После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 37

Я лишь благодарно кивнул. А что тут скажешь?

Видя такое большое человеческое горе, я часто, к стыду своему, радовался, что детдомовский, и терять мне особо нечего.

После плотного ужина я окончательно понял, что не так уж и устал, поэтому потребовал у хозяйки для меня какого-нибудь общественно полезного занятия. Она посмеялась над моей коричневой физиономией и посоветовала лечь поспать. На что я резонно возразил, что спать мне пока не хочется, да и мазь убирать нельзя, а сидеть просто так скучно. В итоге получил вполне справный топор и фронт работы не то что на вечер — дня на два вперёд. Впрочем, я не спешил, так что было решено принять приглашение вдовы и отдохнуть пару дней. Заодно вот хорошему человеку дров на зиму наколю.

Уже ближе к ночи пришёл ответ от службистов, подтверждавший получение моего сообщения. В течение недели они обещали прислать кого-нибудь и просили по возможности в это время не уезжать, а если всё-таки соберусь — оповестить.

Посчитав, что раз просят — отказываться невежливо, я решил задержаться подольше, до приезда Службы.

За несколько дней я успел вполне освоиться на новом месте, познакомиться со всеми деревенскими и даже почти втянуться в их ритм жизни. Как оказалось, быта я опасался напрасно: пользы от меня, к моему удовольствию, было предостаточно. Просто пары крепких рук, и то хватило бы; а уж когда в соседнем колхозе прослышали, что тут огневик обнаружился, меня очень активно начали зазывать на постоянной основе. Оставаться я отказался (да и кто ж меня отпустит?), а вот поработать по второй специальности согласился с удовольствием. Так и получилось, что с утра я пропадал на ремонтной станции, а вечером по мере сил помогал хозяйке. Сперва дров наколол, а потом занялся починкой крыльца. Не сказал бы, что из меня профессиональный столяр получился, но руки всё-таки из правильного места растут, поэтому результат был неплох.

Я даже выбрал время познакомиться с тем учителем, книги которого столь сильно повлияли на сознание Юдолы. Это оказался очень тихий, мягкий, интеллигентный до кончиков пальцев мужчина лет сорока, настолько слабого здоровья, что ни у кого даже мысли не возникло отправить его в армию; хронический астматик, страдающий ещё какой-то болезнью с мудрёным названием, вызывающей ужасную хрупкость костей. Худенький, но при этом высокий, он был наглядной иллюстрацией выражения «плевком перешибёшь». Пожимая его тонкую ладонь, я старался это делать максимально осторожно: казалось, учитель рассыплется от одного прикосновения. Единственное, снайпер бы из него получился неплохой: несмотря на бумажную работу с книгами и цифрами, зрение у мужчины было на зависть многим. Такая вот шутка природы.

С ним было действительно очень интересно поговорить. Правда, жил он в основном книгами, которыми были заставлены все стены, да своими учениками.

Больше всего меня, конечно, интересовала Юдола.

— Понимаете, Илан Олеевич, — вздохнул он, с траурным видом размешивая мёд в чашке с травяным отваром. Чая в прямом смысле этого слова здесь, разумеется, не было, да и вообще мало где он был. Сахара тоже не было, зато неведомым чудом сохранилась пасека, поэтому мёд в деревне имелся у всех. — Книг у меня очень много, а я, признаться, не большой поклонник сентиментального жанра. Знал бы, конечно, к чему подобное чтение приведёт, не дал бы бедняжке книг: пусть лучше вовсе безграмотная, чем так. Потом, когда уже стало заметно, я, конечно, пытался что-то изменить, но толку было немного. А недавно я, решив, наконец, разобрать все эти глупости и спрятать подальше, если не сжечь, наткнулся на, видимо, самую любимую книжку Юдолы; там во множестве загнуты уголки, да и выглядит книжка потрёпанной, — с этими словами он поднялся и прошёл к стоящему в углу секретеру. Открыв один из ящиков, запертый на ключ (ключ висел на верёвочке у хозяина дома на шее), извлёк оттуда толстую книгу в тёмном переплёте. — Вот, полюбуйтесь! — книга была вручена мне, причём на обаятельном лице Веселия Родоборовича появилось самое настоящее отвращение. Как будто он был вынужден брать в руки отнюдь не книгу, а что-то давно мёртвое и дурно пахнущее.

Я открыл книгу. Стафана Да'Маёр, «Ночной рыцарь», издание 1869 года, перевод с фарейского некой М.Весельской.

— Никогда не слышал о таком авторе, — я пожал плечами.

— Я тоже. И хвала богам! Лучше бы о ней вообще никто не слышал, это же надо было догадаться! — разгорячился учитель. — Вы знаете, о чём написала эта… с позволения сказать, литераторша? Эта книга про любовь некой юной девицы и полуторасотлнетнего вампира!

Я поперхнулся травяным отваром.

— Скольки-скольки летнего? — откашлявшись, обратился я к сочувственно хлопающему меня по спине мужчине.

— Ему сто пятьдесят шесть лет, — подтвердил свои слова мой собеседник. — Думаю, вы и без прочтения можете догадаться, насколько ужасно это, с позволения сказать, творчество. А что самое страшное, написано оно весьма живым и увлекательным языком, а ещё — с трагизмом и надрывом, да, ко всему прочему, со счастливым концом. Настоящая катастрофа для юного романтичного создания…

— Чернух побери! — не удержался я. — Да какой же дурой надо быть, чтобы догадаться написать подобное?! Мало того, что вампир, так ещё и старый вампир! Эта идиотка вообще хоть одного вампира за свою жизнь видела?!

— О чём и речь, — грустно закивал он, вымученно улыбнувшись. — Боюсь, как раз только видела, и исключительно на картинках. Так что во многом вина за события лежит на мне. Если бы не эта проклятая книга, может быть, Юдола и не…

— Ну, в данном случае, ваше влияние было исключительно опосредованным, — я махнул рукой. — Только Веха могла знать, что среди бестолковых, но безобидных книг обнаружится такое. Нет, надо было догадаться! Ну, в первые годы своего существования вампир ещё может пытаться копировать человеческие эмоции, но после сотни с лишним лет пребывания в таком состоянии… — я растерянно покачал головой.

— Боюсь, бедной девочке уже поздно что-то объяснять.

— Её бы в поместье барона Алленштана под Эрлих, посмотрела бы на своих чудесных вампиров, — мрачно пробормотал я.

— Не знаю, что было в том поместье, и не хочу знать, но, боюсь, даже тогда не будет никакого толка, — Веселий вздохнул. — Все аргументы разобьются о стену её нежелания понимать и единственную фразу «Он не такой, он особенный». Даже если бы она застукала этого вампира за каким-нибудь мерзким деянием, она бы всё равно нашла ему оправдание. Остаётся только ждать и надеяться, что со временем её глупое увлечение пройдёт.

— Не поспоришь, — вынужден был признать я. — Жалко девчонку.

— Жалко, — учитель снова вздохнул. — Она же хорошая девочка; хозяйственная, мастерица, весёлая, добрая. Наивная вот только да впечатлительная, как оказалось. Не тем она впечатлилась. Ну, будем уповать на взросление.

— Если её раньше не расстреляют, — я пожал плечами.

— А могут? — растерянно поднял на меня взгляд хозяин дома. — Но… за что? Она же просто ребёнок!

— Веселий Радоборович, если вы помните, мы только что закончили кровопролитную войну, а этот вампир был не просто нежитью, он был офицером доманской армии, элитного подразделения — Солдат Смерти. Этим делом будет заниматься Служба, и вряд ли Юдола отделается одним только устным предупреждением, это вы должны понимать не хуже меня. Расстрел — это, конечно, крайняя мера, но фильтрационный лагерь и отправка на поселения — самый вероятный вариант развития событий.

— Да, — тихо пробормотал он. — Я не подумал об этом. Какая трагическая история… Я совсем забыл, что он был офицером. Боги! Когда же придёт то время, когда люди наконец научатся жить в мире?!

— Наверное, когда мы все поумнеем и научимся понимать цену и последствия каждого своего поступка, — я в ответ пожал плечами.

— То есть, ещё очень и очень нескоро, — печально улыбнулся учитель.

Я просидел у него ещё около полутора часов, и в разговоре мы старательно избегали болезненной темы.

Перемены в моей налаживающейся на новом месте жизни наметились на пятый день к вечеру. Солнце уже едва торчало из-за леса, а я стучал молотком, лёжа рядом с самым коньком крыши: ремонт крыльца закончился, а здесь обнаружилась пара неприятных проплешин, грозивших к весне превратиться в дыры при условии переменчивой зимы. Так что самоходку я заметил издалека; правда, спускаться не торопился. Оставалось буквально несколько гвоздей, и проще было сразу закончить, чем потом ещё раз лезть на самую верхотуру.