Уловка (Держи меня крепко, Прайм-тайм, Последнее интервью) - Браун Сандра - Страница 32

— Лес, пожалуйста, притормози и дай мне подумать. — Она вернулась к постели и легла. — Я не предполагала, что мы пустим записи в эфир после смерти генерала. Интервью не были задуманы как некролог.

— Я это знаю, — по его тону было понятно, что он теряет терпение, но старается не сорваться. — Но все вышло именно так. Ты знала, что генерал стар и ээ… скоро умрет.

— Скоро, да, но не настолько, чтобы я стала тому свидетелем. — Она накрыла лицо руками. — Транслировать их сейчас — как-то холодно, бездушно, непочтительно.

— Не верю своим ушам, — закричал Лес и хлопнул себя по бедрам. — Да что случилось с тобой?

Лайон. С ней случился Лайон. А еще с ней случился генерал Рэтлиф. Само интервью, которого она с таким упорством добивалась, съежилось рядом с ними, потеряло значение. Но какой вред эти пленки причинят памяти генерала? Никакого. Нужно придерживаться такого образа мыслей. Если она согласится с Лесом, он оставит ее в покое на некоторое время.

— Ладно, — слабо отозвалась Энди. — Делай что считаешь нужным. Но я приеду в Сан-Антонио позже. Хочу остаться здесь ненадолго.

— Разумеется, ты останешься здесь. Можешь не сомневаться. Я хочу, чтобы ты сделала репортаж с места событий. У нас ведь здесь съемочная группа. К обеду сюда нагрянет куча репортеров, а мы их всех обскачем. Пока я отвожу пленки в Сан-Антонио, ты с ребятами вернешься на…

— Нет. Ни за что, — отрезала она, гневно жестикулируя. — Я соглашаюсь продать пленки, потому что хочу, чтобы американцы увидели, каким он был в последние дни своей жизни. Но я не стану стервятником на похоронах.

— Боже, Энди…

— Я не сделаю этого.

— Черт, уж лучше бы ты переспала с этим ковбоем и выбросила его из головы. Может быть, тогда ты вела бы себя как Энди Малоун, которую я знал все эти годы. Но уверяю тебя, у этого парня такой же прибор, как и у остальных мужиков.

— Ты слишком далеко заходишь, Лес. — Она стояла очень прямо, руки уперты в бедра, золотистые глаза сверкают, как у львицы, защищающей свое потомство от другого хищника. Он получил сообщение.

— Ладно, ладно. — Он подошел к двери. — Я пошлю ребят снять видео, наложим текст позже. Джеф сказал, пленки у тебя. Где они?

Кассеты были пронумерованы и уложены в черные пластиковые боксы. Энди сложила их в отдельную сумку. Она уже протянула ее Лесу, когда он спросил:

— Разрешение тоже там?

Она лихорадочно стала прокручивать события последних дней в уме. Где же этот момент, когда она дала генералу подписать форму с его согласием транслировать записи на телевидении? Энди не могла его найти. Одна ее рука сжалась крепче на сумке, а другой она в ужасе прикрыла рот.

— О, Лес, — выдохнула она.

— Что случилось?

— P-разрешение. Он не подписывал форму.

Она вся сжалась от недоброго холодного блеска в голубых глазах Леса.

— Не может такого быть, Энди. Вспоминай. Ты никогда не снимала интервью, прежде чем подписать разрешение. Теперь, так тебя разэдак, где оно?

К тому времени, когда Лес добрался до конца предложения, он уже орал.

— У меня его нет, — выкрикнула она в ответ. — Я помню, что когда мы начали снимать, я спешила, чтобы не утомить генерала. У Джила отказал шнур, помнишь? Нам пришлось все передвигать. Я хотела сделать это позже, но забыла.

Он ударил кулаком по своей открытой ладони, и она услышала такие слова, которых в жизни не слышала, а ведь Энди считала, что знает их все. Он снова поднял на нее глаза:

— Ты ведь не лжешь, правда? Если это…

— Нет. Клянусь, Лес. Я не подписывала форму.

— Если мы выдадим материал в эфир, не имея на то официального разрешения, этот Лайон разнесет нас в пух и прах. Даже если он не знает о том, что у нас нет никаких прав на эфир, то компания пронюхает об этом наверняка. Они-то не упустят шанса надрать нам зад. Так что, милая, немедленно собирайся и отправляйся на ранчо. Теперь его сын, как наследник, должен дать разрешение на эфир.

— Нет.

— Что значит нет?

— Нет. Только после похорон.

— Это завтра, — снова заорал Лес.

— Именно так. До тех пор я отсюда не выйду. Лайон вообще может не впустить меня.

Лес посмотрел на сумку, которую Энди держала в руке: губа у него кривилась, пальцы сжимались и разжимались.

— Даже не думай забрать кассеты силой или подделать бумаги. Я позвоню на канал сама и расскажу, что ты пытаешься их одурачить.

— Мне это и в голову не приходило, — сказал он с недоброй улыбкой.

— Еще как приходило, — сказала она, не улыбаясь. — Иди и скажи своему продюсеру, что он получит записи только после похорон. И оставь меня в покое на сегодня.

Лес стоял возле двери, уперев руки в бока. Он смерил ее долгим серьезным взглядом, потом в удивлении потряс головой:

— Ты изменилась, Энди. Не понимаю, что с тобой произошло.

— Так и есть, Лес. Боюсь, тебе этого не понять.

Остаток дня она провела лежа в постели с холодным компрессом на лбу. Пленки были убраны в чемодан, ключ спрятан. Дверь она тоже заперла, дополнительно набросив цепочку. Энди повторяла себе, что доверяет Лесу, но дела говорили громче слов. Прошлой ночью она плохо спала, поэтому время от времени отключалась в течение дня. В ее беспокойной дреме фантазии приобретали формы снов — там все было о них с Лайоном. Вечером она снова включила телевизор, чтобы увидеть новости о смерти генерала. Как Лес и предполагал, въезд на ранчо был забит репортерами и фотографами. Полиции пришлось соорудить кордон, чтобы сдерживать толпу. Только местным жителям и ветеранам, служившим под началом генерала, было позволено пройти за ворота. Большинство из них несли огромные букеты. Сердце у Энди сжалось, когда Лайон показался из-за ворот, чтобы выступить перед прессой со своим скорбным сообщением. С людьми, которые пришли отдать последнюю дань уважения его отцу, он говорил тихо, любезно, официально. Энди никогда не видела, чтобы он был так одет — в черный костюм и белую рубашку. Сила, выдержка, контроль, которые он излучал, впечатляли. Горло больно сжалось от прилива чувств. Он отлично держался на публике, но как он на самом деле себя чувствовал? «Приехала ли Джери, чтобы утешить его в момент слабости?» — размышляла Энди. Ей стало стыдно за свою неуместную ревность, однако мысль о том, что он может найти утешение в объятиях другой женщины, преследовала ее.

На следующее утро в новостях почти ничего не сказали о похоронах, за исключением того, что президент вылетел на вертолете с Лаклендской военно-воздушной базы, чтобы поприсутствовать на церемонии, назначенной на десять утра, лично. Тело генерала упокоится на ранчо.

Энди надела коричневое платье с длинным рукавом и босоножки в цвет на высоких каблуках. Волосы она убрала в тугой гладкий пучок, а из украшений на ней были только маленькие золотые серьги. К полудню она уложила свой багаж и сгрузила в арендованную машину, надеясь покинуть Кервил сразу по возвращении с ранчо, после того как отдаст Лесу подписанные бумаги. Съемочная группа уже сделала небольшой репортаж о похоронах, сняв несколько кадров из-за ворот владений Рэтлифов, оттуда они сразу отправились в Сан-Антонио, чтобы успеть на дневной рейс в Нэшвил. Хотя никто из ребят об этом не говорил, она знала, что смерть генерала их потрясла. В три часа Лес зашел к ней в номер, чтобы проводить. Он настаивал, чтобы она выехала раньше, но Энди отказалась.

— Когда ты вернешься? — спросил он.

— Когда получу подпись.

От раздражение волосы у него на затылке буквально вставали дыбом. Чтобы как-то нивелировать двусмысленность своего ответа, она добавила:

— Я не знаю, что найду там. Полиция может все еще быть на ранчо. Я вообще не уверена, смогу ли попасть внутрь. Вернусь настолько быстро, насколько это возможно.

Лес все еще кидал в нее уничтожающие взгляды, когда она выезжала с парковки. Ладони от волнения стали вдруг мокрыми и соскальзывали с руля. Энди сказала Лесу правду — она не знала, что найдет на ранчо. Но почти надеялась, что не сумеет туда попасть. Встреча с Лайоном пугала ее куда больше, чем полицейский кордон.