Танец отражений. Память - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 46

— С родителем. Не с братом, — похолодев, сказал Марк.

— Твои родители — мы с Корделией, — твердо сказал граф.

На лице Марка отразилось неприятие.

Граф пожал плечами:

— Кем бы ни был Майлз — это мы его создали. Возможно, ты прав, относясь к нам с опаской. Может, и тебе мы тоже будем не на пользу.

Сердце у него отчаянно забилось. Родители. Мать и отец. Он не был уверен, что хочет так поздно обрести родителей. Они казались такими чудовищно громадными. Ему чудилось, что он теряется в их тени, раскалывается, как стекло, исчезает. Он вдруг испытал странное желание вернуть Майлза. Ему нужен человек одного с ним размера и возраста.

Граф снова заглянул в спальню:

— Пим должен был бы разложить твои вещи.

— У меня нет вещей. Только то, что на мне… сэр.

— У тебя должна была быть какая-то еще одежда!

— То, что я привез с Земли, осталось в камере хранения на Эскобаре. Время хранения истекло, так что вещи, наверное, уже конфискованы.

Граф осмотрел его:

— Я пришлю кого-нибудь снять с тебя мерки и собрать все необходимое. Если бы ты приехал погостить при более нормальных обстоятельствах, мы бы водили тебя всюду. Знакомили бы с родными и друзьями. Показали бы город. Проверили бы твои склонности, позаботились о твоем дальнейшем образовании. Но кое-что мы все равно сделаем.

Образование? Какое? Барраярская военная академия в представлении Марка приравнивалось к аду. Могут ли они его заставить?.. Ну, он найдет способ сопротивления. Он уже успешно избежал пользования гардеробом Майлза.

— Если тебе что-нибудь понадобится, вызови Пима, — проинструктировал граф.

Живые слуги. Как странно! Страх, от которого его выворачивало наизнанку, начал слабеть, сменяясь общим беспокойством.

— Я могу что-нибудь поесть?

— А! Пожалуйста, присоединись к нам с Корделией за ленчем через час. Пим проведет тебя в Желтую гостиную.

— Я сам найду. Этажом ниже, второй коридор на юг, третья дверь справа.

Граф поднял бровь:

— Правильно.

— Я же вас изучал.

— Ничего. Мы тоже тебя изучали. Мы все выполнили домашнее задание.

— А контрольная?

— А, вот в том-то все и дело. Никаких контрольных. Это жизнь.

И смерть.

— Мне очень жаль! — выпалил Марк.

Майлза? Себя? Он и сам толком не знал.

Похоже, граф подумал то же самое: губы его изогнулись в ироничной улыбке.

— Ну… как ни странно, мы почти рады, что все так плохо — хуже некуда. Раньше, когда Майлз пропадал без вести, никто не знал, где он и что еще выкинет… э-э… усиливая хаос. По крайней мере на этот раз известно, что в большую неприятность он уже не угодит.

Коротко взмахнув рукой, граф ушел. На мгновение Марк представил себе три способа, которыми мог бы сейчас его убить. Но вся подготовка, казалось, уже зачерствела. Да и вообще он сейчас не в форме. Поднимаясь по лестнице, он полностью выдохся. Закрыв дверь, Марк упал на резную кровать. Напряжение отступило, и его охватил озноб.

Под предлогом того, что Марк устал после перелета, граф и графиня первые два дня не давали ему никаких заданий. Честно говоря, если не считать официальных сборов за трапезой, Марк вообще не видел графа Форкосигана. Он бродил по дому и по окрестностям без всякой охраны — разве что под ненавязчивым присмотром графини. У ворот стояли охранники в мундирах: у Марка не хватило мужества проверить, поручено ли им не выпускать его.

Он изучал резиденцию Форкосиганов и никак не мог привыкнуть к мысли, что он действительно здесь. Все казалось чуть-чуть не таким. Дом был полон всевозможных закоулков, но несмотря на обилие антиквариата, в старые окна было вставлено современное высокопрочное бронированное стекло. Это напоминало огромную защитную оболочку. Дворец — крепость — тюрьма. Удастся ли привыкнуть к этой оболочке?

«Я всю жизнь был пленником. Я хочу стать свободным».

На третий день Марку принесли новую одежду. Графиня помогла распаковать вещи. Осенняя утренняя прохлада врывалась в спальню через окно, которое он с ослиным упрямством открывал навстречу таинственному, опасному, незнакомому миру.

Расстегнув один чехол, Марк обнаружил костюм в омерзительно военном стиле: китель с высоким воротником и брюки с лампасами. Все — цвета дома Форкосиганов, коричневое с серебром.

— Что это?

— А, — отозвалась Корделия, — довольно кричащий, правда? Это твой мундир, мундир младшего лорда дома Форкосиганов.

Его, не Майлза. Все новые наряды были рассчитаны компьютером с щедрым припуском. При мысли о том, сколько ему придется есть, чтобы сбежать и из этой одежды, у Марка похолодело в желудке.

Заметив его непритворное отчаяние, графиня улыбнулась:

— Ты обязан надевать это только в двух случаях: на Совете графов и на церемонии в честь дня рождения императора. Что, возможно, ты и сделаешь: день рождения Грегора не за горами. — Она помедлила, водя пальцем по вышитому на воротнике вензелю Форкосиганов. — А вскоре после него — день рождения Майлза.

Ну, сейчас Майлз не стареет.

— Для меня дни рождения не существуют. Как вы назовете момент, когда кого-то вынимают из маточного репликатора?

— Мои родители назвали его моим днем рождения, — сухо ответила Корделия.

Ну да, она же бетанка.

— Я даже не знаю, когда мой.

— Правда? Это есть в твоих записях.

— Каких записях?

— В твоей медицинской карте. Ты не видел ее? Надо будет дать тебе копию. Это… гм… увлекательное чтение — из разряда ужасов. Твой день рождения был в прошлом месяце, семнадцатого числа.

— Ну так я его все равно пропустил. — Марк застегнул мешок и упрятал мундир подальше в шкаф. — Впрочем, это не важно.

— Важно, чтобы кто-то праздновал наше существование, — мирно возразила Корделия. — Люди — единственное зеркало, в котором мы себя видим. Область всех значений. Все добродетели и все пороки — в людях. Во Вселенной, как таковой, их нет. Одиночное заключение является наказанием в любой культуре.

— Это… правда, — признал Марк, вспомнив свое недавнее заточение. — М-да.

Следующий наряд как нельзя лучше соответствовал его настроению: весь черный. Но при ближайшем рассмотрении он оказался практически таким же, как и мундир младшего лорда, только лампасы и вензеля — не из серебра, а из черного шелка, почти не различимые на черной же ткани.

— Это для похорон, — объяснила графиня. Голос ее зазвучал очень монотонно.

— А! — Он повесил костюм еще дальше, чем мундир юного фора.

В конце концов он выбрал самый невоенный костюм: мягкие свободные брюки, низкие ботинки без пряжек, стальных набоек и прочих агрессивных украшений, и рубашку с жилетом темных тонов. Чувство было такое, словно он нацепил на себя маскарадный костюм, но только великолепно сшитый. Камуфляж? Должна ли одежда представлять того, кто в ней, или скрывать его?

— Это я? — спросил он, выходя из ванной.

Графиня усмехнулась:

— Сложный вопрос. Даже я не могла бы на него ответить.

На четвертый день за завтраком объявился Айвен Форпатрил. В зеленом имперском мундире лейтенанта, великолепно смотревшемся на его высокой подтянутой фигуре. С появлением Айвена в Желтой гостиной вдруг стало тесно. Марк виновато съежился, а его предполагаемый кузен приветствовал тетку чинным поцелуем в щеку, а дядю — церемонным полупоклоном. Взяв тарелку, Айвен навалил на нее яичницы, мяса, обсахаренного хлеба, прихватил чашку кофе, выдвинул ногой стул и уселся за стол напротив Марка.

— Привет, Марк, — наконец соизволил заметить его Айвен. — Выглядишь отвратительно. Когда это тебя так разнесло?

Он отправил в рот кусок мяса и принялся сосредоточенно жевать.

— Спасибо, Айвен. А ты, я вижу, совсем не изменился.

Марк очень надеялся, что ему удалось высказать «не изменился к лучшему».

Карие глаза Айвена сверкнули. Он уже хотел ответить, но Корделия укоризненно покачала головой:

— Айвен!

Марк не думал, что упрек относился к попытке говорить с полным ртом, но Айвен все же сначала проглотил, а потом ответил — не Марку, графине: