Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи - Песков Василий Михайлович - Страница 4

Фотокамера моя была наготове, но бездействовала. Малыши на открытой площадке суетились немало, но момента, когда бы они оказались вместе с матерью, не было — она все время увлекала их в сторону. Но терпенье фотографа оправдалось.

В отсутствие матери, когда волчата обязательно прятались в яму или стихали в траве, один шалопай беспечно бродил по площадке.

В этот момент мать его и застала. Я услышал приглушенное горловое рычание, означавшее: «Я кому говорила, не шляйся, разве не понимаешь — опасно!» Волчонок все понял, пятясь задом, он юркнул в яму, но я успел его снять вместе с матерью.

Солнце уже садилось за елки, когда я покинул вышку. Волчица в это время легла отдохнуть и уснула. Я пытался ее разбудить писком мыши, скрипом половицы на вышке — не проснулась или презрительно сделала вид, что спит.

Так ли ведут себя волки в дикой природе?

Неволя, даже такая, с видимостью свободы, поведенье животных, разумеется, искажает. И все же лес и логово в нем во многом дают проявиться волчьей натуре.

Фото автора. 26 июня 1983 г.

Личность

(Окно в природу)

Начнем с петуха. Мы видим его в роли для петухов необычной — собрал под себя и греет цыплят. Григорий Иванович Сологуб из деревни Гора Белгородщины объясняет ситуацию так: «Наседка была непутевая. Днем мать как мать, а вечером — на насест, да повыше. Мелкота пищит — холодно, а ей хоть бы что. И, видно, дрогнуло у нашего петуха сердце. Однажды смотрим — цыплята под ним. И так пошло потом каждый вечер. Беззаботная мать — на насест, а Петя внизу, и цыплята сразу к нему под крылья.

Свои дневные дела петух вел исправно. А вечером пробуждались у Пети не свойственные петухам родительские заботы. На эту диковину к нам во двор приходили глядеть соседи. Даже фотограф со вспышкой пришел, и я посылаю вам снимок нашего знаменитого петуха».

Можно улыбнуться, вспомним кое-что похожее в нашей человеческой жизни. Однако запомним: необычный, незаурядный петух.

На втором снимке видим мы трясогузку.

Я снял ее на палубе теплохода «Казань», совершающего рейсы Уфа — Москва — Уфа. Птица как птица, ничем особым от сородичей-трясогузок не отличается. И все же личность! Свила гнездо в щели вентилятора на палубе корабля. Когда теплоход, отчалив, двинулся в дальний путь, трясогузка гнезда не оставила. И совершила, возможно, единственное в птичьем мире странствие из Уфы в Москву и обратно. Капитан теплохода, которому доложили о трясогузке, приказал обнести вентилятор с гнездом канатом.

Никто и ничто не мешало птице. И она, охотясь на верхней палубе за мошкарой, благополучно вывела птенцов, а потом их и выкормила, взрастила. На остановках она улетала охотиться на берег. Но ни разу не отстала от теплохода и вернулась в Уфу со взрослым потомством.

Если бы трясогузки вели счет заслугам своих сородичей, эта вот путешественница несомненно была бы в числе знаменитостей…

В Москве в районе стадиона «Динамо» я уже много лет наблюдаю ворону заметного ума и характера. Проходишь мимо сидящих на дереве птиц — все, повинуясь стайному чувству, взлетели, а она остается сидеть, потому что видит: реальной опасности нет. А недавно увидел такую сцену. Кто-то оплошно уронил на улице несколько сушек. Вороны сейчас же это заметили. Одна, схватив сушку, села на дерево.

Потрогав клювом крайне сухой кренделек и поняв, что пища «не по зубам», ворона бросила сушку в бурьян. Но вот еще одну сушку находит другая ворона. И что же я вижу: не взлетая, вперевалку, неторопливо ворона идет к трамвайному рельсу, на него кладет сушку и, отлетев, сидит на штакетнике, ждет.

Первый раз это было, а может, ворона уже прибегала к такому приему, но только трамвай прогремел — она подлетела к рельсу, подхватила быстро осколки сухого хлеба и села на старую липу — «заморить червяка». У давней моей знакомой примет особенных нет, но хочется думать, что это была она, старая сообразительная ворона.

Один мой знакомый биолог сказал:

«У каждого вида животных есть особи заурядные, есть способные, и изредка так же, как у людей, встречаются гении». Очень возможно, что так и есть. Для нас все щеглы, все муравьи, сороки, зайцы, змеи, кроты — все на одно лицо. Природа тысячи и даже миллионы лет «штампует» разные виды животных с поразительным безошибочным постоянством, наделяя их не только одинаковой внешностью (вплоть до какого-нибудь особо окрашенного перышка в крыльях!), но также и одинаковым поведением, во многом определенным врожденной программой. Но стоит близко, внимательно присмотреться к отдельному существу, чувствуешь: чем-то, пусть маленьким, в своем поведении оно отличается от себе подобных.

У каждого — свой характер. Возможно, в меньшей степени это свойственно насекомым, хотя и тут закон «непохожести» действует несомненно. Что же касается высокоорганизованных животных — слонов, обезьян, медведей и особенно соприкасающихся с нами животных — волков, вороновых птиц, воробьев, — тут способности отдельных особей мы видим часто даже «невооруженным глазом».

И можем без особой натяжки употребить слово личность.

Известный каждому с детства писатель Сетон-Томпсон хорошо знал природу и умел о ней рассказать. Одну из своих замечательных книг, посвященных животным (помните: Виннипегский волк, голубь Арно, трущобная кошка, волки Лобо и Бланка?), писатель так и назвал — «Животные-герои».

 Фото из архива В. Пескова. 3 июля 1983 г.

Северный переход

Я встретил их в минувшую пятницу в маленьком селении ненецкой тундры. После «собачьих» холодов в Москве тут, на берегу Ледовитого океана, непривычной была сочинская жара — 28 в тени!

Людям, за большую дорогу привыкшим к северным холодам, тут было невмочь. Двое из шестерых, к огорченью фотографов, сбрили бороды и, если б не свирепые здешние комары, ходили бы, наверное, как туземцы тропических мест, с повязкой на бедрах. Полсотни лохматых собак, уроженцев Якутии и Чукотки, несомненно, разделяли стенанья своих каюров. Они не знали, куда себя деть от жары — пытались зарыться в землю, вывалив языки, часто-часто дышали.

Шестерых людей и сорок девять собак я застал в самом конце путешествия, оценить которое можно, только взглянув на карту. Пройдемся взглядом от крайней точки — мыс Дежнева на востоке — до Мурманска. Десять тысяч километров «с гаком»! Успешно и без потерь пройти это северное громадное тундровое бездорожье — человеческий подвиг, вызывающий в памяти славные имена россиян-землепроходцев Дежнева, Хабарова, Русанова, Черского.

О потерях и трудностях экспедиции Дежнева сказано так: «Взят мужами российскими мыс с ценой немалой: из 90 казаков спустя год только 12 выбрались к Анадырю… Там построили коч и еще пять лет сушей, реками дошли казаки до дому — Москвы стольной». Так открывалась наша земля. Люди уходили, и годы не было от них вестей. Сегодня повторение их путей проходит в иных условиях. Радио, авиация помогают следить за продвижением людей. Карты дают возможность им хорошо ориентироваться. Однако все тяготы странствий, известные в прошлом, и сегодня полною мерой ложатся на плечи тех, кто рискнул идти по земле без путей и дорог, да еще в крайне суровой ее стороне. Только волевые, выносливые, мужественные и вооруженные, как говорили предки наши, «чистыми помыслами и бескорыстием», одолевают пространства и приносят домой победу. Перед нами шестерка таких людей. Мысленно уберите очки, еще одну-две детали нынешней жизни — и вот они, казаки-землепроходцы времен Дежнева и Хабарова.

Да, вот так, или почти так выглядели землепроходцы, чьи имена утвердились на карте России в названьях поселков, мысов, заливов, морей, хребтов, перевалов, бухт, островов. Материк Европы и Азии открывался и обживался людьми такого вот склада — волевыми, выносливыми, мужественными.