОЗЯИНА.

Помогите мне, русские люди, спасти Родину.

Правитель и Главнокомандующий Вооружённых сил

на Юге России барон П. Врангель».

   — Кто же это такой — «Хозяин»? — в шутку спросил Дымников.

   — Ни за что не догадаетесь, — ответил Воронцов, и оба засмеялись.

Обедали в большой открытой палатке, и многие уже поднимались из-за столов, выходили курить, прогуливались. Вышли и Воронцов с Дымниковым.

   — Я за вами давно наблюдаю, Леонтий Андреевич. Вы — человек Кутепова, с ним встали на этот путь, с ним хотите идти до конца.

   — Все мы здесь пришли с кем-то или за кем-то и никуда теперь отсюда не можем уйти. Особенно жаль мне мальчишек-юнкеров, которые почти все погибли или покалечились в кубанских степях. За кем они пошли? Кому хотели служить? Умирающему старику Алексееву, который своими руками разрушил Империю, лишил императора престола, а в предсмертном маразме одумался и, говорят, плакал. Корнилову? Он был Главкомверхом при Керенском и, кроме бездарно сочинённого воззвания, ничего не создал для государства, а его войска и до Петрограда не дошли. Деникин — особенная фигура. В Бердичевской тюрьме над ним издевались, а когда вели на станцию, то закидали грязью и камнями. Тысячная толпа солдат была готова его разорвать вместе с Марковым. Разве он мог это забыть? Командовал и на Москву шёл, а с пленными расправлялся — и, наверное, испытывал некоторое удовольствие от справедливого возмездия. И что же? Та же толпа была готова разорвать его в Новороссийске — англичане выручили. Это военные и государственные мужи, под знамёна которых собиралась лучшая молодёжь России. Они повели её умирать в кубанских степях. Вы были там? Видели кутеповскую цепь — в полный рост без выстрела с винтовками наперевес? Первые красные пугались, бежали, а следующие стали их бить. И нету юнкеров, студентов, молодых офицеров. О нынешнем я не говорю — вы сами видите, что он искренне считает себя призванным править Россией. Ну пока хотя бы Крымом. Сам заявляет, что армия обречена на поражение, но почему-то гонит её в наступление. Слащов уже пошёл, на днях и мы. Максим Павлович, почему мы с вами здесь? Ну, я с Кутеповым, а вы?

   — Я, Леонтий Андреевич, из глубоко религиозной семьи, из подмосковного городка Воскресенска. Это не означает, что я готов пропадать в церквах, хотя и не пропускаю праздничные службы. Отец и мать более аккуратны в этом смысле, и сестра тоже, и женился я на истинной христианке — она с родителями. Главное — я верю в христианского православного Бога, ибо только истинная вера противостоит дьявольскому хаосу на земле. Я сражаюсь за Веру и безжалостен к тем, кто растоптал её и богохульствует на весь мир, совращая малых сих.

   — Я заезжал к поэту Волошину, и он в своих стихах считает, что случившееся с Россией — это бич Божий за какие-то грехи наши, и пишет: «Божий бич, приветствую тебя!»

   — Истинный христианин так не скажет. Гордыня обуяла поэта. Вера утверждается не на мудрости человека, а на силе Божией. Сказано: «Погублю мудрость мудрецов и разум разумных отвергну». Не Волошину и не нам с вами судить, где он, бич Божий. Казнить отступников нам дано, и мы делаем это. Сказано: «Если отвергшийся закона Моисеева без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящён». А по Волошину, мы должны покорно стать на колени перед Троцким и ожидать казни. Ведь он же бич Божий.

   — Значит, Кутепов тоже исполняет христианскую миссию?

   — Вы, Леонтий Андреевич, давно с ним вместе. Он даже знаком с вашими родными. Я его знаю меньше, чем вы, и не мне судить о нём. Скажу только, что сложный он человек.

— Да. Сложный. Знает, что армия обречена, что победить всю Россию невозможно. Я разговаривал с ним. Спросил, что будем делать после поражения? Он сказал, что никогда не распустит армию, уйдёт с ней в какое-либо другое славянское государство и будет сражаться против красных за Россию. Если не дадут сражаться, будет готовить войска к сражениям. Вы пойдёте с ним?