После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 64

— А у тебя есть какие-нибудь предложения, что делать дальше?

— Увы, лишь одно. Обратиться за помощью к богам, — я развёл руками.

— А если боги не ответят?

— Не знаю. Может быть, поискать бреши в кургане. Ведь деревня явно значительно моложе этой могилы, здесь уже застали царя. Значит, что бы ни случилось тут, оно случилось не так давно. Но это завтра. Сегодня попробую поговорить с богами.

— Это долго? — полюбопытствовал лич.

— Я не жрец, и не умею посещать Небесные Чертоги. А наши боги никогда не являются наяву, это непреложный закон мироздания. Поэтому единственный доступный мне способ — принести требу, попросив совета, и ждать. Надеюсь, кто-нибудь из богов соизволит откликнуться.

Готовясь к традиционному ритуалу, я чувствовал себя очень… странно. Никогда в жизни я ещё не попадал в такую ситуацию, чтобы сознательно просить помощи богов, да ещё вот так, в качестве единственно возможного варианта решения представшей передо мной проблемы. Я понимал, что такой способ поиска выхода по меньшей мере, глупый. Но в голову больше не приходило ни одной сколько-нибудь вменяемой идеи, а даже одна мысль о том, чтобы залезть в курган, вызывала почти панический ужас.

Нет, я мог бы переступить через это чувство, понимая его иррациональность. Но внутри занозой засела уверенность, что, во-первых, это не просто впитанный с детства страх перед проклинаемым именем, но проявление интуиции, и, во-вторых, что мне непременно надо поговорить с богами перед тем, как изыскивать другие пути решения. Это было какое-то слишком настойчивое наитие, и бороться с ним я не спешил.

Генрих поглядывал на меня очень странно, но вопросов не задавал. И Тень, к слову, за весь день не высунул носа, хотя, — я чувствовал, — ошивался неподалёку. Кажется, они были уверены, что я несколько повредился рассудком. Да что там, я и сам был близок к подобному заключению!

Я ожидал, что буду долго ворочаться, пытаясь заснуть под грузом тяжёлых неопределённых мыслей, но сон сморил меня, едва голова коснулась подушки.

Над капищем занималась заря. Сырая и ясная, со стелющимся по земле туманом, обещающая солнечный жаркий день. Умытые росой идолы, прихотливо окрашенные отсветами встающего солнца в красные и жёлтые тона, казались яркими детскими игрушками. На алтарном камне вольготно развалился, привалившись спиной к идолу Роса, уже знакомый мне воин с вышитым на рубахе золотым солнцем. Воин сосредоточенно жевал травинку, внушительных размеров ножом выстругивая что-то из обломка ветки.

— Ну, наконец-то ты. Я уж заждался, — Ставр усмехнулся, глянув на меня исподлобья. — Да подходи смелее, поговорить надо.

— Вам со мной? Или мне с Вами? — уточнил я, подходя и оглядываясь. Садиться на камень рядом с богом было как-то неприлично, поэтому я, наплевав на сырость (в конце концов, это же ведь сон?), плюхнулся прямо в траву.

— Нам обоим на одну и ту же тему, — рассмеялся он, продолжая работать ножом. — В общем, не буду я долго ходить вокруг да около. В кургане тут всё дело, это ты правильно понял. И личность, там запрятанную, тоже опознал правильно. Каюш там лежит. Только он деду не брат. Не нашего он роду, да и, к тому же… Ладно, давай сначала, — оборвал он свои рассуждения, глянув на моё вытянувшееся от удивления лицо. — Тебя никогда не смущало, что существует много верований, и в каждой вере создание мира приписывается исключительно своему богу? И при этом все эти боги реально существуют, весьма отчётливо порой себя проявляя. На самом деле, решение у этой загадки простое: на заре времён верховных богов этих было несколько. Они общими усилиями создали мир; каждый свой кусочек делал согласно своим силам и предпочтениям, отсюда такое разнообразие пейзажей и живых существ. Ну, и, закончив созидательную деятельность, остались жить по своим вотчинам. Потом, конечно, всё перемешалось немного, разбрелось, кое-кто вообще исчез, но к делу это не относится. Каждый из богов обживал свой «надел» по собственным идеям. Дед вот, как видишь, предпочёл начать с семьи: вместе всё веселее делается, любое дело спорится. Да и люди, которых отец потом решил создать, тоже кровь от крови. По такому пути пошли не все; вспомни тех же крестопоклонников. Ну, вот. А кое-кто сглупил. И появился Каюш. Весьма предприимчивый человек, сумевший отобрать часть силы у своего бога, и бог этого не пережил. На своё, к слову, счастье; а то бы несладко ему пришлось, уже от своих коллег. В общем, дед этого Каюша прихлопнул; да вот только до конца это сделать не получилось. Там всё сложно, я так и не понял, почему. То ли боги друг друга убивать не могут, то ли это из-за того, что Каюш человеком был. В общем, закопали его поглубже, и на том успокоились. А тут недавно один не шибко умный парень в этот курган влез. Вряд ли он Коюша разбудил; дед того хоть и не до конца прихлопнул, но изолировал качественно. Но что-то этот орёл в тех подземельях напортачил. И что-то с ним нехорошее случилось. Что конкретно — я, увы, и сам не знаю. Дед строго-настрого запретил всем нам туда соваться. Сказал, что человеком сломано, только человек поправит. Так что всё-таки придётся тебе туда лезть, уж не взыщи — судьба такая. Посоветовать ничего не могу, но кое-чем помогу. Оберег тебе дам. Ты его действия и не заметишь, не переживай, — он поднялся, держа в руке добела обструганную ветку с каким-то резным узором; я не мог разглядеть подробости. Нож испарился в неизвестном направлении. Бог поманил меня свободной рукой. Недоумевая, поднялся. — И, это… извини, если что. Но по-другому никак, — Ставр вздохнул, разводя руками. А потом коротко, без замаха ударил меня в грудь своим колышком.

Боль плеснула от сердца во все стороны. Бог отвёл руку, и я в полной растерянности уставился на торчащий из моего тела кусок колышка, по резному узору которого сбегала моя кровь.

— Знаю, больно, — бог подхватил меня под плечо, осторожно опуская на траву. Я бы, может, и попытался возражать или ругаться, но тело налилось свинцовой неподъёмной тяжестью. — Только без него ещё хуже будет, потерпи уж.

Боль превратилась в пульсирующее пламя. Воздух отказывался протискиваться в пылающие лёгкие. По рубашке расползалось кровавое пятно.

— Никак по-другому, прости, братец. Потерпи, потерпи, надо, — голос бога гулко стучал в ушах, и боль пульсировала в том же такте. Тёмные пятна перед глазами множились, сливаясь в сплошные кляксы, медленно удаляясь куда-то вверх вместе с голосом и нестихающей болью.

Я подскочил на кровати, жадно глотая воздух и держась за грудь, в которой, кажется, всё ещё торчал деревянный кол; уже не причиняя боли, но доставляя определённые неудобства. Хотя, может быть, это просто тело никак не могло поверить, что инородного предмета в нём нет.

Ощупал место удара. Крови не было. Струганной деревяшки, впрочем, тоже.

За окном серели сумерки. Кажется, дымка здорово уплотнилась по сравнению со вчерашним днём. Тяжёлый туман лип к окну, давая понять, что обосновался он тут надолго, и рассвет не сможет его прогнать. Впрочем, кажется, солнце уже встало; но поручиться за это я не мог. Выстывшая и отсыревшая за ночь комната напоминала пещеру.

— Ну, Ставр, — пробормотал я, разглядывая серые клубы, в которых чудились некие неясные тени. — Хотел бы я тебе это припомнить, да только не верится, что это развлечения у тебя такие.

— Ты с кем разговариваешь? — раздался любопытный голос из-под кровати. — Помолиться решил? Или, никак, богов видишь? — хихикнул он.

— Я вообще много чего вижу, — я вздохнул и принялся одеваться. День предстоял насыщенный и тяжёлый.

Генрих сидел на любимом месте с тетрадкой, в которой что-то черкал.

— А, привет, — улыбнулся он мне, жутко сияя в темноте зелёным пламенем глаз. — Ну, как?

— Сегодня будем искать вход, — я пожал плечами и присел на лавку напротив лича.

— Не получилось, — вздохнул он. — В общем, это было предсказуемо.

— Да нет, наоборот, получилось, — я хмыкнул. — Ставр сказал, что туда влез какой-то человек, а поломанное смертным только смертный может исправить. Боги вмешиваться не имеют права.