Черные орхидеи (сборник) - Стаут Рекс - Страница 5

– …Я чувствую некоторую ответственность. Как почетный председатель комитета… Не люблю увиливать от ответственности, но что я могу сделать? Вы только посмотрите на них…

– Этот полицейский – придурок, – сказал Дилл. – Он не желает пропустить меня в мой собственный павильон. Чуть мне плечо не сломал. – С гримасой на лице он подвигал плечом вверх и вниз. – Есть здесь врач?

– Врач не поможет… Он умер…

Они посмотрели на меня. Дилл перестал массировать плечо:

– Умер? Умер! – Он бросился вперед и исчез в толпе.

– Вы говорили, что на него совершено нападение. – Хьюитт с интересом разглядывал меня. – Как это он может быть мертв? От чего бы он мог умереть?

– От того, что перестал дышать.

– Арчи, – сказал Вульф своим самым отвратительным тоном. – Прекрати. Вот уже час, как я прошу тебя взять эти растения. Бери их и отвези меня домой.

– Да, сэр. – Я забрал горшки. – Но я пока не могу уехать. Я ищу…

– Господи боже, – произнес Хьюитт, – какая катастрофа! Бедняга Дилл… Я должен, извините меня… – И он направился к центральной лестнице.

В эту минуту я увидел то, что отчасти и предполагал увидеть. Она прошла с другой стороны и тут же исчезла в толпе. Перед глазами мелькнул лишь ярлычок фирменного магазина на Четырнадцатой улице на воротнике пальто. Поставив горшки на пол, я ринулся за ней. Могу представить выражения, слетевшие с языка Вульфа. Впрочем, меня не слишком беспокоили его страдания – так ему и надо после идиотской комедии с Хьюиттом. Я оглянулся, чтобы посмотреть, как он испепеляет меня взором: он был весь багровый. Держу пари, он сбросил не меньше десяти фунтов.

Я обогнул какой-то выступ и бросился в противоположный конец павильона. Через минуту я увидел, как она протискивается в толпе, но не счел нужным особо осторожничать. Оказавшись у нее за спиной, я увидел, что голубую сумочку она по-прежнему держит под мышкой. Протянув руку, на которой все еще висело пальто Вульфа, и прикрываясь им, я нежно потянул за уголок. Сумочка легко поддалась, а хозяйка была так увлечена, что и не заметила, как ее сумочка скрылась под попоной моего бегемота. Отступая, я поглядывал на нее и, мысленно аплодируя любителям цветов, выбрался на свободное место.

Желанное одиночество я обрел за пятицентовик в мужском туалете на втором этаже. На сумочке была монограмма: «РЛ». Внутри, как обычно, носовой платок, пудреница, кошелек и прочая ерунда. Имелось там и то, за чем я охотился: ее имя и адрес. Там был конверт, на котором значилось: «Мисс Роз Лэшер, Морроу-стрит, 326, Нью-Йорк», что совпадало с инициалами «РЛ» на сумке. Все это я тщательно переписал в блокнот. В письме от какой-то Эмми объяснялось, почему та не вернула два доллара. Следующая находка превысила все мои ожидания. Это была аккуратно вырезанная и сложенная газетная заметка с изображением Энн и Гарри. Я сложил все обратно в сумку и вернулся на третий этаж. Протиснувшись через толпу, что оказалось совсем не просто, я разыскал Роз Лэшер и положил руку ей на плечо. Она резко повернулась.

– В чем дело? – Она полоснула меня взглядом.

– Спокойно, сестренка. Это я. Вот ваша сумочка.

– Моя сумка?

– Вы уронили ее, и я рисковал жизнью, чтобы вернуть ее вам. Она ведь ваша?

– Разумеется, моя! – Она выхватила сумку у меня из рук.

– Скажите «спасибо».

Она пробормотала что-то невразумительное и перестала обращать на меня внимание. Я взглянул на происходящее. Народу еще прибавилось. Содержимое двух радиофицированных полицейских машин толклось за ограждениями. Двое в форме наблюдали за врачом, который со стетоскопом в руках присел возле Гарри на корточки. В. Дж. Дилл, держа руки в карманах, стоял рядом с полицейским. Он нервничал. Похоже, что мхом на камнях никто и не думал интересоваться.

Я выбрался из толпы и поискал глазами Вульфа. Его нигде не было. Он исчез. Горшки стояли на полу, а он исчез.

«Чертов бегемот! – подумал я. – Он заблудится. Его похитят гангстеры. Он рухнет в какую-нибудь яму. Он простудится».

Спустившись обратно в мужскую уборную, я принялся выкрикивать его имя перед кабинками. И там его не было. Я спустился к главному выходу и добежал до нашей машины. Она была пуста. Пошел снег. «Наш крошка Ниро! – в отчаянии думал я. – Он на улице в такой вечер и без пальто! Старый толстый дурак. Он у меня дождется!»

Был уже шестой час.

Я остановился и попробовал рассуждать логически: «Он взял такси? Вряд ли. Он терпеть не может такси. Какое желание всего сильнее жгло его, когда я его бросил? Это просто: застрелить меня, сесть где-нибудь и выпить пива. Застрелить меня он не мог, потому что я смылся. Где же он мог отыскать стул?»

Я заплатил еще четыре монеты, чтобы попасть обратно на выставку, поднялся на один пролет и направился к двери с надписью: «Контора». Вокруг стоял народ. Какой-то тип ухватил меня за рукав, когда я взялся за ручку двери. Это был тот самый седой мужчина, что смотрел вчера на Энн так, словно возносил молитвы. Теперь он был взволнован, и его пальцы, сжимавшие мой рукав, дрожали.

– Я прошу вас, – сказал он, – если вы туда идете, не смогли бы вы передать это мисс Энн Трейси?

– Разве она здесь?

– Да, она вошла. Я видел.

Я взял сложенный листок бумаги и, пообещав передать, открыл дверь в приемную, где сидела женщина с усталым лицом. Я ненавязчиво улыбнулся ей, развернул записку и прочел: «Доченька! Надеюсь, не случилось ничего серьезного. Если могу чем-нибудь помочь, сообщи. Папа». Написано было карандашом на дешевой бумаге. Я сложил записку, подумав, что прежде всего надо будет купить моему тестю новую шляпу.

– Вам что-нибудь угодно? – весьма скептически поинтересовалась женщина за столом.

Я сказал, что у меня записка для мисс Энн Трейси. Она открыла было рот, но передумала и кивком указала на соседнюю дверь. Первым, кого я там обнаружил, был Ниро Вульф. Стул под ним почти соответствовал размеру седалища. На подносе стояли четыре пивные бутылки, в руке он держал стакан. Логика непобедима. Напротив Вульфа сидела Энн, а рядом за столом – Льюис Хьюитт. За другим столом быстро писал какой-то незнакомый тип. Еще один стоял у окна с Фредом Апдерграфом.

Вульф видел, как я вошел, но продолжал беседовать с Энн, не глядя на меня:

– …По причине нервов, да. Однако прежде всего это зависит от содержания кислорода в крови. Самый замечательный пример самообладания я наблюдал в Албании в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году. Его продемонстрировал осел. Я имею в виду четвероногого осла, который…

Я встал прямо перед ним.

– Простите, – произнес я ледяным тоном. – Это вам, мисс Трейси. – И протянул записку.

Она посмотрела сначала на меня, потом на записку. Развернула и прочла.

– О, – произнесла Энн. Она посмотрела по сторонам. – Где же он?

– Там, в коридоре.

– Но я… – Ее брови подскочили. – Не передадите ли вы ему… нет… Я сама пойду.

Она встала и направилась к выходу. Я шагнул, чтобы открыть ей дверь, и, увидев, что у Хьюитта такое же намерение, опередил его у самой цели. Однако в этот миг в дверь влетели сразу двое, едва не сбив Энн с ног. Я опять оказался проворнее и поддержал ее под локоть.

– Виноват, – буркнул вошедший. Он быстро осмотрел комнату и уперся взглядом в Энн. – Это вы Энн Трейси?

– Это мисс Энн Трейси, – сказал Хьюитт, – и именно так к ней следует обращаться.

Энн сделала попытку выйти. Мужчина протянул руку, чтобы задержать ее:

– Куда вы идете?

– Мне надо увидеться с отцом.

– Где он?

Фред Апдерграф ринулся вперед и двинул его в бок.

– Эй, держитесь повежливее! – зарычал он. – Какое вам дело…

– Позвольте мне, – вмешался я. – Это инспектор Кремер. – Я указал на другого в дверном проеме: – Сержант Пэрли Стеббинс.

– Даже если так, – в голосе Хьюитта звучало недовольство, – вряд ли обязательно удерживать мисс Трейси силой. Она хочет всего лишь поговорить с отцом. Я Льюис Хьюитт, инспектор. Могу я просить вас…

– Где ваш отец?