Доктор Данилов в сельской больнице - Шляхов Андрей Левонович - Страница 11

— Ты же не читаешь их!

— Это речевой оборот такой (Данилов как-никак был сыном учительницы русского языка и литературы), намек на то, что еще немного, и твои сплетни станут известны всему миру.

— Скорее всего, так и будет.

Елена уселась на кровати, скрестив ноги, Данилов указал рукой на кресло, но она отрицательно потрясла головой. Данилов придвинул стол к кровати, разлил чай по чашкам и сел рядом с Еленой.

— Говорят, что со дня на день с Москвы снимут Кепку! — Елена сделала паузу, ожидая, какое впечатление новость произведет на Данилова.

«Кепка» было одним из прозвищ московского мэра Жулкова, предпочитавшего данный головной убор всем прочим.

— Эти слухи ходили, еще когда мы учились на первом курсе! — скривился Данилов. — Кепка и Целышевский вечны. Нас не станет, а они еще будут.

Директора московского департамента здравоохранения Целышевского слухи снимали и отправляли на пенсию по три раза в год, но он выходил сухим из любой грязной воды, в крайнем случае жертвуя кем-то из подчиненных.

— Напрасно ты так думаешь. Ты телевизор не смотришь?

— Какой телевизор, Лен?! Посмотри, где ты тут его видишь?

— А в отделении? Или в вашей больнице нет телевизоров?

— Есть, но врачей не хватает. Я как зашел в больницу во вторник, так до субботы из нее не выходил. Знаешь, что такое тридцатипроцентная укомплектованность реанимации врачами? Это отработал — упал, потом встал, еще отработал и снова упал. Какой, к чертям собачьим, телевизор?

— И новости вы с коллегами не обсуждаете?

— Не забывай, что это Монаково, а не Москва. Большая политика здесь заканчивается на главе районной администрации, все остальное монаковцев не интересует. Кадровые перестановки в Москве? Я тебя умоляю! Гораздо важнее, что жена доктора Заречного пообещала утопиться, если муж к ней не вернется, что магазин «Свежачок» у Аветиса купил Самвел, и теперь там водочный кредит без залога невозможен, что на улице Парижской комунны наконец-то засыпали яму…

Ямы этой Данилов увидеть не успел, но местные жители, например, тот же доктор Дударь, на полном серьезе утверждали, что вырыта она была еще в далеком 1941 году и служила окопом то ли нашим войскам, то ли немецким (в руках врага Монаково находилось недолго, меньше месяца), и с тех пор ее все никак не могли засыпать.

— Это и есть местные новости!

— А ты, я вижу, освоился здесь, — улыбнулась Елена.

— Есть немного, — подтвердил Данилов. — Так что с Кепкой?

— По центральным каналам идут передачи, в которых его чихвостят и в хвост, и в гриву. Причем делается это не голословно, а с фактами. Сам понимаешь, что такого дыма без хорошего огня не будет. И сам понимаешь, какие тут открываются перспективы.

— Так-так, сейчас попробую сообразить! — Данилов прикрыл глаза, чтобы лучше думалось. — Значит, Кепку с Москвы снимут, а следом пойдут кадровые перестановки на всех уровнях…

— Правильно мыслишь, — одобрила Елена.

— Целышевского попрут, на его место скорее всего посадят Гучкова…

Когда-то давно главный врач «Станции скорой и неотложной медицинской помощи города Москвы» Михаил Юрьевич Гучков был заместителем директора столичного департамента здравоохранения. Отношения с Целышевским у него не сложились, как часто бывает у руководителей и их чересчур прытких подчиненных. Испугавшись, что Гучков его подсидит, Целышевский принял меры, в результате которых Михаил Юрьевич пересел в кресло главного врача одной из самых худших московских больниц, бросил его на усиление. Разумеется, в надежде, что Гучков не справится, его можно будет снять как не оправдавшего доверия и забыть о нем навсегда.

Расчет оказался неверным. Гучков не только решительно, но и умело взялся за дело и вскоре навел в своей больнице такой порядок, что бригады «скорой помощи» перестали брать с пациентов деньги за то, чтобы только не везти в эту «кузницу здоровья», и начали брать за то, чтобы туда отвезти. Целышевский похвалил Гучкова и назначил его главным врачом московской «Скорой». Вроде как повышение, но скорее всего не без надежды на то, что здесь Гучков непременно потерпит фиаско. Впрочем, нельзя исключить и того, что руководитель департамента по достоинству оценил организаторские таланты Гучкова и нашел им новое применение.

— …кресло главного врача освободится, и в него сядешь ты! — Данилов открыл глаза и уставился на Елену.

— Вынуждена тебя разочаровать, — рассмеялась Елена. — Преемником Гучкова стану не я. Кто именно — сказать не возьмусь, но то, что не я — это стопудово. Я имела в виду твои перспективы…

— Чтобы я стал главным врачом «Скорой»? — Данилов опешил, но чашку свою не уронил, успев поставить на стол.

— Вова, не тупи! Включи мозг! — потребовала Елена. — Кадровые перестановки будут не только в медицине, но и везде, в том числе и в ГУВД. Улавливаешь?

— Да, — кивнул Данилов, которого к отъезду из Москвы вынудил конфликт с одним из гувдешных генералов. — Это обнадеживает и вдохновляет. Теперь я уверенно буду смотреть в будущее…

— Ладно, не издевайся. — Елена прикрыла рот Данилова своей ладонью. — Я тебе рассказала новость, теперь ты рассказывай про себя и про Монаково. А то по телефону только и слышу, что «угу» и «нормально»…

Снизу грянули хором:

— На первом этаже общежития живут большие любители хорового пения, — сказал Данилов, — только я еще не успел с ними познакомиться.

— И не надо, — посоветовала Елена. — Петь они точно не умеют.

— Зато как душевно, — возразил Данилов. — И репертуар богатый — одно и то же подряд не поют. Нет, ты только послушай…

Пропустив куплет (сказки все это, что из песни слова не выкинешь) про «теплоту» и «трех человек у автомата», хор затянул:

Елена спрыгнула с кровати, подбежала к открытому окну и закрыла его:

докончили певуны.

— Здесь очень хорошая слышимость, так что окно можно открыть, — сказал Данилов.

— Пугачева убила бы их за такое пение! — сказала Елена, снова открывая окно.

— Она бы порадовалась, — сказал Данилов. — Это ж квинтэссенция любви народной, когда твои песни помнят и поют. Если я не ошибаюсь, это песня времен нашего детства:

затянул одинокий женский голос.

поддержали остальные.

Елена невнятно помянула чью-то мать (такое случалось редко) и вернулась на кровать.

— Не обращай внимания, — посоветовал Данилов. — Судя по душевности пения, они уже хорошо набрались, так что еще одна-две песни, и все. Потом другие соседи врубят рок или металл.

— Лучше металл, чем это унылое соплежуйство! «Я от себя любовь таю, а от него тем более!» — передразнила Елена. — Ладно, рассказывай о себе, только погромче. Как вам здесь живется, доктор Данилов?