Мираж - Рынкевич Владимир Петрович - Страница 66

Британское правительство, оказавшее в прошлом генералу Деникину значительную поддержку, которая только и позволила продолжать борьбу до настоящего времени, полагает, что оно имеет право надеяться на то, что означенное его предложение будет принято. Однако если бы генерал Деникин почёл бы себя обязанным его отклонить, дабы продолжить явно безнадёжную борьбу, то в этом случае британское правительство сочло бы себя обязанным отказаться от какой бы то ни было ответственности за этот шаг и прекратить в будущем всякую поддержку или помощь какого бы то ни было характера генералу Деникину.

Британский Верховный комиссар. 2 апреля 1920. Константинополь».

Деникин спрятал телеграмму, провёл ладонью по лицу — глухая ночь.

   — Я очень устал, — сказал он. — В ближайшие дни соберу военный совет и подам в отставку.

Здесь Кутепов должен был сыграть по-своему: он знал, что военный совет его не утвердит.

   — Антон Иванович, — сказал он сочувственно, — военный совет измучает всех нас и вас, в первую очередь. Лучше всего вызвать в Ставку старших командиров и выяснять их мнения. Совет, назначенный Слащовым, безусловно, надо отменить.

Деникин согласился, важно кивнув головой.

Кутепов возвращался к себе в вагон с чувством генерала, отстоявшего свой план боя: в беседах со старшими начальниками перевес будет на его стороне.

Из-за того, что некоторые офицеры загуляли, отъезд был назначен на утро. Дымников с Кривским возвращались от «татарочек», и Леонтий объяснял приятелю, что никогда не надо ориентироваться на самую красивую — там сомнение и отсюда неуспех. Тени деревьев и домов пересекались на площади, и ветерок причудливо запутывал их, заставляя спотыкаться. В порту на случай нападения красных дежурили казаки, а здесь, за каменной оградой, вдруг запели: «Белой акации гроздья душистые... О, как мы молоды были тогда!» Романс закончился, а на ограде обнаружился неровно приклеенный большой лист с угольно чёрным текстом:

«Товарищи!

Белогвардейские палачи продолжают кровавые расправы над лучшими представителями трудового народа. В Симферополе расстреляны руководители горкома РКП(б) ВБ. Макаров, АЛ. Бунаков, ИА. Севастьянов, Лия Шулькина, И. Вайсблатт, Иоффе, М. Кияченко, С. Крючков, И.Ашевский.

Кровь невинно замученных 9 ваших представителей взывает к вам! К отмщению! К оружию! Доставайте оружие, обучайте не умеющих владеть им, организуйтесь в боевые дружины и ждите нашего зова!

Крымский областной комитет РКП (б)».

   — Слабый текст, — сказал Кривский. — Я бы лучше сочинил.

   — Вот и сочините, когда нас будут вешать.

   — Лео, я вас не понимаю... Мы готовим переворот.

   — Шучу, Миша. Смотрю, нет ли здесь знакомых в списке.

Знакомый есть — В.В. Макаров. Когда-то возил на генеральской машине. П.В. Макарова здесь нет — спасся и, конечно, действует. Может, ещё встретимся. Леонтий даже оглянулся — не стоит ли он за спиной, подмигивая едва заметно: «Навар есть. Точно. Привет мадам Крайской».

Ночью Леонтий думал о ней под негромкий морской прибой. Помнит, помогает, значит, любит. А он её? Разве можно любить другую женщину, если твоей была Марыся? Нет — Марина Конрадовна. Когда-то была Марина Мнишек. Кутепову, наверное, снится сон Гришки Отрепьева — наобещал хитрый мужичок Деникин, и видит себя Александр Павлович Главнокомандующим... Лестница прямая ведёт его на башню, а с высоты народ на площади кипит и на него указывает со смехом...

Нет. Литературные сны Кутепову не снились, однако в душе было смутно. Неужели Главнокомандующий? Кто он? Академию не кончал. Приёмный сын. Узнают о Тимофееве. Что-нибудь раскопают. Большевистские газеты наверняка раструбят. Но решился же. Молодёжь поддерживает. Процедура, согласованная с Деникиным, в твою пользу. Перед лицом всеобщего недоверия Деникин увидит рядом с собой только верного Кутепова.

Утром, однако, всё изменилось: и ветер, и тучи, и секретная телеграмма из Ставки:

«3 апреля в Севастополе назначается военный совет под председательством ген. Драгомирова для избрания преемника Главнокомандующему вооружёнными силами Юга России. В состав совета входят командиры корпусов Кутепов и Слащов и их начальники дивизий. Из числа командиров бригад и полков — половина от Крымского корпуса. (В силу боевой обстановки, норма может быть меньше.) Должны прибыть также: коменданты крепостей, командующий флотом, его начальник штаба, начальники морских управлений, четыре старших строевых начальника флота. От Донского корпуса — генералы Сидорин, Кельчевский и шесть лиц в составе генералов и командиров полков. От штаба командующего — начальник штаба, дежурный генерал, начальник военного управления и персонально генералы: Врангель, Богаевский, Улагай, Шиллинг, Покровский, Боровский, Ефимов, Юзефович и Топорков».

Кутепов реально оценил смысл документа: процедура рассчитана на Врангеля. Не спал ночью Деникин после его ухода.

Совет был назначен на вечер и должен был пройти в губернаторском доме. Впереди был день, процедуру можно использовать по-разному, и Кутепов не отказался от борьбы. На 2 часа дня его пригласили на предварительное совещание представители Дроздовской дивизии. Он, не думая, заявил, что приедет лишь к трём: пусть без него выговорятся, и он ответит всем сразу. Так и произошло. К его приезду все споры закончились, и начальник штаба дроздовцев заявил: «Совещание старших начальников Дроздовской дивизии решило просить генерала Деникина остаться у власти, так как все мы не могли мыслить об ином Главнокомандующем». Кутепов поднялся и сказал безапелляционно и коротко:

— Генерал Деникин твёрдо решил оставить свой пост, о чём вчера заявил мне лично.

В ответ возгласы: «Это интриги... Его вынудили... Его измучили недоверием... В штабе разногласия...» В таких дискуссиях Кутепов не участвовал, он поднялся и уехал к себе. Вызвал своего самого горячего сторонника — Кривского.

-— Вы видите, Михаил Алексеевич, что Совет настроен оставить Деникина. А если проголосуют за Деникина, то завтра назначат Врангеля. Что делать?

   — Но у барона Врангеля иностранная фамилия, к тому же с титулом, чуждым для русского духа. Большевики, конечно, используют это в своей пропаганде. Он энергичен, талантлив как военный начальник, но, говорят, настолько честолюбив, что это мешает ему быть всегда беспристрастным. Думаю ещё, если Главнокомандующим будет генерал Врангель, то армии, как Добровольческой, наступит конец. На этом посту нужны вы, Александр Павлович.

Бородка генерала Кутепова в такие моменты автоматически взлетала вверх, и чингисхановские глаза источали слепящий серебристый огонёк.

   — Быть может, вы во многом правы, — сказал он, — однако Врангель талантливее меня и с этим тяжёлым положением, в которое попала армия, справится лучше. Если я сейчас на Совете предложу свою кандидатуру, что, разумеется, исключено, или кто-то выступит за меня, то это будет мой полный провал. Поэтому я сам предложу Врангеля.

   — Нет, Александр Павлович. Вы не должны этого делать. Сегодня все или почти все будут за Деникина. Вот вы первый и выступите за этот памятник.

   — Памятник, — усмехнулся Кутепов, — памятник Добровольческой армии... Что ж, пора ехать.

У выхода ждал озабоченный Ленченко.

   — Ваше превосходительство, происходят ужасные вещи, — сказал он. — Охрану во дворце несут дроздовцы и, не стесняясь, громко выкрикивают: «Никого не признаем, кроме Деникина, а всякого другого расстреляем!» И вот ещё, — добавил Ленченко, протягивая симферопольскую газету «Юг».

На первой её полосе — большое фото площади, на фонарях — повешенные. Рядом напечатано письмо-протест представителей Симферопольского земства и города Симферополя с заявлением, что население лишено возможности посылать своих детей в школы «по разукрашенным Кутеповым улицам».

   — Раздают поголовно всем, — сказал Ленченко, — и членам Военного совета.