Освободитель - Суворов Виктор - Страница 28

Командир дивизии, не желая забывать случившегося, при любом посещении 210-го полка прежде всего спешил в третью роту, после чего вызывал к себе на длительные беседы командира полка и командира батальона. Он решил жестоко проучить обоих. Конечно, в конце концов он должен был снять Дурова с роты, но пока он с этим не спешил. Любые предложения переместить Дурова командир дивизии немедленно отклонял.

Командир дивизии был в отпуске. Его обязанности исполнял заместитель, только что прибывший из Египта. Заместитель в обстановку еще как следует не вник.

Завалишин с комбатом метались, как тигры в клетке. Отсутствие командира дивизии необходимо было использовать быстро и решительно. Дурова надо было куда-то срочно убирать. Неважно куда – в Сирию или в Венгрию, в Забайкалье или в Заполярье, на повышение или на понижение.

Начальник отдела кадров дивизии, получив дюжину бутылок коньяку, посоветовал: в АКАДЕМИЮ!!

На лучшего из командиров рот 210-го гвардейского танкового полка вновь были написаны блестящие характеристики, которые заместитель командира дивизии утвердил, и дело срочно ушло в Москву.

В личном деле Дурова было только шесть характеристик: две написанные при выпуске из училища, две о том, что он лучший из командиров взводов во всем полку, и две о том, что он лучший из командиров рот в том же полку. Характеристики, написанные в училище, были бледными, ни рыба ни мясо (в училище он просто не имел возможности проявить себя алкоголиком, слишком уж курсантам мало денег дают), но все остальные были просто блестящими. Через неделю Дурова вызвали в Москву для сдачи вступительных экзаменов в Академию Бронетанковых войск.

– Если не поступит, – грыз ногти командир полка, – комдив нас сожрет с потрохами.

– А ведь не поступит, алкаш хулев, куда ему.

– А вдруг поступит, дуракам-то везет. Дуракам в любой академии всегда предпочтение.

– Маху мы дали.

– Что такое?

– Ему же время подошло капитана получать, а на него, конечно, дело не оформлялось. Какой из него капитан? А в академии к этому придерутся, отчего вы, мол, командир роты и выслуга у вас достаточная, а до сих пор не капитан?

На другой день в Москву понеслось представление на присвоение очередного звания «капитан» командиру отличной танковой роты гвардии старшему лейтенанту Дурову.

Дуров в академию поступил. Через месяц после поступления он стал гвардии капитаном.

Внезапный взлет не мог не произвести впечатления на Дурова. Психическое потрясение от взлета вдруг разбудило в нем извращенное чувство превосходства над окружающими и звериное желание лидерствовать в коллективе. Он не бросил пить, но значительно снизил активность в этом вопросе. Он теперь пил только в одиночестве, не столько из соображений безопасности, сколько из-за презрения к своим товарищам.

Его скупой рассудок никогда не родил ни одной оригинальной идеи, однако он компенсировал это тем, что зубрил академические учебники буквально наизусть, поражая профессоров точностью следования мыслям, когда-то высказанным этими профессорами, написавшими учебники.

Его ставили в пример как образец добросовестного грамотного современного офицера. Через три года он с отличием закончил академию (надо отметить, что на командном факультете БТА для этого не требуется много ума; усидчивость и ничего более).

Приказом министра обороны Дуров по выпуску получил досрочно следующее воинское звание – майор. После академии он как отличник имел право выбора, и Дуров попросился в свой родной полк.

Приказом министра обороны гвардии майор Дуров был назначен заместителем командира 210-го гвардейского танкового полка, того самого полка, где всего лишь три с половиной года назад он был всего лишь командиром самого плохого танкового взвода. Кроме всех майоров полка в его прямое подчинение попали и все девять подполковников полка, включая начальника штаба, начальника ПВО, начальника тыла, зампотеха, замполита и четырех командиров батальонов.

Система присвоения воинских званий в Советской Армии во многом отличается от систем, принятых в других армиях.

При появлении вакансии она заполняется отнюдь не самым старшим по воинскому званию, выслуге, опыту или служебному положению офицером, а тем, кто, по мнению командования, в большей степени подходит к данной должности. При этом совершенно естественно, что офицеры с более высоким воинским званием оказываются в прямом подчинении офицеров с меньшим званием.

Пример, после смерти маршала Гречко на пост министра обороны был назначен генерал-полковник Устинов, получивший одновременно с назначением на должность очередное воинское звание – генерал армии. В его прямое подчинение попали не только все генералы армии, маршалы и главные маршалы родов войск, но и маршалы Советского Союза Куликов, Огарков, Соколов, Батицкий, Москаленко и Адмирал флота Советского Союза Горшков.

Это просто один из известных примеров, но он иллюстрирует общую систему. В Советской Армии совершенно естественно, если капитан командует батальоном и в его подчинении находятся майоры.

Такая система имеет неоспоримые преимущества перед всеми другими – она позволяет продвигать «своих людей» без всякой оглядки на законы и правила: «По нашему мнению, этот капитан самый способный и его надо поднять над всеми майорами».

Должность имеет подавляющее преимущество над воинским званием.

Командир полка полковник Завалишин к тому времени уже ушел на пенсию и был заменен молодым подполковником с китайской границы. Однако большинство офицеров, включая и командира первого батальона подполковника Несносного, оставались на своих местах.

На выдвижение Дурова повлиял и еще один фактор, сугубо объективный.

Во второй половине шестидесятых годов офицеры-фронтовики, которые после войны не сумели прорваться в академии, достигли своего служебного максимума – батальонного уровня. Поднимать их выше было нельзя – не окончили академии, посылать в академии нецелесообразно по возрасту, снижать тоже не за что – все они опытные, заслуженные, дисциплинированные служаки, и на пенсию их тоже отправлять нельзя – после хрущевских реформ в армии была жуткая нехватка офицеров.

Фронтовики плотно оккупировали батальонное звено: должности командир батальона, заместитель командира, начальник штаба образовали как бы затор на служебной лестнице. С одной стороны, совершенно невозможно поднимать молодых офицеров с ротного уровня, с другой стороны, некем менять выбывающих офицеров на полковом уровне. Поэтому многие молодые офицеры, сумевшие прорваться в академию с ротного звена, возвращались на полковое звено, пропуская сразу две ступеньки в лестнице: должности замкомбат и комбат. Это явление было повальным.

Дуров был исключительно мстителен. Он помнил всех, кто когда-то предлагал судить его судом офицерской чести. Тот, кто отстаивал его, правда, тоже вкусил немилости.

Он придирался к любой мелочи, понося виновного самой невыносимой бранью. Дуров беспощадно любые промахи любого офицера заносил в его личное дело, тем самым ломая всю воинскую карьеру и судьбу.

С появлением Дурова в полку каждый начал менять свой стиль работы, всячески стараясь не дать Дурову повода придираться. Оттого и пошла среди вышестоящих командиров слава о Дурове как о принципиальном и требовательном командире. Неудивительно, что через пару лет он, еще будучи майором, получил полк, а еще через год – как лучший среди командиров полков нашей дивизии – отправился в Сирию на должность военного советника при командире сирийской танковой дивизии.

Я знал Дурова много лет. Мне пришлось служить под его командованием. Я встречал многих офицеров, которые знали его на всех этапах его восхождения.

Маленькие немигающие змеиные глазки и тихий угрожающий шепот Дурова до сих пор преследуют меня в худших моих снах.

В нем не было ни капли понимания ни проблем армии, ни перспектив ее развития. Однажды вызубренные догмы были совершенно непоколебимы в его сознании. Высказывать какое-либо мнение, отличное от того, что было записано в учебниках, написанных за десять лет до появления Дурова в Бронетанковой академии, было не только бесполезно, но и опасно.