Любимые дети, или Моя чужая семья - Чемберлен Диана - Страница 31

Блондинчик за стойкой маленького маркета говорил по мобильнику. И даже не поднял глаз, когда я положил на прилавок двадцатку.

– Бензина на десятку, – потребовал я.

Он рассмеялся в телефон и открыл кассу.

– Она была никакая, – пояснил он, кладя двадцатку в ящичек и вынимая десятку. – Да нет, не шучу. Я не позволил ей сесть в мою машину в этом состоянии. Она бы облевала все… – Спасибо, – сказал он, отдавая мне десятку. Только тогда он глянул мне в лицо, и его глаза едва не выкатились из орбит. – Вау! Что стряслось с твоей физиономией, парень?

– Иди к черту, – бросил я, направляясь к двери.

Открыл и успел услышать, как он сказал в телефон:

– Не знаю. Парень выглядит так, будто попал в пропеллер.

Я подошел к бензоколонке и прислонился к машине, пытаясь взять себя в руки. Наконец, я отвинтил крышку бензобака. Рука дергалась так, словно я был припадочным. Попал в пропеллер?

Я нажал кнопку над табличкой с названием самого дешевого бензина. Вынул насос и сунул «пистолет» в бак. Теперь оставалось нажать на курок, или как там он назывался.

Я положил на него палец.

«Просто потяни вверх. Потяни вверх»…

Шли секунды. Тридцать. Сорок. Я не мог этого сделать. Бензин вырвется из «пистолета», и для меня все будет кончено. Именно так Мэгги устроила пожар. Бензин и дизельное топливо. Бензин и дизельное топливо. Одна искорка – и всё.

– Какие-то затруднения?

Я оглянулся на дверь мини-маркета, откуда высунулся блондин.

– Нужна помощь?

– Нет, все в порядке, – сказал я и, зажмурившись, потянул. Сейчас я погибну.

Я был окончательно вымотан и трясся, как в ознобе, когда вернулся в трейлер. Идти заниматься сёрфингом не хотелось. Хотелось лечь, что я и сделал. Забрался в постель. Подтянул одеяло до подбородка.

«Парень выглядит так, словно попал в пропеллер».

Поганый сукин сын.

Я сбросил одеяло и пошел в комнату матери. Порылся в шкафу, где она держала коробку с фотографиями. По большей части моими. Она всегда раздражала меня, делая снимки дешевой, подаренной кем-то камерой.

– Мой красавчик сын, – повторяла она. – Давай, симпатяга, улыбнись мамочке.

Я скалился или отворачивался. Почему я так поступал? Почему обращался с ней, как последнее дерьмо?

Я стал перебирать снимки, иногда вытаскивая свои. Старые школьные фотографии, когда я был малышом. Куча снимков с Энди и Мэгги на берегу перед Си-Тендер. Мы с Мэгги точно выглядели как брат и сестра. Энди походил на нас меньше. У нас с Мэгги были одинаковые огромные карие глаза и темные вьющиеся волосы. Кроме того, за школьные годы скопилось немало фотографий. Я хорошо помнил, как снимался в восьмом классе. Тогда мы поехали к настоящему фотографу. И я смотрел на фото почти час, думая, что могу считаться крутым чуваком. Был здесь и мой снимок с Линдси Шелкросс. Мы стояли вместе перед каким-то танцевальным вечером в первый год средней школы. А вот и я, позирую рядом с доской для сёрфинга, в мокром гидрокостюме. Глаза прищурены, лицо кислое: гримаса, которую я всегда приберегал для матери.

Я взял ножницы с письменного стола матери и стал резать снимки на мелкие кусочки. Пока рука не устала. Я хотел бы сжечь их, но не зажигал спички с ночи пожара. Вместо этого я выбросил конфетти из обрезков в унитаз и смыл. Почти половина кусочков исчезла. Я смыл еще раз. Еще раз. Но кусочки крутились в унитазе, и я понял, что сделал глупость.

У нас были вантуз и специальная металлическая «змейка» для прочистки раковин и унитаза, поскольку мать не хотела тратиться на сантехника. Поэтому остаток дня я провел у чертова унитаза. К концу дня унитаз снова работал. Я принял душ, подумав, что, может, стоит поехать в Снидз-Ферри, попросить приятеля купить мне пива. Но если он не работал, я только зря потрачу бензин. Однако и пережить этот вечер без пива я тоже не мог. После всех моих усилий по прочистке унитаза плечо и левая рука разрывались от боли. Я подумал, что перкосет подействует лучше, если выпить его на пустой желудок. Тогда лекарство сразу пойдет в кровь. Я сунул в рот две таблетки и оказался прав. Заснул на диване и не просыпался до утра.

Я надел гидрокостюм, как только встал. Пойду займусь сёрфингом. Что бы там ни было. Плевать, даже если начнется гроза. Я иду туда, где не придется ни с кем общаться. Не придется слышать, как люди говорят о моем лице. Рука почти не болела. Эти таблетки действуют прекрасно.

Я открыл входную дверь и едва не споткнулся о кувшин с цветами. Черт! Какая-то старая леди посылает мне цветы, словно мать уже мертва. Я принес их в кухню.

Цветы были в помятом старом алюминиевом кофейнике и вовсе не казались дорогими. Похоже, что кто-то нарвал их в поле и сунул в первую попавшуюся посудину, которая могла сойти за кувшин.

Я увидел сложенный листок бумаги, засунутый среди стеблей, и вытащил его.

«Я много думала о тебе. Прости, если слишком давила на тебя в магазине. Я действительно хотела бы приготовить тебе ужин. И что-нибудь шоколадное на десерт. Сегодня вечером?

Джен».

Она снова записала номер телефона, на случай если я потерял тот клочок бумаги, который она оставила мне в магазине. Я не потерял его. Он по-прежнему лежал в кармане джинсов, хотя я не собирался звонить и был уверен, что она тоже не позвонит.

Я прислонился к стойке, вспоминая ее классное тело и красивые синие глаза. Она сказала, что ее ранили. Неужели это так? Неужели она понимала?

Я глянул на номер. Взял мобильник.

Может, по крайней мере, удастся переспать с ней?

21. Мэгги

Вечером в пятницу ма, Энди, дядя Маркус и я обедали за садовым столиком на крыльце. Свиные отбивные и сладкий картофель мы поджарили на гриле, а листовую капусту ма купила у старушки на трассе 17. Ма была единственной, умевшей готовить ее так, как я любила. Боже. Как приятно сидеть в нашем прекрасном дворе, перед прекрасным заливом! Новостные фургоны исчезли. Наконец. Последний убрался сегодня днем. Может, это потому, что был уик-энд и они не заморачивались подобными новостями, но какова бы ни была причина, я могла выйти из дома, не прячась в тени.

Сидя за садовым столиком, я была по-настоящему счастлива, впервые за целую вечность. Господи, как я скучала по своей семье!

Я жевала свиную отбивную, улыбаясь про себя, пока Энди трещал о Кимми, Кимми, Кимми…

– У кого-то в голове нет ничего, кроме Кимми, – сказала ма после того, как он непрерывно распространялся о Кимми добрых десять минут.

– У кого это? – удивился Энди.

Мы расхохотались.

В какой-то момент дядя Маркус откинул волосы со лба ма. Она поймала его руку, сжала и улыбнулась.

Я никак не могла спокойно наблюдать за ними. И иногда напрягалась. Совсем как когда они вместе были в комнате. Я ждала, чтобы мать сказала ему что-то холодное, заморозила словами, как часто бывало, но эти дни остались позади. Пару ночей я слушала, как они занимались любовью. Мне было как-то не по себе. Мать никогда не интересовал секс. По крайней мере, я так думала. Но что я знала? Па умер, когда мне было восемь лет. Может, все это время она жаждала секса? Что же. Теперь она его получает. Это странно. Я оставила несчастную, скорбящую семью. А вернулась домой к людям, которые внезапно стали романтиками. Я надеялась, что это не заразно. Потому что с романтикой я покончила. Может, на время. Может, навсегда.

Было уже почти темно к тому времени, как мы закончили убирать со стола, и я смотрела в кухонное окно на наш длинный причал. Я все еще не чувствовала себя в безопасности настолько, чтобы выйти на причал. Но сегодня репортеры убрались, и в темноте никто не увидит меня с воды.

– Я выйду на причал, – сказала я, включая посудомоечную машину.

– Прекрасная ночь для прогулки, – согласилась ма.

– А можно мне тоже пойти? – спросил Энди.