Заповедь Варяга - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 4

Ангел печально улыбнулся:

– Отвечаю... Просто не хотел видеть тебя мертвецом. И еще потому, что лучшего смотрящего, чем ты, не сыскать!

Многим Варяг казался гигантом, на плечах которого стояла не только общаковская касса, но и весь механизм добывания денег. Каждый из воров, собравшихся в Австрии, понимал, что замена этой фигуры болезненно отразится на благосостоянии общака. Если подобное все-таки случится, то уже через пару месяцев касса общака станет напоминать разоренный улей, куда запустил когтистую лапу медведь-батюшка.

– Спасибо, не ожидал... А Нестеренко что говорит по этому поводу? – спросил Варяг.

– Старик сказал мне, чтобы я поддержал тебя на сходняке, – незамедлительно ответил Ангел.

– Понимаю...

– И еще вот что, Владислав, Нестеренко хотел бы тебя видеть.

– Когда?

– Извини, что я не сказал тебе об этом раньше, но в кармане у меня лежит билет на твое имя. В Москву ты должен вылететь завтра.

– А не боишься, что сегодня ночью я улечу, например... в Мексику? – прищурился Владислав.

– Теперь я буду более бдителен, чем в прошлый раз... – серьезно отвечал Ангел.

Разговор этот до сих пор сохранялся в памяти смотрящего, как будто произошел только вчера. Теперь он всплыл в его сознании, словно напоминание о том, что с Нестеренко держаться нужно более чем осторожно, какими бы хорошими ни были в данный период времени отношения между ними.

Из комнаты свиданий Нестеренко уходить не спешил. Терпеливо ждал, когда выведут Владислава. Варяг махнул на прощание рукой и, сопровождаемый конвоиром, вышел. Когда-нибудь он напомнит академику о давнем разговоре.

Три дня назад на свидание к нему пришел Сивый. Он рассказал, что теперь вместо почившего Альберта Монтиссори во главе клана встал его приемный сын, Луиджи Гобетти. Но их бизнес, несмотря на все старания Луиджи, больше напоминает корабль с дырявым днищем. Многочисленные недоброжелатели нового дона, казалось, только и дожидались того дня, когда какой-нибудь отмороженный продырявит и его холеную голову. Вот тогда сообща и без потерь можно будет быстро разодрать на куски некогда могучую империю.

В одночасье семья Монтиссори лишилась самых прибыльных мест на Атлантическом побережье: китайская мафия наняла убийц из Триады, которые вырезали боевиков в стриптиз-баре; якудза, сменив учтивые поклоны на самурайский оскал, расстреляли помощника Монтиссори – Карло Скальоне. Сумели организоваться даже тихие безропотные вьетнамцы, изуродовав несколько парней дона Альберта, явившихся в их квартал для получения ежемесячной дани. Сивый, торжествуя, рассказывал о том, что империя Монтиссори расползалась, как ветхая рубаха. Каждый из его многочисленных кузенов стремится вырвать и для себя хотя бы небольшой бар, и если старший сын Луиджи не проявит необходимой жестокости, то от прежнего состояния дона останется лишь горсть мелочи.

Варягу интересно было знать все. Он подробно расспрашивал, как в этом переделе участвует Грациани. Старик, как выяснялось, тоже не бездействовал – через совет семей он сумел добиться благословения донов на устранение «лейтенантов» Гобетти. А когда отстрел состоялся, он перевел на счета их семей три миллиона долларов и целую неделю молился в церкви. Грациани рассчитал верно. Устранение ключевых фигур в бизнесе Гобетти должно было стать последним ударом по могуществу клана и нанести ему такой урон, какой может сравниться только с торпедной атакой на утлое суденышко. Семье больше никогда не подняться, и она растворится в итальянских кварталах. Конечно, наиболее перспективных бойцов он возьмет себе. Пускай стараются! В этом случае у них появляется неплохая возможность сделаться со временем даже «солдатами». Сивый рассказал и о своих делах. Он был надежный малый, умел не только хорошо организовать дело, но и четко контролировать выполняемую работу. Варяг был уверен, что запущенная им машина движется с нарастающей скоростью, ежеминутно пополняя кругленькой суммой российский общак. Кроме того, Сивый обладал могучей энергией и умел работать не только сам, но и подгонять других, а система штрафов, введенная Варягом, даже на самого нерадивого действовала отрезвляюще. Посмел опоздать на сход – штраф! Выполнил неточно приказ – штраф! Отстрелялся в тире в молоко – опять штраф! Но вместе с тем было введено и поощрительное жалованье за каждую удачно проведенную операцию, и многие из гвардии Варяга через год службы ощущали себя вполне состоятельными американцами.

Даже через толстое стекло Варяг ощущал, что Сивый чего-то недоговаривает, его белесые глаза были наполнены такой тоской, как будто бы он заглядывал в лицо убиенному другу.

– Ты что-то хочешь еще сказать? – не выдержал наконец вялотекущего разговора Варяг.

– Да... Тебе грозит опасность. Этот сучонок... сын Монтиссори, Луиджи, нанял убийцу, – посмотрел в сторону полицейского Сивый.

Краснощекого офицера Макса, стоящего у перегородки, мало интересовало содержание их разговора, он думал об отпуске, который решил провести в Европе в обществе прехорошенькой фотомодели. Правда, приятели предупреждали его, что девушка одаривает своими ласками не только его. Но Макса, по большому счету, это интересовало мало. За свои тридцать пять лет он впервые встретил такую пылкую любовницу и отказаться от ее умелых и горячих ласк мог только под дулом пистолета.

– Откуда тебе это известно? – понизил голос Варяг.

И тоже перевел взгляд на счастливое лицо копа, который уже видел себя прогуливающимся по берегу Сены.

– Я купил информацию у человека, который освободился из этой тюрьмы два дня назад.

– Как ты на него вышел?

– Он сам меня нашел.

– Как зовут человека, который должен убрать меня?

Сивый пожал плечами:

– Этого он мне не сказал.

– Он белый? Черный?

– Он сказал мне, что в эту тюрьму его перевели не так давно. Но он латинос! Высокого роста.

– Ладно, попробую разобраться.

Варяга не мог усыпить почти курортный режим американской тюрьмы, он знал, что утрата бдительности может стоить ему жизни, а потому держался как туго закрученная пружина, готовая в любую секунду стремительно разжаться. Возможно, зэки обходили его стороной не только потому, что от него ощутимо веяло скрытой угрозой. Но еще и оттого, что по независимости, с которой он держался, все угадывали в нем человека, знакомого с неписаными правилами тюрьмы.

Неприятность случилась во вторую неделю его пребывания в тюрьме. Десять дней он делил камеру с худощавым метисом Вилли. Это был невыразительный жилистый субъект, специализировавшийся на кражах в аэропортах и на железнодорожных вокзалах. В России его прозвали бы «чемоданником». Такие люди крайне редко берут в руки нож, разве что в исключительных случаях, а потому в его обществе Варяг чувствовал себя в относительной безопасности. Тюрьму такие типы воспринимали как некоторое временное неудобство в трудной и рискованной профессии вора. Самое большее, на что им хватало отваги, так это ткнуть в удаляющуюся спину полисмена сложенной фигой. Беспокойство Варягом овладело после того, как однажды он обнаружил в качестве своего соседа мускулистого мексиканца по кличке Бык, получившего сто пятьдесят лет тюрьмы за двойное убийство и грабеж. И, надо полагать, это были не единственные его подвиги. Да и не последние!

Мексиканец всегда был беспечен и весел. Глядя на него, казалось, что тюрьма – это лучшее изобретение человечества, где можно не только насладиться покоем, но и поправить пошатнувшееся здоровье. Бык был огромен, как гора, и силен, как буйвол, верилось, что даже булыжник рассыплется в песок, стоит только Быку тиснуть его в ладони. Весь его облик был воплощением покоя и силы, и в то же время природа создала эту человеческую машину не для созидания, а для разрушения. Можно было не сомневаться, что ограбление мексиканец совершил безо всякого оружия, сокрушив одним ударом стальную дверь. После чего вошел в здание банка и, взяв за шкирку двух сторожей, так тряхнул их за ворот, что они мгновенно испустили дух. Набив спортивную сумку стодолларовыми банкнотами, он вышел через дверь как ни в чем не бывало. Попался мексиканец через полчаса после ограбления, когда вместе с дешевой проституткой отмечал в ближайшем кабачке удачное дельце.