Эскадрилья ведет бой - Сухов Константин Васильевич - Страница 106

16 апреля 1945 года. День — как день. Напряженный ритм боевой работы, неукротимое стремление драться с врагом, наносить ему урон. Не знали мы тогда, что начинается наступление на берлинском направлении.

Все на аэродроме. Светает. И как-то враз вздрогнула земля, качнулось небо над головой…

Откуда-то со стороны Нейсе стал накатываться тяжелый гул, полыхнули зарницы небывалой грозы.

Аэродром — совсем близко от передовой, и даже чувствую, самолет мой вздрагивает всем своим металлическим телом, как при землетрясении.

Но мы уже догадались, что это: артиллерийская подготовка! Да какой силы!..

Насторожились, прислушиваемся.

— Орудия бьют. Только чьи? — произносит кто-то.

— Как — чьи? — с видом знатока говорит Федор Кутищев. — Конечно, наши!

И, как учитель на уроке, объясняет:

— Во-первых, по «голосу» узнаю. Во-вторых задание на сегодня какое? — сам же спрашивает, сам же и отвечает: — Прикрывать в районе Клейн-Кольциг…

Дольше часа гремит-грохочет на западе. Дрожит земная твердь, подрагивает самолет. Сидя в кабине, чувствую это пятками своими.

Над головой, высвеченные лучами восходящего солнца, плывут колонны наших бомбардировщиков. Идут волнами — полками. Сколько видит глаз. Это полбинцы. Они направляются бомбить опорные пункты врага. Они сейчас «добавят» фашистам после артиллерийского штурма.

А вот проносятся «крылатые танки» — знаменитые «Ильюшины», оберегаемые «Яковлевыми» и «Лавочкиными». Это — рязановцы…

Держись, фашист! Прячь не прячь голову в траншею — все равно не укроешься, от возмездия не уйдешь!..

Прошли над нами, пронеслись на запад наши боевые друзья-товарищи. Не терпится: вот-вот и мы пойдем. Чутко вслушиваюсь в эфир.

Но команда поступает не «на слух», а «на глаз»: взметнулась ввысь, описала дугу и, как-то по-особому сверкая, отвесно падает ракета. Она еще не коснулась земли, а всё на аэродроме пришло в движение. Сердца стучат: «Наконец!»

Первой стартует эскадрилья Николая Старчикова. Погода есть! Пара за парой уходят ребята в бой, уносятся вдаль.

Теперь — наша очередь. Уже в наушниках послышался торопливый, деловой радиообмен: до фронта ведь рукой подать — несколько минут лёта.

Согласно графику нам надлежит взлетать через тридцать минут. Но каждый знает: обстановка может потребовать немедленного вылета. И чутко ловим каждое слово в эфире.

Техники, механики, оружейники, прибористы — все оживлены. Работают быстро, даже вдохновенно: на лицах сияют улыбки. А в них — вера в успех. Настроение «тружеников аэродрома» передается и нам. Знаем: последний нажим — и с врагом будет покончено.

Иван Михайлович в который уже раз обходит машину, еще и еще раз заглянет в лючок, проверит систему — и обязательно тряпочкой (а она у него все время в руках) сотрет пыль, которой давным-давно уже и нет. И повторяет тихо:

— Ни пуха, ни пера!..

Рядом — истребитель моего ведомого Федора Кутищева. Поодаль — самолеты Голубева и Кудинова. Дальше стоит звено Василия Бондаренко.

Улыбаются ребята. Это очень хорошо!..

А минуты тянутся.

Но вот стрелки часов показали «наше» время. И тут же — голос подполковника Датского:

— Сухов, давай!

Идем на взлет. Следом выполняет разбег пара Голубева. Взлетев, она срезает угол и, пристроившись к нам, занимает свое место в боевом порядке.

А вот и четверка Василия Бондаренко, забираясь выше нас, завершает построение «этажерки». Идем в указанный нам район.

Потом нам скажут, что это и есть направление главного удара: здесь действуют войска 5-й гвардейской армии генерала Д. С. Жадова и 13-я армия генерала Н. П. Пухова.

Как только набрали высоту, сразу же увидели дым, тянувшийся стеной над линией фронта. Оказывается, это наши штурмовики поставили дымовую завесу, чтобы скрыть от глаз противника и места наведения переправ, и передвижение наших штурмовых подразделений, наступающих войск.

Проходя над Нейсе, наблюдаю: сколько охватывает глаз — будто водяные фонтанчики во время летнего дождя пляшут на земле: это рвутся снаряды и мины. Грохочет, и в небе вздуваются «шапки» зенитных разрывов, чертят пунктиром линии пулеметные трассы.

Навстречу нам идут уже отбомбившиеся «пешки»: надо смотреть повнимательнее, чтобы не столкнуться!.. Их опекают истребители прикрытия. Немного уклоняюсь, чтобы не мешать коллегам, и связываюсь со станцией наведения. Оттуда докладывают:

— В воздухе спокойно, противника нет! Будь повнимательнее, постарайся нашим не мешать.

— Не мешаю!..

День оказался «урожайным»: наша эскадрилья произвела четыре боевых вылета. Встретиться с вражеской авиацией не привелось, но в двух вылетах израсходовали боекомплект на штурмовку войск противника, отходивших на вторую полосу обороны.

Однажды увидели «диковинку» — стремительно приносившийся на малой высоте самолет с двумя странными «сигарами» на тех местах, где полагалось быть моторам. Не было у них и винтов.

Самолет этот попытался атаковать возвращавшихся домой «Ильюшиных», но, встреченный бдительными «яками», промахнулся, ушел вдаль и стал штурмовать колонну наших автомашин, двигавшихся к линии фронта.

Когда ушел тот странный самолет, мы забеспокоились. Во-первых, скорость у него небывалая — порядка 800, а то и больше километров в час. Мощное вооружение — явно четыре пушки (видели ведь четыре огненных «шнура»). Два двигателя…

Вернулись на аэродром. Доложили командиру о выполнении боевого задания. Сообщили о странном самолете: скорость большая, винтов не видно…

Он тут же по телефону доложил информацию начальнику дивизии полковнику Абрамовичу (комдив был на передвои). От него Федоров услышал:

— Только что получили разведсводку. Немцы применяют одноместный реактивный истребитель Ме-262. Вооружение на нем — четыре 30-миллиметровые пушки. Будьте внимательны, осмотрительны: такие самолеты действуют как «охотники» против оторвавшихся одиночных наших самолетов. Штурмуют колонны наших войск на автостраде, бьют по бензоцистернам. Спланируй несколько пар «охотников» — надо попытаться подловить такого «мессера». Действовать надо на участке Котбус — Заган — Зарау, — сказал начштаба.