Он мне приснился. Тени - Зартайская Ирина - Страница 16

– Славик уже показал тебе твою кровать?

Мама была так естественна, что я даже удивился. Мне казалось, появление Эленки смутит её. Думал, что мама, так же как я, не будет знать, как с ней разговаривать и о чём. Но мама преспокойно устроилась на полу – ноги по-турецки – и предложила нам сесть рядом.

– Ой, – спохватилась она, – Славик, возьми свою кружку, я её на кухне оставила, – и добавила елейным голосом: – Иди сюда, Эленка, устраивайся поудобнее.

Я пошёл на кухню, оставив их в компании Эленкиной обезьяны. Раньше мама всегда приносила мне кружку сама. А теперь я вынужден был плестись на кухню. Не скажу, что мне это так уж трудно. Совсем нет. Но внутри что-то укололо меня – как тогда, когда родители сообщили мне, что собираются взять Эленку к нам.

Эленка освоилась довольно быстро. Я удивлялся, наблюдая, как ловко она приноровилась залезать на свою кровать, которая оказалась для неё высоковата. Папа хотел сделать небольшую ступеньку, но Эленка воспротивилась.

– Так хорошо, – сказала она. – Как будто я скалолаз.

И откуда она только знает такие слова? Ведь ещё мелкая – мне ниже плеча! Но юркая, словно мышь. Однажды у папы потерялся пульт от телевизора. Оказалось, как-то завалился за батарею. Мы пытались достать его черенком швабры, но без толку. А Эленка просто просунула руку между батареей и стенкой и вытащила пульт на раз-два. Как она изловчилась – ума не приложу!

После этого папа стал называть Эленку «моя мышка». Кажется, она была не против.

Эленка вообще легко привыкала к новым родителям. Уже через пару месяцев она назвала мою маму мамой. Папе, правда, всё ещё продолжала говорить «дядя». Но в этом её «дядя» было столько нежности, словно дядя ей куда роднее любого папы на свете.

Первое время меня это ужасно злило. Я не понимал, как можно, потеряв родителей всего пол года назад, забыть их и признать других – будто ничего и не было. Скажу честно, я много думал о том, что бы я сделал, если бы мои мама с папой умерли. И каждый раз мне казалось, что я скорее выбрал бы детский дом, чем новую семью. А Эленку я считал предательницей – вроде Павлика Морозова. Я представлял, как она, схваченная врагами, выдаёт им местонахождение своих родителей. И на ней было то самое платье, синее с брошкой, в котором я увидел её в первый раз.

Эленка, кажется, не замечала моей холодности. Наоборот. Она радостно встречала меня с прогулки, всегда была готова пойти со мной, если мама просила нас сходить в магазин. А один раз, когда я разбил кружку, сказала, что это сделала она.

– Зачем ты соврала? – спросил я её вечером, когда мама вышла из комнаты.

– Меня быстрее простят, – она лукаво улыбнулась.

Хитрая Эленка. Конечно, она понимала своё положение. Знала, что ей, потерявшей родителей, будет куда больше поблажек, чем мне. И, надо признать, это-то меня с ней и сблизило. В конце концов, подумал я, нет ничего страшного в том, что она живёт с нами. Во-первых, теперь всегда есть на кого свалить вину, а во-вторых, она не такая уж плохая, если способна придумывать подобные уловки.

С этой битой кружки и началось наше с Эленкой общение. Я имею в виду настоящее, а не то натянутое, что было раньше. Я по-прежнему не признавал в ней сестру, но кое-что всё же изменилось. Она стала моим сообщником. Именно так – сообщником. Раньше численное преимущество было за родителями, а теперь мы сравнялись: папа с мамой и мы с Эленкой. Эленка частенько прикрывала меня, а взамен я убирал за ней игрушки. Наверное, это первая девочка в мире, которая ненавидит уборку. За то, чтобы вместо неё это сделал я, она готова была съесть вторую порцию каши.

Эленка ела кашу за двоих, я за двоих прибирал. Я терял папины часы, Эленка выуживала их из маминой бижутерии. Я читал Эленке книжки, она стирала мои носки. В общем, мы стали уживаться. Пока не появились эти тени за окном.

Как-то Эленка, указав на окно, воскликнула:

– Смотри!

Сначала мне показалось, что это деревья или птицы. Словом, я не придал этому большого значения. Успокоил Эленку, и мы заснули.

Но на следующую ночь, когда видение повторилось, я решил всё-таки выяснить, что же это, и подошёл поближе к окну, стараясь рассмотреть непонятные силуэты. Совершенно точно, это были не птицы и не деревья. Тени видоизменялись, колыхаясь за стеклом, но очертания их всегда были совершенно чёткими, и, казалось, в окне нашем возникали то собаки, то кошки, то люди, то какие-то неизвестные существа.

Именно тогда Эленка впервые спросила меня:

– Кто это?

И я ответил, что не знаю.

С этого я и начал свой рассказ. Помните?

Когда мама вышла из комнаты, я зашипел на Эленку:

– Не могла сказать, что я тут ни при чём?

Она высунула нос из-под одеяла и виновато пролепетала:

– Я так испугалась…

Но я был неумолим. В тот момент я забыл про тени, зато вспомнил о том, что Эленка мне совершенно чужая.

– Испугалась она, – огрызнулся я. – Думаешь, мама это так просто оставит? Расскажет папе – и привет мой новый велосипед. А всё из-за какой-то глупой маленькой девчонки!

Я знал, что это прозвучало грубо. Знал, что Эленка, и без того напуганная, совсем расплачется. Но ничего не мог с собой поделать. Злоба подкатывала к самому горлу, изливаясь на Эленку всё новыми обвинениями.

– Конечно, ты ведь у нас сирота, ангел во плоти! Тебе всегда всё прощается! Только попроси ещё раз прибрать за тебя в комнате – вот тебе.

И я показал зарёванной Эленке фигу.

Теперь она сидела в кровати и вытирала глаза ладонями, размазывая слёзы по щекам. Трогательное зрелище, должен вам сказать. Мне даже стало её немного жаль. Но обида тут же победила минутную слабость, и я вновь стал непреклонен и зол, как Цербер.

Наверное, я наговорил бы ещё кучу грубостей, если бы в стекло снова не ударила чья-то тень. Эленка вздрогнула и вжалась в стенку. Я неотрывно смотрел на окно, пытаясь понять, что делать дальше.

– Можно я сегодня буду спать с тобой? – спросила Эленка так тихо, что я едва различил её слова.

Сам не знаю почему, но я согласился. Эленка со скоростью ракеты перебралась на мою кровать и уткнулась мне в подмышку.

– Мне страшно, – сказала она, и я обнял её за плечи.

В тот момент мы действительно могли бы сойти за брата с сестрой.

– Не бойся, стекло они не разобьют, – я попытался утешить Эленку, но мои слова прозвучали, наверное, не слишком убедительно.

Тем временем за окном всё стихло.

Мы лежали не шелохнувшись. Было слышно, как папа включил воду в ванной и хлопнул дверью. Это немного привело нас в себя.

– И зачем он каждый раз так хлопает? – спросил я в пустоту.

И почувствовал, как Эленка пожала плечами.

– Наверное, чтобы нас не разбудить.

Это объяснение прозвучало так нелепо, что мы оба хихикнули.

Мне показалось, глупо лежать вот так, обнявшись, и я отодвинулся. Места на кровати уже совсем не оставалось, и я чуть не упал. Эленка вовремя схватила меня за Руку.

– Ну хватит, – опомнился я, оказавшись в безопасности. – Давай дуй к себе. Тут и для одного места маловато.

Эленка жалобно посмотрела на меня. Но я всё-таки отправил её. Что мы, маленькие, что ли? Эленка нехотя зарылась в одеяло и несколько раз позвала меня. Я не ответил. Послышались тихие всхлипы. Я сделал вид, что сплю.

Пусть ревёт, мне-то что? Я попытался заснуть, но сон не шёл. Мне всё мерещились тени за окном, хотя их там уже не было. Эленка ещё минут десять возилась в своей постели, потом затихла. А я лежал и думал. О разном: о родителях и об Эленке, об этих непонятных тенях, о том, что завтра скажет мне папа… Мне казалось, что теперь я остался один, хотя на самом деле у меня появилась сестра. Сестра! Да разве такие бывают сёстры? Я взглянул на соседнюю кровать. Из-под одеяла торчал Эленкин нос. Она тихонько сопела и морщилась – ну прямо как пекинес. Я вздохнул. Уж лучше бы они собаку на улице подобрали. Папе всегда нравились собаки, но мама считала, что они плохо пахнут.