После падения - Тодд Анна - Страница 100

– Я не хотела бы лезть не в свое дело, но Кристиан и…

Я не знала, как ее называть.

– Я имею в виду мать Смита, она…

С понимающей улыбкой Кимберли прерывает мое невнятное бормотание.

– Роуз появилась много лет спустя. Кристиан всегда был единственным холостяком в этой компании. Однажды он поссорился с Кеном и улетел в Америку… Тогда-то Кристиан и встретил Роуз.

– Как долго они были женаты?

Вглядываюсь в лицо Кимберли, чтобы понять, не чувствует ли она неловкость. Я не хочу выглядеть навязчивой, но история этой компании по-настоящему меня захватывает. Надеюсь, что Кимберли уже достаточно хорошо меня знает, чтобы не удивляться, что я задаю столько вопросов.

– Всего два года. Они встречались несколько месяцев, а потом она заболела. – Ее голос надламывается, и она судорожно сглатывает. На глазах появляются слезы. – Он все равно на ней женился… По проходу в церкви отец вез ее… в инвалидной коляске. Он сам настоял на этом. На полпути его сменил Кристиан.

Ее рассказ прерывается рыданиями, и я тоже смахиваю слезы, которые катятся из моих глаз.

– Прости, – говорит она с виноватой улыбкой. – Я давно никому не рассказывала эту историю. Меня переполняют эмоции.

Она тянется через стол, вытаскивает из коробки несколько бумажных платков и протягивает мне один.

– Когда я думаю об этой истории, понимаю, что, кроме его блестящего ума, есть и еще кое-что. Он умеет по-настоящему любить.

Она смотрит на меня, а затем переводит взгляд на стопку конвертов.

– Черт! Я закапала их слезами! – восклицает она, быстро приходя в себя.

Мне не терпится расспросить ее о Роуз и Смите, о Кене и Триш, но я не хочу давить.

– Он любил Роуз, а она помогала ему залечивать раны, даже перед смертью. Всю жизнь он любил одну-единственную женщину. В конце концов это его и сломило.

Эта трогательная история только запутала меня еще больше. Что это за женщина, которую Кристиан любил всю жизнь? И почему после этого ему пришлось залечивать раны?

Кимберли высмаркивается и поднимает глаза. Оборачиваюсь и вижу в дверях Хардина. Он переводит взгляд с меня на Кимберли и обратно, пытаясь понять, что за сцена разворачивается на кухне.

– По-моему, я не вовремя, – говорит он.

Не могу не улыбнуться, представляя, как мы выглядим со стороны, беспричинно оплакивая две огромные стопки конвертов и открыток, которые лежат перед нами.

Волосы Хардина еще влажные после душа. Он только что побрился. В простой черной футболке и джинсах он выглядит великолепно. На ногах только носки. Он пристально смотрит на меня и беззвучно подзывает к себе. Иду и встаю рядом.

– Мне сегодня ждать вас к ужину? – спрашивает Кимберли.

– Да, – отвечаю я в ту же секунду, когда Хардин произносит «нет».

Ким смеется и качает головой.

– Напишите эсэмэс, когда до чего-нибудь договоритесь.

Несколько минут спустя, когда мы с Хардином уже стоим у выхода, из боковой комнаты появляется Кристиан с сияющей улыбкой.

– На улице холодно. Где твое пальто, малыш?

– Во-первых, мне не нужно пальто. Во-вторых, не называй меня малышом, – закатывает глаза Хардин.

Кристиан стаскивает с вешалки толстую темно-синюю куртку.

– Надень-ка. Она как обогреватель.

– Черт, нет же! – препирается Хардин, и я не могу сдержать смех.

– Не будь идиотом. На улице минус пять. Возможно, твоя дама захочет, чтобы ты ее согрел, – дразнит Кристиан.

Хардин оценивающе смотрит на мой толстый фиолетовый свитер, пальто и шапку в тон. Над шапкой он прикалывается с того момента, когда я впервые ее надела. Когда он увидел, как я катаюсь на коньках, я была так же одета, и он тогда над ней смеялся. Кое-что никогда не меняется.

– Ладно уж, – сдается Хардин и просовывает свои длинные руки в рукава.

Я не удивлена тем, что куртка ему идет. Даже массивные бронзовые пуговицы каким-то образом придают ему мужественности, подчеркивая простоту его стиля. В этих новых джинсах, от которых я без ума, черной футболке и черных ботинках, а теперь еще и в этой куртке он выглядит так, словно сошел со страниц модного журнала. Он может потрясающе выглядеть, не прилагая для этого никаких усилий, это несправедливо!

– Может, хватит пялиться?

Даже подпрыгиваю от неожиданности. Но Хардин награждает меня улыбкой и берет мою ладонь в свою теплую руку.

В эту секунду в фойе выбегают Кимберли и Смит.

– Подождите! – кричит она. – Смит хочет кое о чем попросить.

С нежной улыбкой она смотрит на своего будущего пасынка.

– Давай, милый.

Светловолосый мальчишка смотрит на прямо на Хардина.

– Можно мне сделать фотографию для школы?

– Что?

Хардин чуть бледнеет и смотрит на меня. Я знаю, как он к этому относится.

– Он делает что-то вроде коллажа. И сказал, что хочет твою фотографию, – объясняет Кимберли.

Умоляюще смотрю на Хардина. Не стоит отказывать в такой просьбе малышу, который прямо-таки боготворит его.

– Э-э-э, уверен? – Хардин поворачивается на пятках и смотрит на Смита. – Ладно… Можно Тессе тоже быть в кадре?

Смит пожимает плечами:

– Думаю, да.

Я улыбаюсь ему, но он, кажется, этого не замечает. Хардин бросает на меня взгляд в духе «я-нравлюсь-ему-больше-хотя-даже-не-стараюсь», и я толкаю его локтем. Стягиваю шапку и резинкой, которую снимаю с запястья, собираю волосы в хвост. Красота Хардина такая естественная и непринужденная; ему достаточно просто стоять в кадре, нахмурив брови. Он выглядит великолепно.

– Это быстро, – говорит Кимберли.

Хардин теснее прижимается ко мне и лениво обнимает за талию. Пытаюсь изобразить свою лучшую улыбку, а Хардин, напротив, слегка поджимает губы. Но я снова пихаю его в бок, и он расплывается в улыбке. Как раз вовремя, в момент, когда Кимберли щелкает камерой.

– Спасибо, – говорит она.

И я вижу, что она искренне рада.

– Пойдем, – командует Хардин.

Я киваю и, помахав Смиту, направляюсь к двери.

– Это так мило с твоей стороны.

– Ерунда, – отвечает он и целует меня в губы.

Я слышу щелчок и, оторвавшись от него, вижу Кимберли с камерой в руках. Хардин прячет лицо в моих волосах, и она делает еще один снимок.

– Ну хватит уже, – ворчит он и тянет меня за дверь. – Хватит с меня этой семейки с их фото и видео.

Он бурчит все время, пока я закрываю за собой дверь.

– Видео? – спрашиваю я.

– Забудь.

Воздух обжигающе холодный. Я быстро стаскиваю резинку с волос и снова натягиваю шапку.

– Для начала поменяем масло в твоей машине, – говорит Хардин, перекрывая свист ветра.

Роюсь в карманах пальто, чтобы найти ключ и передать ему, но он качает головой и показывает мне свою связку, на которой я без труда узнаю знакомый ключ с зеленой полосой.

– Ты не забрала его, когда вернула все подарки, – объясняет он.

– А… – В сознании всплывает воспоминание о том, как я оставила все свои ценности на подушке нашей кровати. – Я хотела бы забрать все это, если ты не возражаешь.

Хардин забирается в машину, не глядя на меня, и бормочет через плечо:

– Ммм, да… Само собой.

Когда мы оба оказываемся в машине, Хардин включает печку на максимум, берет мою ладонь и кладет мне на бедро. Его пальцы прокладывают дорожку по моему запястью, где раньше я всегда носила браслет.

– Мне не нравится, что ты оставила его там… Он должен быть здесь. – Хардин надавливает на мое запястье.

– Знаю. – Мой голос тише, чем шепот.

Я очень скучаю по своему браслету. И по электронной книге. И хочу забрать письмо, которое он мне написал, чтобы перечитывать его снова и снова.

– Может, ты мог бы привезти мне эти вещи, когда вернешься в следующие выходные? – спрашиваю я с надеждой.

– Да, конечно, – отвечает он, сосредоточившись на дороге.

– Зачем мы вообще едем менять масло? – спрашиваю я.

Длинная подъездная дорожка заканчивается, и мы поворачиваем на улицу.

– Потому что пора. – Он указывает на маленький стикер на лобовом стекле.