Доктор Данилов в госпитале МВД - Шляхов Андрей Левонович - Страница 17

— Не симпатизируешь, — констатировала Половникова. — А раз так, то почему упускаешь такую возможность?

— Возможность чего?

— Отыграться на мне, — Половникова добавила в голос истомы, — подчинить своей воле, заставить выполнять твои желания…

Данилов всмотрелся в глаза Половниковой, оценивая состояние зрачков, и принюхался к воздуху. Вроде как не пьяна и не под кайфом, во всяком случае, зрачки нормальные и «выхлопа» нет. Значит — просто дура, если можно так выражаться о женщине, готовой тебе отдаться. Данилов решил, что можно, умные могут быть настойчивыми, но не назойливыми, назойливость — удел дураков.

— Ты что — совсем? — скривилась Половникова, видя, что ее чары не возымели действия. — То-то я смотрю, что у тебя Наташа такая скучная, как снулая рыба. Ты даже своей сестре внимания не оказываешь!

Она погладила себя рукой по бедру, словно подсказывая Данилову, что ему надо делать.

«Настолько оголодала или просто поспорила с кем-то, что без труда соблазнит меня? — прикинул в уме Данилов. — Или же пытается раззадорить, чтобы потом съездить мне по физиономии и рассказывать всему госпиталю, как усердно я ее домогался и как она меня осадила?»

— А это что, принято? — поинтересовался Данилов.

— Что принято?

— Спать с медсестрой на дежурстве. Я, признаться, думал иначе.

— Когда ничего не можешь, то остается только думать! — Половникова медленно поднялась на ноги, еще раз потянулась, да так, что нижний край рубашки приподнялся чуть ли не до груди. — Ладно, я сегодня добрая, тем более что ты со мной так благородно поделился бутербродами, поэтому если соберешься с силами, то стучись — может, и впущу тебя…

— Дежурный реаниматолог не имеет права выходить из отделения, — напомнил Данилов. — Так что спи спокойно, набирайся сил, я твой покой не потревожу.

Кабинет Романа Константиновича находился снаружи, образно говоря, «на подступах» к отделению. Очень мудрое решение — к начальнику отделения по рабочим вопросам то и дело приходят родственники пациентов и коллеги. В коридоре беседовать не всегда удобно, а превращать реанимационное отделение в проходной двор тоже не годится. Так что вынос начальственного кабинета за пределы отделения — очень мудрое решение.

— Если бы ты, — Половникова указала пальцем на Данилова, — знал, от чего ты отказываешься, то ты бы, — палец изменил направление и стал указывать на пол, — на коленях передо мной бы ползал и молил бы, — палец взлетел вверх, подчеркивая важность сказанного, — чтобы я осталась. Но я бы только посмеялась и сказала: «Нет!» — Палец заходил в стороны, как маятник. — А потом я бы вот так перешагнула через тебя и ушла!

Половникова высоко подняла правую ногу и, сделав шаг по направлению к двери, остановилась.

— Ты же ушла, — напомнил Данилов, не испытывая никакого смущения под испепеляющим взглядом Половниковой.

Он пересел на диван, вытянул ноги, заложил руки за голову и прикрыл глаза.

Прошло секунд тридцать. Половникова стояла, не двигаясь, и смотрела на Данилова. Данилов открыл глаза и попросил:

— На выходе выключи, пожалуйста, свет.

— Поищи себе другую прислугу! — фыркнула Половникова и вышла.

Данилов прислушался — так, дошла до поста, открыла ящик, чтобы взять ключ от кабинета начальника, что-то короткое сказала Наташе (одно из двух — или «Спокойной ночи» или «Данилов — сволочь»), открыла дверь и вышла из отделения…

— Вот и остался ты, Вовочка, без сладкого, — вслух пожалел себя Данилов и добавил: — Оно и к лучшему, от сладкого зубы портятся.

Провидение достойно вознаградило Данилова — до конца дежурства никого не привозили, никого не переводили и никто из пациентов не «ухудшился». Данилов подремал пару часиков, вышел, обошел свои владения и пошел отдыхать дальше. Между делом подумал о том, как теперь будет вести себя с ним Половникова. Скорее всего, если, конечно, ума хватит, будет делать вид, что ничего не случилось. Если не хватит — будет как-то выказывать свое недовольство.

Половникова выбрала первый вариант. «Доброе утро». «Как прошло дежурство?» «Так, кто у нас тут лежит?» Правда, во время пятиминутки при всем честном народе все-таки попыталась уесть Данилова, ляпнув:

— Владимир Александрович намекал, что он не прочь оставить меня на ночь в ординаторской, но я, как женщина с принципами, предпочла ночевать здесь. Заперлась на ключ и на всякий случай ключ из замка не вынимала.

Данилов благоразумно не стал озвучивать то, что он думал о Половниковой.

— Поздравляю, Владимир Александрович, — сказал на это начальник отделения. — Теперь вы вступили в клуб обожателей и воздыхателей Галины Леонидовны, к которым она причисляет всех мужчин, работающих в нашем госпитале, кроме доцента Суднишникова.

Доцент кафедры гастроэнтерологии Суднишников отметил в прошлом году свой восьмидесятипятилетний юбилей.

— Число моих воздыхателей не ограничивается стенами госпиталя, — гордо поправила Половникова, косясь на Данилова. — И их столько, что хватит на дюжину клубов!

Глава седьмая

БЕЛКА В ЧЕРТОВОМ КОЛЕСЕ

Звонок рентгенолога Рябчикова застал Данилова на кухне во время кулинарного эксперимента. Впрочем, эксперимент (свинина с картофелем, черносливом и грибами) перешел в ту стадию, когда ингредиенты уже сложены в горшочки, залеплены сверху тестом и отправлены, как положено, в холодную, не разогретую предварительно, духовку. Теперь оставалось только ждать результата, а ничто так не скрашивает ожидание, как беседа с хорошим человеком, коллегой и бывшим сослуживцем. Есть что обсудить, есть что вспомнить.

— Как ты? Где ты? Все в Склифе? — Голос приятеля показался Данилову грустным.

Впрочем, весельчаком Рябчиков никогда не был, типичный меланхолик с гипертрофированной склонностью к рефлексиям.

— Это ж сколько мы с тобой не виделись? Целую вечность! — Данилов убедился, что нагрев пошел и с духовкой все в порядке, и ушел в спальню, чтобы разговаривать с максимальным комфортом, лежа на кровати. — После Склифа я успел немного поработать физиотерапевтом в кожвене, а теперь устроился в госпиталь МВД, но уже реаниматологом…

Рябчиков, внимательный к деталям, как и положено рентгенологу, забросал Данилова вопросами, касающимися его новой работы.

— Давай про себя рассказывай! — Данилов взял инициативу в свои руки. — Ты вроде как в восьмую туберкулезную собирался?

— Как собрался, так и работаю здесь.

— Нравится?

— Нравится, — вздохнул Рябчиков, — наверное. Получаю больше, чем в поликлинике, но в моем положении деньги уже не радуют…

Данилов знал только одно положение, когда «деньги уже не радуют» — при стремительно ухудшающемся здоровье с удручающей перспективой.

— Рудольф, у тебя все в порядке? — спросил он. — Что-то твой голос мне не нравится. Здоровье как, в порядке?

— Здоровье в порядке, — без особого энтузиазма подтвердил Рябчиков, — только с Юлией мы расстались.

Юлия когда-то работала в одной поликлинике с Рябчиковым и Даниловым секретарем главного врача и по совместительству заведовала кадрами. Рябчиков долго добивался ее расположения, добился, был на седьмом небе от счастья, а теперь вот, оказывается, это счастье утратил.

— На время или навсегда? — уточнил Данилов.

— Навсегда. Окончательно. Уже полтора месяца.

— Навсегда — это с одной стороны грустно, а с другой — не на одной же Юлии свет клином сошелся.

— Это так, но веселее от этого не становится.

— За полтора месяца пора бы и свыкнуться с этой мыслью, — строго сказал Данилов. — Жизнь продолжается, найдешь себе более подходящую спутницу жизни.

— Где мне ее искать? — Рябчиков снова вздохнул. — Я живу в режиме «дом — работа — дом», даже по магазинам не хожу, заказываю продукты с доставкой.

— На работе. Разве там мало женщин?

— На работе у меня женщин хватает, только их средний возраст где-то в районе шестидесяти пяти лет. Я же в туберкулезной больнице работаю, а не во врачебно-физкультурном диспансере. Только не надо спрашивать меня, что мне мешает перейти туда на работу.