После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 41

Впрочем, столь долго меня ждать не заставили. Немного после одиннадцати (я слышал бой часов) от двери послышался тихий, едва заметный скрип петель. Этот звук был единственным сигналом; шагов не слышалось. В то же мгновение я оказался на ногах.

Ночной посетитель, видимо, такой прыти не ожидал, поэтому замешкался. А в следующее мгновение между мной и тварью возник Тень в своём жутковатом объёмном облике.

— Беги! — скомандовал он.

Я не стал с ним спорить. Уже вылезая в окно, успел заметить, как незваный гость пытается прорваться сквозь Тень. Тот умудрялся оказывать сопротивление; когти твари вязли в нематериальной субстанции, как в густом киселе. Я спрыгнул на землю с высокого подоконника и побежал, не оборачиваясь и не останавливаясь ни на секунду. На ходу забросил на спину вещмешок, и припустил на пределе возможностей.

Мне очень и очень не хотелось сейчас оборачиваться, хотелось оказаться подальше от этого места, вообще не знать о его существовании. И причин для этого было несколько, одна весомее другой.

Во-первых, я был уверен, что существо, способное на физическом уровне взаимодействовать с моей тенью и одновременно способное влиять на материальные предметы, мягко говоря, опасно. Особенно, принимая во внимание отсутствие в моём арсенале оружия против подобных тварей. Тогда, с Ловцом Душ, мне повезло. Видимо, огромная тень была тесно связана со своим прибежищем, и её убила гибель озера.

Во-вторых, той твари, которая пришла ко мне в комнату… не было. Кроме зрительного образа в ней не было ничего; во всяком случае, ничего, что было бы заметно мне. Стоило закрыть глаза, и это создание переставало для меня существовать. У него не было ауры, не было души, оно не оставляло никаких следов, не издавало ни звука. До сих пор мне казалось, что подобное невозможно.

Ну, и, в-третьих… я её узнал. У того, что пришло ночью в отведённую мне комнату, было лицо оберлейтенанта Уны Колко, девушки-целительницы, встреченной мной в деревне Пеньки, личность которой так заинтересовала мастера менталиста из Службы.

Как такое может быть, я не имел ни малейшего понятия. Если эта тварь считала образ из моего разума, и она умеет изменять внешность, это, конечно, может объяснить…

Чернух побери, да ничего это не может объяснить! В моей голове есть множество гораздо более ясных, близких, вызывающих куда большее количество эмоций образов, нежели девушка, которую я видел единственный раз в жизни! Два, если считать показанную мастером дознавателем Озерским фотографию.

Я понятия не имел, что происходит, поэтому бежал.

Через минуту или больше я всё-таки решил оглянуться, тем более под ногами пока было ровное поле и риск падения был минимален.

Кто бы ни жил в этой деревне, они не собирались упускать свою жертву. Рассредоточившись по полю, за мной бежало не меньше десятка тварей, отчётливо выделяющихся на фоне подсвеченной слабо фосфоресцирующими низкими облаками серой ночи. Разглядывать их пристально или считать у меня не было ни желания, ни времени, да и видимости не хватало. Когда стая хищников загоняет добычу, думать оная может только об одном: спасении собственной шкуры.

Правда, у меня была ещё одна мысль, ни в коей мере не противоречащая инстинктам любого достаточно высокоорганизованного живого существа. Передать информацию о неизвестном опасном противнике своим. В случае с животным «своими» может быть стая или будущее потомство, а у меня… как ни парадоксально, единственными «своими», о которых я сейчас помнил, была так нелюбимая мною Служба. Впрочем, как бы я ни относился к СОБ и её сотрудникам, я никогда не отрицал необходимости этой грязной работы.

И сейчас я был благодарен богам, что вещмешок оттягивал мои плечи. Если бы мне дали хотя бы пару минут, чтобы воспользоваться лежащим в нём шаром!

Но пары минут у меня не было, даже пары секунд не было. Сила живущей в моей крови стихии не бесконечна, и рано или поздно она выдохнется, вместе с ней — и я. Да, позже, чем это случилось бы с не наделённым магическими талантами человеком, или нетренированным стихийником. Но вот поручиться, что у моих преследователей ресурс движения ограничен хоть чем-то, кроме времени суток, я не мог.

Была только одна шальная надежда: лес может помочь. Да, мне там бежать будет на порядок сложнее: мутного рассеянного света не хватало и на открытом пространстве, выручало только, что глаза к темноте привыкшие. А под пологом осеннего леса стоит кромешная темень, и рассчитывать остаётся только на удачу. И моей удачей был леший, явно недолюбливающий местных жителей. Есть небольшой шанс, что он решит вмешаться, лишь бы сделать гадость потусторонним тварям. Пусть шанс этот ничтожно мал, но других вариантов я всё равно не вижу.

С каждым шагом бежать было всё тяжелее, и это не походило на обычную усталость; я заметил эту странную тенденцию уже к концу пути до смутной черноты леса. Было ощущение, будто воздух густеет, и каждое новое движение давалось труднее предыдущего. Сходу разобраться в природе явления не получилось, потому что привычной магии я не ощущал, а останавливаться и проверять было глупо. Оставалось покрепче стискивать зубы и продолжать путь.

До леса я добрался вконец измотанным; будто пробежал не несчастную версту, а все двадцать. Мокрая от пота гимнастёрка липла к телу, липли такие же мокрые волосы, а вещмешок настойчиво тянул к земле.

Какое-то время я продолжал бежать, петляя между деревьев, уже не отдавая себе отчёта, куда бегу и, собственно, зачем. В окружающей темноте лишь угадывались контуры древесных стволов, что позволяло хотя бы на них не налететь, и на этом видимость кончалась. За то, что я до сих пор не споткнулся и не упал, следовало благодарить богов и моё личное везение; в случае падения сил подняться я бы уже не нашёл.

Впрочем, любое везение не бесконечно. Запнувшись о какой-то невидимый в темноте объект — корень ли, или ветку, — я сходу врезался в прелые иглы, застилающие землю, перекувырнулся через плечо, прокатился и замер, уткнувшись лицом в запах сырости и хвои.

На войне очень быстро понимаешь всю хрупкость и дешевизну человеческой жизни. Можно сколь угодно долго рассуждать о ценности и уникальности каждого индивида, но на деле любая жизнь стоит не больше девяти граммов свинца. Хрупкая и невесомая, рвётся легче паутинки. И здесь уже не играет роли, простой солдат или старший офицер, все мы одинаково смертны. Земляк, в одиночку способный поднять из недр океана огромный остров, точно так же умирает от осколка гранаты, как простой деревенский мальчишка, полгода назад впервые взявший в руки оружие. Пред ликом Кары равны все, невзирая на былые заслуги.

Впрочем, не об этом я думал в тот момент, лёжа у подножия толстой сосны.

Как угодно, только не так!

— Мать Сыра-Земля, сохрани, сбереги, — беззвучно шептали пересохшие губы. Почему-то в голове всё плыло и смазывалось, и кроме этих слов в ней не было ничего связного и осмысленного. — Укрой, защити… Мать Сыра-Земля, спрячь меня, сохрани…

Даже не молитва; последний отчаянный крик о помощи.

Наша земля — она живая…

Уплывающее в неизвестность сознание отстранённо продолжало фиксировать происходящее. Я ещё видел, как лежащая прямо перед лицом ладонь начала медленно погружаться в ещё не успевшую остыть от лета почву. Уже не видел, но чувствовал лёгкие невесомые шаги кого-то или чего-то, прошедшего почти по мне. А потом со всех сторон меня окутало сонное, уютное тепло.

Холодный осенний ветер скользил между пальцев и толкал в спину, заставляя пригибаться и слегка покачиваться, но это было даже приятно. Состояние было дремотное, ленивое; то долгое мгновение между прикосновением лица к подушке и вожделенным сном. Приятное, тёплое, привычное. Не нужно никуда спешить, всё само случится в положенный срок. Надо только расслабиться, и позволить холодным воздушным волнам убаюкать себя, остудить горячую кожу, замедлить бегущую по жилам сладкую кровь. А потом сон укроет белым пушистым одеялом, и останется только спокойно ждать пробуждения, сквозь дрёму наблюдая плывущие по небу облака…