Чужие миры (авторский сборник) - Васильев Владимир Николаевич - Страница 38

— Хорошо ведь поют, обормоты! — в сердцах сплюнул Тарус. — С кем же это Богуслав наш пьянствует? Не с лешим же?

Гуляки тем временем закончили:

Такую бравую песню стоило как следует запить.

— Уф! Молодцы мы, правда, лесовик? Где б я еще ночью вот так спел?

— Да уж! — подтвердил леший, вздыхая на луну и отхлебывая пиво.

— И питье у тебя доброе! И грибочки вкуснятина! Одним словом, спасибо, хозяин! Вовек не забуду нашей встречи.

Леший опять вздохнул:

— Пойдешь уже? — Он вроде бы даже слегка протрезвел. — Пора, что ли? У вас, людей, всегда дел по горло…

Помолчали. Богуслав вспомнил о спутниках, потому и заспешил.

— Ну да ладно. Спасибо за компанию! Славно попели.

Леший с чувством потрепал венеда по плечу:

— Зовут-то тебя как, человече?

— Богуславом…

Вздохнул:

— Прощай, Богуслав. Может, когда и свидимся…

— Прощай, хозяин!

Обнялись на прощание. Богуслав только и успел, что ступить — исчезла поляна, и избенка, и леший. Лес словно закружился в величавом хороводе; р-раз — и оказался венед среди своих, рядом с Боромиром и Омутом. Из чащи показались Тарус, Вавила и Чеслав. Все недоуменно оглядывались: леший их тоже завернул невесть откуда.

— Ну и ну! Богуслав, ты ли это? Вот это спели, на весь лес! — всплеснул руками Боромир.

— Глядите, глядите — бадья! С пивом небось! — разглядел Дементий и слегка пнул ее. — Полная!

«Безобразие да и только», — покачал головой Тарус. Лишь он да Вишена видели, как коротко вспыхнули волшебные изумруды, вспыхнули и медленно погасли.

Богуслав доказывал спутникам, что леший — славный парень, у чародея безудержно разболелась голова, а Славута, заткнув секиру за пояс, глубокомысленно заметил:

— Стало быть, ужинаем сегодня с пивом…

Наутро голова у Богуслава гудела, словно там поселились шмели. Тарус мрачно поднес ему чашу на опохмел.

— На, испей, обормот.

Венед жадно выпил. Чародей обернулся к Бограду, лениво жующему травинку:

— Погляди на своего братца, ватаг! А ведь велено было — всего-то! — чужаков пугнуть. Ан нет, весь лес на уши поставили! И с кем, с кем — с нечистью! С лешим!

Богуслав, виновато глядя в землю, молвил:

— Я думал, это кто из вас переоделся… Куда ж мне деваться-то было? Струхнул малость… Да и он-то, леший, получше многих людей будет, я вам скажу. Хоть и нечисть.

— Полно, не оправдывайся. Не за то отчитываю, что пили, а за то, что орали на всю округу.

Взлохмаченный с ночи Богуслав только вздохнул. Не объяснять же, что пиво больно доброе, да душа требовала попеть?

Моря достигли спустя одиннадцать дней. Шли все время чуть не бегом, лиственные леса и болота Полесья остались далеко на юге. Здесь царили степенные сосновые боры. Казалось, что медные, пышущие здоровьем древесные стволы тихонько звенят, наполняя воздух тончайшими хрустальными нитями.

Богуслав эти дни помалкивал: тише воды, ниже травы. Раз только сказал чародею:

— Жаль, что сразу не догадался лешего попросить, чтоб датов по кругу поводил, а нас прямехонько к ним направил. Где ж его теперь искать?

Тарус возразил:

— Оставь, друже. От нечисти помощь примешь — вовек не расплатишься. Сами уж как-нибудь…

Боле об этом речи никто не заводил. Да и не поговоришь особо: днями шли, за дыханием уследить бы, не запыхаться, какие там разговоры! А ночами спали без просыпу. Дважды во мраке отбивались от вовкулаков; Яр в гневе изрубил на кусочки глупого упыря-подростка. Черный меч повиновался хозяину беспрекословно, чувствовалась и в нем немалая сила.

А после в воздухе стала угадываться непривычная солоноватая свежесть. Над лесом часто пролетали белые птицы с перепонками на лапах. Чайки, вестники моря. Скоро и лес поредел, островками топились невысокие стройные сосенки на песчаных дюнах.

Путники торопились. Боромир рвался к берегу, как забияка в драку. А Тарус вдруг начал чаще оглядываться, словно кого-то искал.

На вершине высокой дюны чародей остановил спутников. Перед ними разлеглось беспокойное Варяжское море, до самого горизонта, казалось, нет ему ни конца, ни края. Гуляли на просторе белопенные барашки, облизывая голый песчаный берег. Туманная дымка застила даль и скрадывала расстояния, но ясно виделось: на водной глади не покачивалась ни одна ладья, на прибрежном песке никто не оставил ни единого следа.

— Так-так, — пробормотал чародей, оглядывая все это. — Похоже, повезло нам, други. Не смогли северяне уйти морем! Значит, догоним!

Взгляды путников обратились к западу. Пустынное побережье терялось вдали; справа море, слева дюны да сосны редкие.

— Гей, Тарус!

На дюну взбирались ушедшие было вперед следопыты — Боград, Пристень и Дементий, теперь оказавшиеся почему-то позади всех.

— Как след? — нетерпеливо спросил чародей.

Следопыты приблизились. Боград негромко молвил, поглаживая курчавую бороду:

— Сворачивает след. Вдоль моря.

Глаза Таруса заблестели: сбывались его надежды и догадки. Он вновь поглядел на запад. Так смотрят лисы в сторону курятника.

— Намного ли отстаем, как думаешь? А Боград?

Венед пожал плечами:

— Надень, около того.

Чародей согласно кивнул, продолжая всматриваться вдаль.

— Не туда глядишь, чародей. Даты повернули на восток.

Слова Бограда поразили всех, словно гром в январе. Тарус рывком обернулся.

— На восток? В своем ли ты уме, Боград? Что им там делать?

Такого изумления за чародеем никто не помнил. Ветер развевал его длинные волосы, а древнее море невозмутимо шумело, мерно накатываясь на песчаный берег.

Глава 15

Три звезды и три молнии

Почему Йэльм решил идти на восток, он и сам толком не понимал. Ладьи должны были вернуться за ними лишь осенью, сейчас же лето только-только пошло на убыль. Дышала в затолок погоня, ярл это чувствовал. Сначала думал свернуть на запад и уходить к родным фиордам сушей; однако чем ближе подбирались к морю даты, тем сильнее становилось желание свернуть на восток. Йэльм не знал, что там. Но туда тянуло словно магнитом. Остатки дружины подчинились ярлу с радостью, хотя никто не задумался, чем привлекает его сторона восходящего солнца.

Даты просочились сквозь вереницу пологих песчаных дюн; море плескалось по левую руку от них.

Каждый новый шаг уводил все дальше от Лербю-фиорда, и мысли эти наполняли тревогой сердца воинов, но тревога смешивалась с непонятной радостью, охватившей всех датов после поворота на восток.

Скоро морской берег изогнулся к северу, даты вновь углубились в дремучие чужеземные леса.

Странное дело: на восток за датами идти оказалось легче, чем доселе на север. И уставать стали меньше, и след беглецов яснее виднелся. Хотя расстояние между северянами и Боромировым отрядом, похоже, оставалось прежним, чуть больше дня пути.

Все лойдяне повеселели, чаще улыбались. Отчего — не стали гадать. Лес принимал их без злобы. Приветливо махали ветвями сосны да березы, беззаботно считала не прожитые кем-то годы далекая кукушка, барабанной дробью салютовал дятел. Отъевшееся уже зверье мало заботили спешащие по своим делам люди. Волки вообще не показывались на глаза, хотя следов их вдоль ручьев да озер хватало, медведи бурыми косматыми шарами замирали, провожая путников беззлобными взглядами. Зато стрекот сорок преследовал отряд неотступно. Казалось, целая стая крикливых птиц увязалась за людьми и отставать вовсе не собирается.

Впрочем, на них никто не обращал внимания. Разве только Яр иногда зачем-то швырял в сорок валежинами — из озорства, что ли? Его не поддерживали, но и не останавливали.

Боромир часто говорил с Тарусом прямо на ходу, особенно с утра. Время от времени к ним присоединялись Боград, Роксалан или Вишена со Славутой. Пристень с Дементием следопытствовали впереди, порой даже на ночь не возвращаясь к отряду. Разводили свой костер, а с рассветом первыми снимались с ночевки.