После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 5

— Сейчас только, я обуюсь, — кивнула она и нырнула за калитку.

— Хороша подмога, — насмешливо хмыкнули у меня из-под сапога. Я промолчал, а целитель-оберлейтенант вернулась секунд через десять.

Нельзя было не согласиться с Тенью. Помощи от девушки в момент контакта с псарней не будет, разве только вред. Но, с другой стороны, с поддержкой спокойнее; в случае не слишком удачной встречи с тварью мои шансы выжить существенно повышаются.

— Идёмте, — обратилась ко мне оберлейтенант. — Вы ведь по поводу этих смертей? Тут явно дело нечисто, это даже мне видно. Я уже хотела сама попытаться разобраться, но всё оттягивала — боязно как-то одной, а вдруг там что-то серьёзное?

— Правильно, что не стали, — я кивнул. — Уна… разрешите Вас называть так? Так вот, Уна, Вы не сталкивались с таким явлением, как псарня? — девушка нахмурилась и качнула головой. — В общем, долго рассказывать, я вам после объясню все тонкости, если захотите. Я не могу допустить Вашего вмешательства; Вы можете пострадать. Но, поскольку Вы сами предложили помощь, Ваше присутствие может быть полезным: навыки целителя могут понадобиться мне или кому-то из обитателей дома, — в этот момент мы уже поднимались на крыльцо большого двухэтажного терема явно не новой постройки.

— Это настолько серьёзно, что Вам может понадобиться помощь целителя? — Уна ещё сильнее нахмурилась и подобралась. От её улыбки и сверкающего в глазах любопытства не осталось и следа.

— Я очень надеюсь, что до этого не дойдёт, — я пожал плечами и постучал в запертую дверь. Очень, кстати, странно — у нас вообще редко запирают двери днём, тем более — в деревнях. — Я сейчас полезу в подпол, а вы останьтесь наверху. Полагаю, будет очень шумно. Если начнётся пожар — выводите всех, кто есть.

— А вы?

— Если я буду жив, я смогу выбраться сам.

От дальнейших расспросов со стороны явно возмущённой таким заявлением девушки меня освободил раздавшийся из-за двери детский голос.

— Кто там?

— Это Лесик, сын хозяйки, — шёпотом просветила меня девушка. — Лесик, открой дверь, пожалуйста. Это тётя Уна, у меня разговор к твоей маме.

— Здравствуйте, тётя Уна, — весело поздоровались оттуда. — А мама не велела никого пускать. Она в подпол ушла, дверь заперла и не выходит. Она наверное собачку кормит. Вы представляете, у нас в подполе собачка живёт! — тут же выболтал всё непосредственный ребёнок. Как до сих пор не проговорился? Может, и сам только узнал? — Только она болеет, и мама её не выпускает.

— Малыш, открой, пожалуйста, дверь, это очень важно! — не выдержал я, но постарался говорить как можно мягче.

— А Вы кто? — подозрительно уточнил мальчик.

— Это дядя Илан, он хороший, он со мной, — недовольно зыркнув на меня, принялась заступаться Уна.

— Не, тётя Уна, не могу пустить. Мама заругает, — после недолгой паузы решил ответственный мальчик.

— Будет поздно, — раздражённо оборвал я попытавшуюся возобновить переговоры оберлейтенанта. — Шаг назад. Это приказ. Лесик, отойди от двери, сейчас дядя будет фокусы показывать.

Из-за двери раздался радостный писк и хлопанье ладошек. Я выждал пару секунд и ударил открытыми ладонями в дверь. Защитная магия полыхнула белым светом, разрушаясь, а вслед за защитой осыпалась тлеющими головешками и сама дверь.

— Ух ты! — поприветствовал нас внутри мальчуган лет восьми на вид, светловолосый и веснушчатый.

— Уна, позаботьтесь о детях, их же двое?

— Мама Ятика на рынок отправила, — тут же доложился мальчик.

— Хорошо, где у вас тут дверь в подпол?

— А там, в углу. Давайте я покажу! — загорелся идеей Лесик, напрочь забыв о своих обязанностях привратника. Я едва успел перехватить его за плечо.

— Уна, уведите ребёнка на улицу, — без всяких возражений целительница взяла мальчика за руку и, что-то ему говоря, повела наружу, а я кинулся к люку в подпол. Здесь защита стояла не в пример лучше, поэтому я долбил её кулаком секунд тридцать, но в итоге справился и не глядя прыгнул вниз. Чутьё вопило в панике, в висках ломило от запаха смерти, а Тень явно подрагивал в предвкушении.

Холодный спёртый воздух пах кровью и псиной. Я зажёг огни Ставра — рассеянный свет, идущий из ниоткуда; заклинание не боевое, простенькое и очень удобное в быту.

Это действительно была псарня, и в этот самый момент тварь доедала последнюю жертву — Ятика. А рядом стояла его мать и наблюдала. Когда зажёгся свет, женщина истошно завизжала, а тварь вскинула окровавленные морды и тихо, уверенно зарычала. Она знала, что я опоздал.

Псарня — это одна из самых необычных форм нежити. И одна из наиболее отвратительных; если, конечно, хоть какую-то из не-мёртвых тварей можно считать не слишком отвратительной. Если вампиры, зомби и даже личи — это боевая нежить, то есть — те же солдаты, то псарня значительно хуже. Эта тварь разрабатывалась для удержания оккупированных территорий, но позже выяснилось, что толку в таком вопросе от неё мало в виду прожорливости. Впрочем, некросов это не остановило.

Псарня состоит из своры, егеря и поводка. Свора — это мёртвые собаки, перерождённые в весьма отдалённо похожих на себя тварей, поводок — человек, через которого осуществляется привязка своры к месту, а егерь — это некромант, управляющий сворой через поводок. Во всяком случае, так это должно было выглядеть в оригинале. На практике же некроманту удавалось стать егерем, только если он сам умирал и становился частью своры. Незавидная судьба для того, кто мог стать высшим личем: егерь не сохраняет своих способностей и почти не сохраняет личности. Поскольку желающих кончить жизнь подобным образом было крайне мало, в егеря записывали первых попавшихся жертв, а неуправляемая свора достаточно быстро сжирала всех, до кого могла дотянуться, и оставалась в итоге наедине с не-мёртвым егерем и обезумевшим поводком.

Здесь егерем был некрос. Молоденький парнишка, на котором ещё сохранились обрывки офицерского мундира; или оказавшийся недостаточно сильным, чтобы правильно провести ритуал, или, что вероятнее, оказался недостаточно нужным своим командирам.

Любая сложная нежить, в отличие от зомби и скелетов, должна некоторое время «вызреть»; для вампиров этот срок около недели, для личей — больше двух лет. Псарня же «зреет» несколько лет, после чего должна ещё развиться: каждая собака должна получить человеческую душу, чтобы войти в силу. Ещё одна из причин, почему эта тварь не получила широкого применения. До момента окончательного созревания псарня представляет собой отвратительную груду шевелящейся плоти, состоящую из сросшихся тел собак и егеря, и тогда уничтожить её несравненно проще. Мне же досталась «улучшенная версия»: получив необходимые души, тварь получает возможность разделяться на составляющие сущности, при этом являясь одним разумом.

Очень сложно сражаться с группой мощных и нечеловечески быстрых тварей больше сажени в холке, укомплектованных внушительными зубами и когтями, когда они действуют как одно целое. Столкнись я с псарней на открытом пространстве, и шансов выжить у меня было бы прискорбно мало.

Впрочем, не сказал бы, что здесь мне было легко. Женщина, видимо, пребывавшая в шоке и не имевшая понятия о том, что ей делать, сжалась в углу. А вот тварь свои обязанности знала отлично.

…Путь из дома на улицу показался мне очень долгим. Как выбрался из подпола — понятия не имею. Наверху же стало существенно легче; вокруг гудело пламя, трещали под весом крыши потолочные балки, и эти звуки были знакомы и даже приятны. А, главное, можно было на них отвлечься и не обращать внимания на срывающийся визг уже охрипшей женщины, которую я волок за собой, крепко держа за волосы.

Я не испытывал к ней жалости. Мать, скормившая своего ребёнка нежити за несколько лет спокойной жизни, обрекшая целую деревню на страшную смерть, не заслуживала сочувствия. Да и руку свело судорогой, поэтому я даже не мог бросить эту дрянь в горящем доме, чтобы позволить умереть без позора.

Выйти спокойно я не успел; крыша рухнула раньше. Однако, выработанная годами реакция не подвела, и я успел вскинуть свободную руку. Повинуясь жесту, пламя взметнулось кверху, на мгновение ослепив даже меня. Дом застонал; тяжело, мучительно, почти по-человечьи, и крыша осыпалась горой уже почти остывшей жирной золы и пепла.