Источник вечной жизни - Градова Ирина - Страница 5

– И что говорит тетя Люба на этот раз? – без особого энтузиазма поинтересовалась Лиля.

– У нее, оказывается, племянник – какая-то шишка в крупном издательстве, представляешь? Так вот, услышав от нее, что твой прадед был известным хирургом, работавшим с самим Пироговым, он предложил издать мемуары!

– Ме...муары? – переспросила Лиля. – Но, ба, нет же никаких мемуаров! Есть только дневники, какие-то истории болезней и так далее...

– Вот это самое «и так далее» как раз и нужно довести до ума, чтобы оно стало похоже на настоящие «записки врача», дорогая! – прервала девушку бабушка. – Ты понимаешь, какую ценность может представлять этот труд для будущих поколений врачей?

Лиля сильно сомневалась в том, что писанина прадеда может быть кому-то интересна: со времен его бурной и, без сомнения, интересной молодости прошла куча времени. Изменилось все – техника медицины ушла далеко вперед, появились современные лекарственные препараты, о которых прадед мог лишь мечтать, излечимыми стали болезни, которые в его бытность не поддавались даже диагностике! И что нового мог он сказать живущему поколению врачей? Однако Лиля не стала спорить с бабой Катей: в конце концов, то, что она нашла себе новое занятие, только к лучшему.

– Ой, прости, совсем забыла, что сегодня – твой первый рабочий день! – внезапно всплеснула руками Екатерина Матвеевна, поднимаясь. – Ну и как все прошло?

Лиля не уставала удивляться тому, как мало унаследовала от «породы» Перовых. Ее бабушка и мама были женщинами рослыми, статными, красивыми, а она... Порой, глядя в зеркало, Лиля спрашивала себя: почему ее внешность настолько неприметна, почему она не так привлекательна, как все ее родственники по женской линии? Маленькая, едва дотягивавшая до ста пятидесяти пяти сантиметров и, как на зло, ненавидящая каблуки, Лиля до сих пор выглядела как подросток. Честно оценив собственные шансы еще в семнадцать лет, единственными своими достоинствами Лиля считала волосы и зубы. Она являлась натуральной блондинкой и, хотя всю жизнь носила толстую косу, на третьем курсе отрезала ее, сочтя, что для будущей профессии так гораздо удобнее. Теперь густые кудри нельзя было завязать в спасительный хвост, и они постоянно падали на глаза непослушными прядями, которые приходилось постоянно отбрасывать рукой или прятать под медицинский колпак. Лиля всегда хотела иметь голубые глаза, как у матери, но ее собственные были какого-то неопределенного цвета, ни карими, ни зелеными – «болотными», как описывала их баба Катя. Ну конечно, просто красотища – девушка с глазами цвета болота! Кожа, слишком белая, да к тому же усыпанная веснушками на носу, также, по мнению Лили, не могла являться предметом гордости.

– Все в порядке, девочка? – снова спросила бабушка, слишком долго не получая ответа на свой безобидный вопрос.

– А? Да, все отлично, ба, – оторвавшись от размышлений, сказала Лиля.

– Как тебя встретили? Как там Никодим Иванович?

– Никодим Иванович встретил меня хорошо. Представляешь, он в первый же день дал мне двух своих пациенток!

– А остальные?

– Что – остальные? – сделала вид, что не понимает, Лиля: ей не хотелось рассказывать о Кузе, Бобе и меньше всего о Кане Кае Хо. – Да я еще толком ни с кем не успела познакомиться, ба! А что у нас на обед?

Лиля вовсе не мечтала оказаться на отделении рака мозга – просто только там оказалось свободное место, да и Никодим, приятель бабы Кати, заведовал именно этим отделением. Лиле больше импонировало лечение рака молочной железы. Мать умерла именно от этой болезни, но девушка знала, что наука не стоит на месте, и уже за то время, что мамы не было на свете, появились новые медикаменты, способные не просто облегчить жизнь пациенток, но и избавить их от страшного недуга. Но рак мозга – совершенно другое дело. В настоящее время специальных методов скрининга ранней диагностики опухолей головного и спинного мозга не существует, поэтому народ сюда поступает довольно «запущенный», то есть процент «выживаемости» пациентов невелик. Самые положительные прогнозы у тех, кому повезло раньше обычного выявить наличие опухоли. Раньше обычного – значит, до того, как появятся основные симптомы вроде онемения и слабости нижних конечностей, головных болей, двоения предметов и так далее. Конечно, если бы информированность населения была получше, фактор риска значительно снизился бы. К несчастью, даже до уровня среднестатистического западного пациента российскому еще расти и расти, в особенности учитывая тот факт, что недоверие к медикам в обществе в последнее время лишь увеличивается в геометрической прогрессии, не поспевая разве что за ростом цен на медицинские услуги.

Одна из новых пациенток Лили, Елена Проскурякова, перевелась из другой клиники, так как доктор Тимофеев являлся ее лечащим врачом. Второй, Ольге Шейкиной, было всего девятнадцать, и она до сих пор не могла в полной мере осознать, что происходит, находясь в состоянии перманентного ужаса в отличие от Елены, «бывалой» пациентки, привыкшей к получению плохих новостей. Как выяснилось из истории болезни, у Оли была менингиома, то есть доброкачественная опухоль, которую следовало удалить хирургическим путем. В этом случае существовала реальная возможность полного выздоровления, хотя в такой ситуации ни один врач гарантий дать бы не смог. Лиля и сама понимала, что состоит в группе риска в виду того, что мама умерла от рака молочной железы. Маммография стала частью ее ежегодного профосмотра – в любом случае лучше получить диагноз на ранней стадии, чем когда уже поздно что-либо предпринимать!

Палата, в которой лежали Ольга и Елена, была рассчитана на трех пациентов, но одна койка оказалась свободной – только сегодня третьей женщине сделали операцию по иссечению опухоли, и ее перевели в послеоперационную. Когда Лиля вошла, Елена деловито раскладывала пасьянс на прикроватном столике, тщетно пытаясь вовлечь в разговор Ольгу, которая лежала, свернувшись калачиком лицом к стене с видом полной отрешенности. Различают несколько степеней «привыкания» к тяжелому диагнозу. Сначала – стадия отрицания, когда пациент отказывается верить в то, что именно он стал жертвой страшной болезни; затем следует стадия осознания и, как следствие, гнева и обиды на бога, общество, жизнь и так далее, ведь он, человек, вроде бы не делал ничего настолько плохого, за что полагается столь суровое наказание! Потом больной переваривает тяжелые известия, успокаивается, и тогда можно ожидать двух вариантов развития событий. В первом случае он сдается, замыкается на собственном несчастье и тихо умирает, потому что система здравоохранения не станет бегать за пациентом (предполагается, что это ему следует заниматься марафоном наперегонки со смертью). Во втором же пациент собирает силы в кулак и начинает бороться за жизнь. Лиля знала, насколько опасен первый вариант, поэтому ей совершенно не понравилось состояние молодой пациентки.

– Здравствуйте! – громко сказала она, намереваясь привлечь к себе внимание. Елена с интересом воззрилась на молодую ординаторшу, тогда как Ольга даже не пошевелилась.

– Добрый день, – жизнерадостно улыбнулась Елена, и к горлу Лили неожиданно подкатил комок: она знала, что этой женщине полгода назад удалили аденому гипофиза, и она изо всех сил цепляется за жизнь, с радостью соглашаясь на любые эксперименты, способные не то что излечить – хотя бы отдалить неизбежное. – Вы – новая медсестра?

– Нет, я – ваш лечащий врач, – нисколько не обижаясь, ответила Лиля, понимая, что ее рост и внешность делают предположение о принадлежности к среднему медперсоналу наиболее вероятным.

– Ой, извините, доктор! – изумленно воскликнула Елена, отворачиваясь от столика и внимательно изучая вновь прибывшую. – Просто вы такая... молоденькая!

А сколько же лет ей самой? Голова повязана платком, так как на ней отсутствуют волосы вследствие сеансов химии, кожа туго натянута на худом лице, и через нее просвечивают тонкие синеватые вены. Глаза ясные, широко открытые, но тонкая сеточка морщин вокруг век и рта говорит о том, что женщина немолода. «Или о том, что она очень больна», – подумала Лиля, стараясь не слишком пялиться на пациентку и, возможно, от этого выглядя более счастливой и менее натуральной, чем хотела бы.