Флотская богиня - Сушинский Богдан Иванович - Страница 7

– Какой еще аэродром? – иронично и несколько высокомерно переспросил майор НКВД.

– Полевой, запасной и, ясное дело, секретный, – отчеканил Штубер.

– Да нет здесь никакого аэродрома, и при памяти моей никогда не было.

Оберштурмфюрер развернул перед лесничим карту и ткнул пальцем в место у реки, обведенное коричневым карандашом.

– Вот он, аэродром «Буг-12», рядом с которым мы находимся и который вам поручено было охранять.

– Впервые слышу о таком, господин эсэс-офицер, – усталым голосом, глядя себе под ноги, проговорил Гайдук. – Это обычное армейское, «генеральское», как мы его называли, охотничье угодье. Ведомственность его не очень-то афишировалась. Если вы – охотник, могу порекомендовать: заяц здесь водится, перепел, лисы…

– Время от времени в этих местах генералы и партийные работники в самом деле устраивали некое подобие охотничьих забав. Однако все это – лишь прикрытие. На карты абвера аэродром нанесен еще в 1936 году.

– Что-то вы путаете, господин эсэс-офицер, – пожал плечами лесничий.

В ту же минуту Штубер метнул взгляд на ожидавших своего «выхода на арену» фельдфебеля Зебольда и специалиста по пыткам шарфюрера Лансберга. Мгновенно подхватив русского за руки, за ноги, они резким броском «посадили» его на пол, затем швырнули спиной о стенку.

Позволив ему немного прийти в себя, Лансберг, известный в отряде под кличкой «Магистр», в течение пяти минут отрабатывал на нем удары ребрами ладоней, каждый из которых, при более сильном исполнении, мог завершиться для «подопечного» переломом или своеобразным каратистским «нокаутом».

Буквально вырвав лесничего из рук шарфюрера, могучий, гориллоподобный Зебольд ухватил Гайдука за волосы, прижал лицом к шершавой каменной стене и по-русски, с характерным германским акцентом, спасительно проворковал на ухо: «Правду говори, идиот, иначе мой напарник сейчас начнет шкуру с тебя сдирать, с живого, он у нас мастер на выдумки… Тем более что барону и так почти все известно».

– Поскольку неподалеку, по Днестру, проходила румынская граница, – как ни в чем не бывало продолжал допрос оберштурмфюрер СС, когда Гайдука в полуобморочном состоянии вернули за стол, – то в стратегических планах «Буг-12» рассматривался в качестве одного из так называемых «аэродромов подскока», где пилоты дальней авиации могли бы дозаправиться, отдохнуть или взять на борт парашютистов.

– Возможно, и так. В тридцать шестом меня здесь еще не было.

– Знаю, вы прибыли сюда осенью тридцать седьмого, после того, как весь предыдущий состав военизированной охраны, тоже маскировавшийся под егерей, был расстрелян коммунистами. Но ведь последние учения проводились в сороковом году, уже в разгар нападения Советского Союза на Финляндию. Вы были назначены заместителем начальника базы и начальником ее службы безопасности. Можно сказать и так – что вы были начальником особого отдела гарнизона базы.

Гайдук снова вознамерился разубеждать барона, однако, ощутив на своем загривке волчью хватку Зебольда, пробормотал:

– Осенью сорокового здесь действительно проходили ночные учения. Затем всех парашютистов перебросили куда-то под Ленинград.

– Кстати, – без какого-либо интереса воспринял это признание фон Штубер, – один из тогдашних охранников аэродрома был завербован абвером. Всех остальных коммунисты расстреляли – так же, как и десятки тысяч других офицеров и генералов. То есть просто так, – улыбаясь, вальяжно развел руками барон, – на всякий случай: вдруг, среди невинно убиенных и впрямь затесался все еще невыявленный «враг народа».

– Это уже политика, – проворчал Гайдук.

– …от которой вы пытаетесь откреститься? И это вы – кадровый чекист?

– Я никогда не принадлежал…

– Отставить! – буквально прорычал Штубер. – Нам прекрасно известно, что вы – майор НКВД.

– Бывший.

– Сомневаюсь, что бывший, хотя по документам вы и числитесь майором в отставке, уволенным из органов то ли по состоянию здоровья, – иронично осмотрел он рослую, кряжистую фигуру Гайдука, – то ли… А те двое егерей в виде ваших «сыновей» пребывали в чинах лейтенантов НКВД. Такими же служащими являлись и три женщины.

– Ладно, излагайте свою версию, я не собираюсь оспаривать каждое ваше утверждение.

– Это не версия, майор, а жесткая констатация неоспоримых фактов.

– Предположим, – устало, с неистребимым безразличием в голосе, согласился Гайдук.

– Признаю, держитесь вы пока что достойно.

– На этом этапе допросов – да… На этом этапе, – подчеркнул майор, давая понять, что к героям, без стона всходящим на костер инквизиции, он себя не причисляет.

– Пока что вы не даете повода приступить к более изощренным методам. И потом, мы ведь не в гестапо и не в НКВД. – Эсэсовец несколько мгновений напряженно всматривался в лицо украинца, пытаясь уловить какие-то нюансы его внутренней реакции, однако тот оставался невозмутим. – В вашем подчинении находились еще шесть вооруженных егерей, так называемых «объездчиков», из местных партийцев. Четверо из них, оставленных здесь для подпольной работы, уже в наших руках.

– Как я и предполагал, – проворчал майор. – Судя по имеющимся у вас сведениям…

– Нет-нет, – тут же отреагировал барон. – Результаты их допросов мне пока не известны. Я оперирую старыми данными. Из чего как раз и следует, что в двух километрах от аэродрома, чтобы не привлекать внимания, располагался отдельный автомобильный батальон, по сигналу тревоги немедленно прибывавший сюда, на объект.

– Хотите сказать, что все вокруг буквально напичкано вашими разведчиками?

– Так вот, в действительности, – не стал полемизировать с ним барон, – именно этот батальон и являлся секретным подразделением охраны аэродрома. Вы же, вместе с «лесничеством», служили всего лишь своеобразным прикрытием, являясь эдакими гражданскими сторожами.

– Обычная практика режимных объектов, – пожал плечами Гайдук.

8

Виновато глядя на «янычара в юбке», старшина отобрал у нее повод и нагайку, намереваясь отвести Бедового к дворовой коновязи, но в последнее мгновение задержался, наблюдая за тем, как развивается разговор новообращенного офицера со своей дочерью.

– Садись в тачанку, едем, – вместо сдержанных отцовских интонаций, все отчетливее в тоне старшего лейтенанта проявлялись теперь жесткие командирские нотки.

– Так, может, я верхом? – спросила Евдокимка, прежде чем отец объяснил, куда они направляются.

– Никаких «верхом»! Хватит своим женским видом воинскую дисциплину в гарнизоне подрывать.

«Что есть то есть», – почесал затылок старшина, понимая, что и сам, по глупости, чарам девичьим чуть было не поддался.

– Едем на ветпункт, поможешь собрать инструменты и медпрепараты. Теперь все это реквизируется для нужд армии.

– Есть, товарищ старший лейтенант! – Евдокимка постаралась придать своему голосу мужественности и прощально, признательно потершись щекой о морду коня, тут же взобралась на заднее сиденье тачанки. – А почему нет пулемета? – повернулась она к отцу спиной и сжала руки так, словно ухватилась за ручки «максима».

– Какого еще пулемета? – устало переспросил Гайдук.

– Обычного, как в конармии Буденного.

– Понятно: ты себя уже видишь Анкой-пулеметчицей, – иронично улыбнулся отец.

– Только на тачанке.

– Рассказов Гурьки-махновца наслушалась?

– Ты всегда слушал его с куда большим интересом, чем я или кто-либо другой, – обиженно огрызнулась Евдокимка.

«Махновцем» и «первым анархистом» колхозного конюха Гурьку называли давно. По местной легенде, будучи психически нездоровым, он каким-то чудом попал под устроенную атаманом Махно мобилизацию и почти полгода прослужил в его обозе. А просматривался у этого недалекого умом, добродушного паренька один серьезный недостаток – он ко всем любил приставать с одинаково глупыми расспросами и советами по поводу чего угодно, причем всегда не вовремя, всегда «под руку», да к тому же на полном серьезе убеждая: «Я же не дурачок какой-нибудь, я умный, я знаю, что надо…» При всей своей «недалекости» и малообразованности Гурька обладал удивительной способностью запоминать все услышанное – фразы, пословицы, поучения или советы от «умных людей». Даже через месяцы он мог воспроизвести их потом, к месту и не к месту, ошарашивая невольных слушателей своими познаниями.