Уловка (Держи меня крепко, Прайм-тайм, Последнее интервью) - Браун Сандра - Страница 2

Густые темные волосы лежали аккуратными волнами, на висках пряди были тронуты серебром. Черные гладкие брови изгибались над глазами, цвет которых она не могла определить с этого расстояния. Ее взгляд скользнул по его прямому римскому носу, напомнившему ей об актерах из фильмов на библейские сюжеты, а затем опустился ниже, к чувственному рту, который напомнил ей актеров из совсем других фильмов.

— Мясо, которое ты жаришь для меня, — это ведь говядина с нашего ранчо? — спросил он Гейба.

Его голос завораживал Энди. Он был звучным, но спокойным, почти тихим, так что казалось, если не будешь слушать внимательно, то пропустишь что-нибудь важное. Небольшая хрипотца придавала всему сказанному им этакий сексуальный обертон. Да, скорее все же второй тип актеров, чем первый.

— Ты еще спрашиваешь! — ответил хозяин закусочной. — Да ведь это лучшее мясо на всю округу.

Усмехнувшись, Лайон слегка откинулся назад. И в тот момент, когда он наклонился, чтобы взять бокал с водой, который перед ним поставил Гейб, его глаза случайно скользнули по лицу Энди. Еще долю секунды его взгляд следовал по заданной траектории, а затем резко вернулся к ней — уже целенаправленно. Энди почти физически ощутила, как эти серые глаза — а они оказались серыми — внимательно изучают ее. Сначала с удивлением они остановились на ее собственных глазах. Удивление было типичной реакцией для любого, кто впервые глядел в них — глаза были необычного желто-коричневого оттенка, окруженные темными густыми ресницами.

Серые глаза поднялись выше, к ее волосам. Может быть, из-за хвоста, прихваченного на затылке черепаховой заколкой, она выглядела слишком юно? Господи, неужели он подумал, будто она тридцатилетняя женщина, которая пытается молодиться? Она одернула себя: не надо сходить с ума — ее карамельные, с золотистым оттенком волосы всегда привлекают внимание. Но испарина на лбу? Мог ли он это заметить? Несмотря на Гейбову вывеску двадцатилетней давности «У нас работает кондиционер», Энди ощущала, что все ее тело покрыто липким потом. Ей казалось, что каждая ее пора, каждый нерв находятся на виду, как будто она на вскрытии в анатомическом театре, а Лайон Рэтлиф — ученый, неторопливо исследующий новый образец.

Когда его глаза остановились на ее губах, она не выдержала и отвернулась. Бокал с чаем, который она схватила в панике, чуть не выпал из ее рук еще до того, как она поднесла его ко рту. Теперь, похоже, она привлекла к себе еще больше внимания, чем прежде. Да что с ней такое! У нее тут работа, которую она должна сделать. Три дня Энди выслеживала этого человека, задавала вопросы о нем и его отце, собирала информацию буквально по крупицам, стойко переносила неотесанность местных жителей. Битых три часа она провела в насквозь провинциальном салоне красоты в надежде услышать его имя в потоке городских сплетен, раз за разом вежливо, но твердо отказываясь от перманентной завивки, которая «придаст волосам объем». Ей удалось разузнать только, что Лайон пропустил последние танцы из-за болезни отца, для ранчо закупили новые саженцы, а местный мастер маникюра — достойная последовательница маркиза де Сада.

И вот — он здесь, сидит в паре метров от нее, а она ведет себя как немой паралитик. Такое с ней впервые. Где же ее хваленая самоуверенность и хладнокровие? Ее поразительная настойчивость, позволявшая ей вытягивать ответы на любые вопросы, покинула ее. Отличавшая журналистку Малоун объективность дала трещину перед лицом этой прямой сексуальной диспозиции. Она встречалась с королями и премьер-министрами, с двумя президентами Соединенных Штатов, и ни один из них не смог ее смутить. А теперь этот… этот ковбой вваливается в затрапезную закусочную и заставляет ее трепетать от одного его взгляда.

Пытаясь снова взять ситуацию под контроль, она приподняла подбородок и открыто посмотрела на него. С тем же успехом можно было смотреть на асфальтоукладчик, чтобы его остановить. На его губах играла ухмылка, и весь его вид без всяких слов выражал примерно следующее: «Да, я слыхал о равноправии полов и нахожу эту идею интересной, но сейчас я вижу в тебе только объект вожделения, и ты ничего не сможешь с этим сделать».

Что ж, вообще-то она могла кое-что сделать. Она могла повернуть ход его мыслей в иное русло. Она сообщит ему в спокойной профессиональной манере, кто она такая и что здесь делает. Она сделает это сразу после того, как он покончит со своим чизбургером, решила Энди, глядя, как Гейб ставит перед ним тарелку.

Убивая время в ожидании, она проглядела заляпанное жирными пятнами меню, в котором за прошедшие годы, судя по всему, изменились только цены, грубо нацарапанные поверх старых. Девушка через силу сделала еще один глоток переслащенного чая и стала наблюдать, как за соседним столом мама кормила маленького сына картошкой фри: она вытирала ему рот салфеткой, однако после следующего куска над его верхней губой снова появилась красная полоска от кетчупа. Энди бездумно потрогала соусники, стоящие перед ней на железной подставке, затем вытянула из держателя четыре бумажных салфетки и протерла влажное пятно из-под своего стакана с чаем, который, казалось, не просто не кончался, но начал сам собой прибывать.

Когда наконец она решилась взглянуть на дальний конец стойки, Лайон почти закончил свой обед — он пил кофе, крепко обхватив чашку длинными тонкими пальцами, и казался совершенно поглощенным уличным движением за окном, однако, как только она соскользнула с барного стула, он резко повернулся в ее сторону. Энди улыбнулась, надеясь, что это не выглядит как дежурный девчачий флирт.

— Добрый день, — сказала она, подходя к нему и пытаясь скрыть дрожь в коленях.

Он оглядел ее с головы до ног, медленно и тщательно оценивая. В выражении его лица читалось легкое удивление вместе с нескрываемым намеком на секс. Неужели он настолько привычен к вниманию незнакомок?

— Привет.

Итак, он не намеревался облегчить ее задачу, дав какую-нибудь зацепку для разговора. Ну что ж, мистер Рэтлиф. Она сделала глубокий вдох и сказала:

— Меня зовут Андреа Малоун.

Энди не предполагала, что выражение лица может измениться настолько быстро и так значительно: его глаза под темными бровями мгновенно поблекли, сделались ледяными. Некоторое время он холодно смотрел на нее, а затем просто повернулся спиной, одарив ее панорамным видом на свои широкие плечи. Совершенно бесстрастно, будто ее здесь и не было, он продолжал пить кофе.

Энди бросила взгляд на Гейба, который был невероятно увлечен наполнением солонки, но который — она была уверена — не пропускал ни звука из их диалога. Облизнув пересохшие губы, она снова заговорила:

— Я сказала, меня зовут…

— Я знаю, кто вы такая, мисс Малоун, — он с презрением усмехнулся. — Вы из Нэшвила. Кабельная телевизионная компания «Телекс».

— Значит, вы все-таки прочли обратный адрес, хотя и отсылали мои письма назад нераспечатанными. Я правильно вас понимаю? — спросила она, как ей показалось, с вызовом.

— Вы правильно понимаете.

Он отпил кофе из чашки. Его равнодушие выводило ее из себя. Она поймала себя на мысли, что хочет выхватить кофейную чашку из рук Лайона Рэтлифа — если бы эта перспектива была физически реалистичной — и швырнуть ее в противоположную стену, просто чтобы привлечь его внимание.

Впрочем, она догадывалась, что подобная затея может кончиться телесными увечьями: Лайон буквально излучал физическую силу и внутреннюю несгибаемость, и ей совсем не хотелось его провоцировать. Она была упрямой, но не глупой.

— Мистер Рэтлиф, вы знаете…

— Я знаю, чего вы хотите. Мой ответ — нет. Мне казалось, я ясно дал это понять, после того как получил ваше первое письмо пару месяцев назад. На него я ответил. Очевидно, вы не помните содержание моего ответа, а там, в частности, было сказано, что вы можете поберечь свои силы, время, деньги и, — он с сарказмом скривил губы, — вашу новую одежду. Я никогда не разрешу вам взять интервью у моего отца для телепередачи. Я сказал это тогда и повторяю это сейчас — нет.