Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 10

Сколько-то проехали на джипе, дальше шли пешком. И прибыли к самому вечеру, когда старуха уже и принимать никого не хотела, твердила, что на сегодня у нее гадальная сила кончилась. Но Евсей Карпович пригрозил, что всю ночь под окном скулить будет. На это домовые мастера, они так неугодных хозяев выживают. Так что бабка Бахтеяровна сдалась и пустила в свой гадальный закуток.

— Нет, вы не жениться собрались, — сказала она, вглядевшись во все три физиономии. — И не о наследстве хлопочете. Одно вижу — дельце у вас пустое…

— Как это — пустое? — возмутился Евсей Карпович. — Тут того и гляди война начнется, а ты — пустое!

— Что сказала, то и сказала, — уперлась бабка. — Не нравится — проваливайте.

— Понятно, не нравится, — согласился Евсей Карпович. — Но мы не насчет будущего к тебе пришли. Мы — насчет минувшего. Живешь ты долго…

— Да уж зажилась, — буркнула Бахтеяровна.

— К тебе все новости стекаются, все непонятки. Вот скажи — слыхала ли ты, чтобы по дорогам пыльные столбы слонялись?

— Вихри, что ли? Их еще смерчи называют, — сразу определила бабка.

— Они самые.

— Слыхала, как же… Это черт с ведьмой свадьбу гуляют.

— Тебе бы все про свальбы, — рассердился Евсей Карпович.

— Как меня учили — так и говорю! Черт с ведьмой на перекрестке брачуются и вместе с поезжанами вихрем завиваются. И ходит вихорь, колобродит, а остановить его одно лишь средство — нож метнуть.

— Нож? Так он же этот нож подхватит и закружит! — воскликнул Якушка.

— Такого не бывало. Как нож вонзится, так вихорь встанет и осыпется. А нож на дороге, весь в крови… А потом нужно пройти по соседству, посмотреть, у кого из баб или из мужиков рука-нога перевязана. Есть рана — значит, колдун или ведьма.

— Ну, это сказки, — объявил Евсей Карпович.

— Хороши сказки! При мне мужик нож метал! Вихорь был с колокольню, того гляди, телегу с лошадью утянет и закрутит. Мужик не растерялся — ножом его!

— И нож в крови? — Евсей Карпович не верил.

— Сама видела. Поднял, а с острия капает.

— И какая же кровь?

— Темная, — подумав, отвечала бабка Бахтеяровна. — Как человеческая.

— А нож какой был? Не заговоренный? — догадался спросить.

— А сдается, что заговоренный. Не тот, каким хлеб режут или картошку чистят, а рукоять наборная, двуострый.

— Ясно… — пробормотал Евсей Карпович. — Шли за одним, узнали другое. Спасибо тебе, бабушка.

И положил перед гадалкой плату — конфетину большую шоколадную в блестящей бумажке.

— Погоди, молодец, — старуха обратилась к почтенному домовому, как к холостому или недавно женатому. — Ты, я вижу, воевать собрался. Один не справишься.

— Мы втроем, — ответил за Евсея Карповича Якушка.

— Мало. Будете вчетвером — и того мало. Всем миром надо.

— Поди его расшевели, весь мир! — в сердцах закричал Евсей Карпович. — Дурак на дураке едет и дураком погоняет! Беда под носом, а ее не видят!

— Ты, молодец, не ори — не глухая… — гадалка Бахтеяровна крепко задумалась. — Вот что еще провижу… Гнездо… А чье — не пойму.

— Точно, гнездо, — Евсей Карпович посмотрел на гадалку с уважением. — Мы и собираемся гнездо уничтожить. Чтобы неоткуда было беде браться.

— Не так все просто… А, сдается, на проклятии замешано…

— На каком проклятии?

— Есть такое, на вид простенькое, а по сути — страшненькое. Не мне, не тебе, не вам, молодцы, а врагу — пусть будет пусто. Вот оно какое. Как-то сама одного голубчика этак припечатала — теперь и не знаю, чем грех замолить…

— Ну, это ты уж не дело говоришь. За совет — спасибо, а твои голубчики нам без надобности, — с тем Евсей Карпович устремился прочь, толкая перед собой Якушку с Акимкой. Он не любил бабьих рассказов. Матрена Даниловна — и та у него в гостях все больше помалкивала…

Через огород шли молча. Выбрались на улицу и перебежками достигли магазина. Судя по удивительной чистоте, его окружавшей, там поселился почтенный и деловитый магазинный. А магазинные в дружбе с автомобильными, которые провизию доставляют. Так вот и на попутную машину легко пристроиться.

Вроде разумно рассудил Евсей Карпович, но не учел, что попутная машина, развозя товар, по всему городу круги нарезает, а потом в неподходящем месте возьмет да и сломается. Поругавшись с автомобильным, он вылез непонятно где, сопровождаемый Якушкой и Акимкой, которые чуть не плакали — предвидели нагоняй за длительную отлучку от Лукьяна Пафнутьевича. Евсей Карпович рассердился и чуть их вообще в том незнакомом месте не бросил. Но как-то обошлось.

Пропадали ходоки к гадалке двое суток. Вернулись голодные, только одно на уме и держали — поесть от пуза и спать завалиться. И потому не сразу заметили опасность.

Улица перед домом, как на грех, была пустынна. И по ней бежал маленький смерчик. Побежит, остановится, с силами соберется, опять мусор гонит. Вроде как принюхивался…

— Ах ты… — и Евсей Карпович загнул такое-разэтакое, что Акимка с Якушкой даже рты разинули.

— Разведчик… — прошептал.

— За ним придут старшие, — добавил Якушка.

Старшие объявились день спустя.

Домовой дедушка Тимофей Игнатьич через дорогу собрался. Травка ему какая-то с обочины понадобилась. Только кто же за травкой с котомкой ходит? Ну да не в этом дело. А в том, что насилу убежать успел и через щель в блоках метнулся в подвал. Да и застрял со своей котомкой. С одной стороны, жуть прямо — ни туда и ни сюда! С другой — вихорь, как ни пытался, его из той щели высосать не мог. Тимофей Игнатьич визжал, ругался, отбивался задними лапами и переполошил людей — те никак не могли понять, кого тут черти дерут.

Домовые залезли в подвал, захлестнули бедолагу веревкой и вчетвером втянули его. Потом Ферапонт Киприанович выглянул в щель и увидел, что вихорь не опал от огорчения, а все еще околачивается возле дома, кренясь вправо-влево, но, к сожалению, не рассыпаясь.

— Дождались, — сказал он Лукьяну Пафнутьевичу.

— Он не имеет права, — отвечал Лукьян Пафнутьтевич. — Ему на деревне жить положено, а тут уже город.

— Кем это положено?!

Ответа не было.

— Ну, куманек, вот что. Кто у нас тут про права громче всех толковал? Мол, вихри имеют право слоняться, где им угодно, и безобразничать, а мы их тронуть не имеем права, потому что они — разумные? Где этот умник-разумник прячется?! — завопил Лукьян Пафнутьевич. — Тащите, братцы, его на улицу! Пусть сам с этими тварями договаривается! Пока до беды не дошло.

Лукулла Аристарховича поймали и выволокли на тротуар. Он голосил и упирался. Вихорь двинулся к нему, вытягиваясь ввысь. Очевидно, собирался подхватить защитника, поднять повыше и грянуть оземь поосновательнее. Хорошо, вовремя из подъезда вышли люди. Домовые порскнули в подвал, а Лукулл Аристархович опрометью кинулся в подъезд и забрался с перепугу не более не менее как в почтовый ящик. И как только допрыгнул?

Это выяснилось уже потом, когда правозащитник, оголодав, вылез и тайком пробрался к своим хозяевам. А сперва о нем никто не горевал — домовые поспешили на чердак, чтобы всем миром решить — как отбиваться.

— Права ему!.. — ворчал Ферапонт Киприанович. — Декларации ему!.. Конференции ему!.. Одно есть право — защищать свой дом, своих баб и своих детей… От безмозглого ли, от мозговитого ли — один хрен!..

Когда сходка собралась и сколько нужно для разогрева погалдела, выяснилось, что нет того единственного, кто способен сплотить домовых для защиты своей территории и вообще придумать, чем от вихрей отбиваться.

Якушка и Акимка, вдругорядь допущенные на сходку, еще раз доложили про парашюты, но парашют — это средство даже не защиты, а бегства. Их и все бабье население дома отправили на розыски Евсея Карповича, но упрямый домовой не отзывался.

Самое забавное, что был он в момент сходки на том же самом чердаке — там-то его искать и не догадались.

Евсей Карпович выискал закуток посветлее и ладил там из веревок и палочек странную штуковину, сверяясь с картинкой. Картинку выудил в том же Интернете. Палочек явно не хватало, он упрощал свое строение до крайности, но все равно получалось очень плохо. Выругав древних греков, которые наизобретали всякой ерунды, Евсей Карпович оставил сооружение недоделанным и понесся домой — искать в Интернете другие варианты.