Мираж - Рынкевич Владимир Петрович - Страница 35

Встречая полковника, генерал сумел принять надлежащий серьёзный вид, спрятав за пенсне пьяные глаза.

   — Я к вам по важному делу, — сказал Щукин, едва заметно мигнув в сторону Макарова.

   — Можете говорить при адъютанте.

   — Тем более, что ему, пожалуй, придётся им заниматься. Во-первых, против вас, генерал, распускаются слухи. Будто под вашим руководством ваши подчинённые грабят город, разбазаривают богатые трофеи. В частности, американские консервы из складов на Москалёвке.

   — Но там же боеприпасы.

   — Это маскировка.

   — Если что-то подобное происходит... Я сам разберусь и прекращу. Виновных — под трибунал.

Оставшись одни, генерал и адъютант понимающе взглянули друг на друга.

   — Прикажи Прокопчуку стаканчик водки и чего-нибудь острого. И себе.

   — Так точно, ваше превосходительство, но со складом мы должны решить сейчас. Я уже и бумагу подготовил.

Денщик принёс водку, сыр, маслины. Макаров достал из папки документы.

   — Нашей армией захвачены секретные большевистские склады, — сказал он. — Охрану я поставил надёжную, но надо оформить. Вот здесь, в этом распоряжении я указал: «Выдача лишь с разрешения Командующего армией генерала Май-Маевского под контролем его адъютанта капитана Макарова».

   — Замечательно. Давай подпишу. Теперь ни одна песчинка не уйдёт со склада без нашего ведома. А вы знаете, капитан, что вчера вечером у нас с Аней состоялся интимный разговор? Правда, потом я был сильно пьян и ничего не помню. Всё кончилось благополучно?

   — Так точно, ваше превосходительство. Князь Адамов и сам Жмудский помогли усадить вас в автомобиль. А Анна Петровна, по-моему, очень вас любит. Она ревнует вас к каждой женщине. Когда вы уезжали, просила передать: сегодня вечером быть у неё.

   — Хорошо, вечером поедем. Я сейчас лягу спать. Начальнику штаба скажи — совещание переносится на завтра. Ну, если Щукин что-нибудь, тогда разбудишь.

Бравое барабанное утро, и, казалось, солнце двигалось вместе с корниловцами на Москву под Преображенский марш. Однако пока не на Москву, а на маленькую станцию, и победа маленькая, но победа.

Кутепов приказал обращаться с пленными по новым правилам: расстреливать только комиссаров и коммунистов, остальных — в обработку и, возможно, даже в строй. Сам он давно собирался с адъютантом верхами в батарею. И что-то ещё. Ах да, письмо от Лидии. Его прочитать потом, в спокойной обстановке, когда освободится от дел. Артиллеристов, наверное, предупредили: часовой у ворот в новенькой форме. Сам Бондаренко выбежал докладывать — батарея согласно распорядку дня занимается боевой подготовкой. Спешились, пошли по расположению.

   — Показывайте, что за боевая подготовка.

   — Приведение в порядок орудий и амуниции.

В тени у конюшни ездовые огромными сапожными иглами зашивали уздечки, шлеи и прочую кожу. Неподалёку, на солнце, раздетые по пояс солдаты забивали пыж в ствол орудия.

   — Швейную мастерскую открыл, Бондаренко? Крестиками умеют вышивать? Построить батальон! Орудия не выкатывать!

Хотел, было, Кутепов устроить и выводку — проверить содержание лошадей, а их всегда содержат не очень хорошо, особенно, если проверять чистым носовым платком, но адъютант напомнил, что генерал вызван в Харьков на встречу с английской военной миссией. Ограничились строевым смотром. Потом беседовали с офицерами в маленькой, но прохладной и уютной столовой — «наше собрание». Спросил Дымникова, хорошо ли зажила рана. Пообещал участие в московском параде и салюте.

   — Господина капитана вызывают в штаб командующего, — сказал Бондаренко. — Телефонограмма адъютанта его превосходительства.

При упоминании об адъютанте у генерала появилась какая-то недовольная морщина между бородой и кончиками усов.

   — Зачем вызывают?

   — Хорошо знает французский язык.

   — Для встречи с англичанами?

   — Англичане вроде нас, — позволил себе включиться Ленченко. — Только французский знают. Ну ещё и английский немного.

Кутепов усмехнулся и милостиво сказал:

   — Прошу в мой автомобиль.

Вскоре выехали. Раздражало жаркое предзакатное солнце, бьющее в глаза. На пустынной окраине — два забора, две хаты — догнали колонну пленных красных. Кутепов приказал остановить колонну.

   — Кто начальник конвоя? — спросил он.

   — Поручик Чижов, — доложил немолодой, лет сорока-пятидесяти офицер.

   — Куда ведёте?

   — На сборный пункт, ваше превосходительство. Которых отобрали для службы. Остальных расстреляли.

   — Поручик Чижов, когда вам присвоили звание?

   — На германском фронте я был подполковником. После меня насильно мобилизовали в Красную армию, но я сумел перейти к вам, к своим.

   — Сумел? Сумел в плен попасть? Теперь отслуживай своё предательство. А вы, ребята, согласны сражаться за великую единую неделимую Россию?

Пленные, конечно, отвечали согласием, кто громче, кто быстрее.

   — Все согласны?

   — Все, ваше превосходительство!

   — И ты согласен? — спросил Кутепов, неожиданно остановившись около светловолосого пленного в рваной гимнастёрке.

   — Так точно, ваше превосходительство!

   — Леонтий Андреевич, подойдите, пожалуйста, сюда, — подозвал генерал Дымникова. — Узнаете? Я ещё там, на Литейном, приказал вам запомнить его фамилию. Узнали?

   — Узнал, — вздохнул Дымников, — унтер-офицер Кирпичников.

   — Поручик Чижов, — металлом по камню резанул кутеповский голос. — Этого пленного немедленно расстрелять. Здесь.

   — Ваше превосходительство, — забормотал Кирпичников, — я же добровольно... За единую неделимую... Искупить вину... Ваше превосходительство...

Смерть уже пристала белой маской к его лицу, волосы прилипли к черепу.

Кутепов отвернулся, не слушая. Поручик Чижов отдавал приказы конвойным, но генерал его перебил:

   — Нет, поручик. Сами! Очищайтесь от красных грехов. Наган у вас есть. Можете взять винтовку.

Кирпичников плакал, продолжая бормотать. За ближайшим глухим забором почувствовалось движение — зрители. Чижов, глядя в землю, доставал наган.

   — Выведите его из строя, — приказал он солдатам.

Конвоиры выволокли приговорённого на обочину дороги, поставили у кювета.

   — Вон туда смотри, на лесок, — сказал один из конвойных, — чтобы солнышко глаза не жгло.

Поручик выстрелил неудачно — пуля попала куда-то рядом с ухом, и Кирпичников повернул к нему залитое кровью лицо и завыл. Поручик торопливо выпустил весь барабан, и Кирпичников грузно завалился ему под ноги, искорёженным окровавленным лицом в пыль.

   — Тем хохлам за забором прикажите закопать, — сказал адъютант Кутепова конвойным.

Поехали дальше, генерал даже не оглянулся. Спросил:

   — Вы действительно, Леонтий Андреевич, хорошо знаете французский?

   — Да нет. Забыл. Так, на уровне «как вы себя чувствуете?»

   — В артиллерии не требуется знание французского языка. Вы знаете, капитан, что планируется объединение всех батарей в «Артиллерийскую генерала Маркова бригаду»?

   — Слышал.

   — Возможно, и вы получите батарею. Хочется?

   — Сразу после ранения... Тяжело...

   — Да. Спешить не надо. Тем более, скоро начнётся решающее наступление на Москву, и продвижение по службе пойдёт быстро.

Вдоль Сумской, от Метрополя до сада, по тротуарам стояли шеренги солдат и офицеров в новых мундирах с корниловской нашивкой. Макаров был очень занят организацией трёх банкетов: в Гранд-отеле, Буффе с цыганами и в особняке командующего. Не нашёл времени поговорить, но взглянул на Дымникова с некоторой злостью и даже погрозил кулаком.

Машина Май-Маевского со свитой и адъютантом выехала навстречу четырём английским автомобилям, подъезжавшим со стороны вокзала. Леонтия усадили в большой открытый автомобиль, забитый офицерами. Отсюда он хорошо видел церемонию.

Машины гостей остановились, Май-Маевский вышел Навстречу генералу Бриксу, встретил его какой-то короткой речью и повёл вдоль выстроенных шеренгами войск. Сухощавый рослый англичанин шёл впереди, командующий Добрармией с колышущимся животом двигался за ним, сбиваясь с ноги. Брикс на ломаном русском языке крикнул: «Здравствуйте, герои корниловцы!» Ответили дружно: «Здравия желаем, ваше превосходительство!»