Листья коки - Суйковский Богуслав - Страница 10

Путники устроили короткую стоянку только на втором перевале и подкрепились сушеным мясом. Воздух стал прозрачным, точно его омыло предрассветным туманом, и с высоты, на которой они находились, открывался великолепный вид на город.

Силустани вырисовывалась уже достаточно отчетливо. Крепость и город находились на плоской вершине скалы, на вытянутом отроге основного хребта, высоко вздымаясь над долиной. Река у подножия скалы образовывала крутой изгиб, отступая перед твердостью гранита.

Солнце уже поднялось над горными вершинами, и в прозрачном воздухе отчетливо виднелись дома, стены, массивные круглые башни и единственные ворота у обрывистого склона горы.

— Говори! — коротко приказал Кахид, вытаскивая из сумки свое узелковое письмо и принимаясь медленно и тщательно перебирать его пальцами.

Синчи глядел на него с удивлением.

— О чем ты хочешь знать, великий господин?

— Говори все, что знаешь. Называй каждый дом. Тебе, видимо, знаком этот город.

— О, конечно, великий господин. Вон то высокое здание с новой светлой крышей — храм Солнца. Эта долина славится своим плодородием, здесь много жителей, поэтому храм этот очень богат.

Пальцы инки задержались на каком-то узелке. Он кивнул головой.

— А там, у края, в саду, белое здание — это дворец самого сына Солнца Уайны-Капака. Он побывал здесь однажды, будучи еще совсем молодым. Он почтил своим выбором трех женщин. Одна была местной жительницей, две другие — девы Солнца. Потом они жили в этом дворце в почете вплоть до того, когда пришло известие, что сын Солнца отошел к престолу самого Инти. Тогда они покончили с собой, как повелевает обычай. Бросились со скалы. И все дворцовые слуги и сам камайок, который тут правил, совершили то же самое. Потом жрецы сделали из их тел мумии и поместили их при входе во дворец. Туда закрыт доступ для всех, а дворец с его сокровищами, как и велит закон, ожидает возвращения духа великого властелина.

Кахид молчал, он бросил лишь быстрый внимательный взгляд на гонца. Он то знал, что женщины не хотели умирать, однако, опьяненные отваром из листьев коки, покорно бросились со скалы. Рука инки, лежавшая на воинской сумке, сжалась, нащупав связку листьев. Отличный способ, замечательный помощник правителей! Народ одурманивают, и он пребывает в послушании. Он не жаждет ни перемен, ни свободы… не бунтует. В этих листьях народ черпает силы для того, чтобы выполнить приказы и даже удивительную выдержку, необходимую для того, чтобы выстоять в трудный момент.

Он нахмурился. Некоторые жрецы, даже из числа самых мудрых, доказывают, что народ от листьев коки становится тупым, неповоротливым, что меньше рождается детей, что продолжительность человеческой жизни сокращается Глупости. Простого люда из покоренных племен не убывает, а то, что нет стариков, так это к лучшему. Воин же, воспитанный в полном послушании за время долголетней службы, на которую его забирают еще подростком, беспрекословно повинуется приказам своих начальников до самой смерти. Когда силы у него на исходе — его поддержат листья коки. В мужестве и жертвенности по приказу никогда не было недостатка. Так нужно. Покоренные должны работать, и это к лучшему, что они не размышляют.

Он обратился к Синчи:

— Рассказывай дальше!

— А то второе строение — из больших камней — это склад. Дальше, у стен крепости, дом кузнеца, который кует оружие. Рудники вон там, — он показал рукою на одну из окрестных долин. Крепость на недоступной скале преграждала дорогу к ним.

Инка кивнул.

— Пошли. До вечера мне надо быть в Силустани,

Глава седьмая

Теперь идти стало значительно легче, и, хотя крепость оказалась дальше, чем они предполагали, солнце стояло еще высоко, когда путники достигли Силустани.

Но единственные ворота города были заперты, и стража остановила их окриком.

— Ни шагу дальше! Кто вы и что вам нужно?

Воины на городских стенах были в боевых шлемах, закрывавших уши, их вооружение состояло не только из длинных копий-чонт, они держали в руках и легкие метательные дротики, и обоюдоострые секиры с массивными рукоятками.

— Что случилось? — пораженный Синчи осмелился рассуждать вслух. — Столько раз я бывал здесь, и всегда эти ворота запирались только на ночь.

— Эй, вы! Говорите, что вам нужно? — уже со злобой закричал часовой.

Ловчий неторопливо снял шлем, открывая тяжелые золотые серьги в виде колец, которые носили только высшие сановники, откинул походный плащ, обнажая свою короткую воинскую тунику, украшенную красной вышивкой, какую закон разрешал носить только инкам.

— Говори ты! — приказал он Синчи.

— Великий ловчий сына Солнца, инка Кахид, удостоил вас своим прибытием. Открывайте! — поспешно закричал гонец.

Часовые на стене заволновались, начали торопливо переговариваться, потом отозвался кто-то, несомненно привыкший приказывать. Шлем, который показался в бойнице, блестел и был украшен крылом птицы.

— Перед вами Каркильяка, который по велению сына Солнца правит в Силустани. Говори, пришелец, по чьему приказу и зачем прибыл ты сюда?

Ловчий показал поочередно свои знаки и свой кипу, который извлек из сумки.

— От имени сапа-инки, сына Солнца.

— Какого сапа-инки?

— Существует только один сапа-инка, Уаскар, сын Уайны-Капака.

— Да благословит бог Инти его и вас. Открыть ворота! — скомандовал наместник провинции.

В забаррикадированных воротах отодвинулись тяжелые, старательно подогнанные друг к другу брусья. В образовавшуюся щель можно было с трудом протиснуться поодиночке. Ловчий, ни минуты не колеблясь, нырнул в темный проход. Синчи последовал за ним.

На небольшой площади, окруженной глухими стенами, стоял отряд воинов в полном вооружении. Военачальник в дорогих доспехах и в наряде, предписанном для кураков, занимающих высокие должности, почтительно, хотя и с достоинством, приветствовал гостя.

— Я знаю твое имя, великий господин. Мы ожидали твоих приказов по поводу большой охоты.

— Я послал кипу и словесный приказ по дороге на Юнию.

— Я знаю, великий господин. Но гонец свалился с поврежденного моста, и все погибло.

— Поэтому я и прибыл сюда.

— Через горы? Вчера там свирепствовала сильная буря. Даже горцы боятся идти на перевал в такую погоду.

— Я шел по велению сына Солнца, — резко оборвал его Кахид. Ему вспомнились странные вопросы, которыми его остановили у ворот, и он спросил у коменданта крепости:

— Ответь мне, вождь, почему перед началом большой охоты ты прибег к таким предосторожностям? И что значат эти слова: какому сапа-инке я служу?

— Потому что их теперь двое, — мрачно отозвался Гарсильяка. — Великий инка Атауальпа в Кито провозгласил себя сапа-инкой, возложил на голову повязку властелина с двумя перьями птицы коренкенке. Его войска движутся на юг.

Кахид не смог скрыть своего удивления. Он быстро спросил:

— Когда это случилось? Вот уже месяц, как я занят подготовкой к охоте и вести из Куско до меня не доходят.

— Я знаю только, что войска Атауальпы со второй половины минувшего месяца идут к югу. Они движутся вдоль берега океана и завладели уну Анкачс. Идут они также по главной дороге и уже находятся в Кахамарке. А здесь за горами они захватили Мойомамбо. Поэтому я и держу крепостные ворота на замке, — пояснил курака.

— Каковы их силы? — коротко поинтересовался Кахид, и старый воин молча протянул ему свой кипу. Ловчий внимательно присмотрелся к цвету шнурков и принялся перебирать узелки.

— Ну, хорошо, — произнес он минуту спустя. — Ты правильно поступил. Но это не мое дело. Большая охота должна состояться. Теперь мясо будет особенно нужно.

— Твое слово — приказ, великий господин. Однако воины…

— Мне не нужны твои воины. Ты созовешь только местных жителей, как велит закон. А зверя здесь много?

— Много, пожалуй, еще никогда столько не бывало. С момента последней большой охоты особенно расплодились стада вигоней. Гуанако, впрочем, тоже много, как и лесных серн. Больших тити мои люди забивают по нескольку штук в году, и все-таки зверью не видно конца.