Василий Шульгин - Рыбас Святослав Юрьевич - Страница 33

В Особом журнале Совета министров указывалось: «На первом месте в ряду этих задач стоит вопрос о крестьянском землеустройстве. В этом же порядке подлежат проведению некоторые неотложные мероприятия в смысле гражданского равноправия и свободы вероисповедания и по отмене отживших ограничений, стесняющих крестьян и старообрядцев. Далее правительством намечено к ближайшему осуществлению расширение сети народных школ в связи с планом введения всеобщего обучения. Равным образом в означенном правительственном сообщении возвещено, что в области еврейского вопроса безотлагательно будет рассмотрено, какие ограничения, как вселяющие лишь раздражение и явно отжившие, могут быть отменены немедленно и какие, как касающиеся существа отношений российской народности к коренному населению, являются делом народной совести, почему предрешение их стеснило бы последующую работу законодательных учреждений»[105].

Отсылка к «делу народной совести» означала возможность перенесения проблемы на усмотрение Государственной думы.

В Особом журнале мнение Столыпина выражено прямо, надо срочно принимать решение: «В видах умиротворения озлобленной еврейской среды для правительства является и долгом совести, и велением политической мудрости устранить, хотя бы в путях чрезвычайного закона, все то, в чем сказывается напрасное и унижающее человеческое достоинство евреев»[106].

По мнению премьера, царь лично должен был принять необходимое решение, однако тот не стал этого делать, передав вопрос на рассмотрение Государственной думы.

Решение было записано на протоколе Особого журнала. Вот оно: «Собственною рукою Его Величества начертано: „Внести на рассмотрение Государственной Думы“.

декабря 1906 года.

В Царском Селе.

Председатель Совета министров Столыпин».

К этому добавим, что на последующих сессиях Государственные думы этот вопрос не выносили на пленарное голосование. Только на обсуждение его однажды вынесли кадеты — и далее дело не продвинулось.

Зато Столыпин отдельными своими решениями ослаблял ограничения: к 1911 году был увеличен список мест, где разрешалось проживать евреям, на 299 населенных пунктов.

Как писал Солженицын, «а Столыпин, после своей неудачной попытки в декабре 1906, — не возбуждая законодательного шума, немо-административно облегчал отдельные антиеврейские ограничения».

На это осудительно отозвался нововременский публицист М. Меньшиков: «Черта оседлости при Столыпине сделалась фикцией». Евреи «…побеждают русскую власть, отнимая у нее одну область авторитета за другой… правительство поступает так, как если бы оно было еврейским»[107].

Хотя, конечно, проблема оставалась.

У нее был и международный аспект, который сильно задевал государственные финансы и вообще экономику России. Когда в начале 1906 года Витте обратился к европейским банкирам за займом, он натолкнулся на твердый отказ Ротшильдов.

«Я счел нужным пощупать почву, как отнесутся Ротшильды к займу, и поручил это нашему финансовому агенту в Париже Рафаловичу. Парижские и Лондонские дома Ротшильдов между собою весьма связаны, со смертью барона Альфонса главенство перешло в руки лондонского лорда Ротшильда, поэтому Рафалович поехал в Лондон, и затем я получил от Рафаловича такой приблизительно ответ:

„Ввиду уважения питаемого Ротшильдами к личности графа Витте, как государственного деятеля, они охотно оказали бы полную поддержку займу, но не могут этого сделать, покуда в России не будут приняты меры к более гуманному обращению с русскими евреями, т. е. не будут проведены законы, облегчающее положение евреев в России“. Так как я не считал достойным для власти по поводу займа подымать еврейский вопрос, то полученный мною ответ меня убедил, что с Ротшильдами дело это сделать нельзя»[108].

В конце концов Витте получил крайне необходимый заем, за что пришлось заплатить дипломатической поддержкой французской колониальной политики во время марокканского кризиса и ухудшением отношений с Германией. Так что «еврейский вопрос» был только отчасти внутренним российским вопросом.

В нем имелся и «киевский» сегмент.

Уже после смерти Столыпина, в конце 1911 года, в нескольких газетах появилась тема «национализации кредита» как отражение соперничества российских сельских хозяев с системой еврейской хлеботорговли. Так, Киевский клуб русских националистов после доклада Н. А. Садчинова «Национализация торговли, промышленности и кредита в связи с предположенным учреждением торгово-промышленных палат» послал записку министрам внутренних дел, финансов, торговли и промышленности о необходимости национализации кредита. В ней говорилось: «Всякое расширение прав евреев в Киеве неизбежно влечет за собой гибельные последствия для русской торговли, промышленности и вообще культурной и экономической жизни».

Киевляне потребовали от правительства «…отказаться от роли „финансового Пилата“, умывающего руки в экономической борьбе инородцев против господствующей народности».

Сотрудник «Киевлянина», близкий товарищ Шульгина и член Государственной думы А. И. Савенко, предложил назвать требование русских кредитного равноправия с евреями «денационализацией кредита», так как «…национализация кредита… осуществлена давно: весь кредит отдан в распоряжение евреев… а государственный банк давно превратился в еврейскую оборотную кассу». Профессор П. И. Ковалевский в своей лекции в Екатеринославе «Задачи национализма» утверждал, что 85 процентов ссуд Государственного банка получают нерусские.

Автор монографии о Всероссийском национальном союзе С. М. Санькова уточняет: «Разумеется, решающим моментом здесь были не столько действительно существовавшие объективные потребности вложения государственных средств в интенсификацию сельского хозяйства, сколько желание помещиков получить новый источник субсидирования своих хозяйств ввиду исчерпанности кредита Дворянского банка. Одна из главных причин недовольства правых и националистов В. Н. Коковцовым, на наш взгляд, крылась именно в его финансовой политике, во-первых, уделявшей недостаточное внимание развитию сельского хозяйства; во-вторых, сводившей к минимуму государственные вложения ради бездефицитного бюджета»[109].

На самом деле проблема была не в «исчерпанности Дворянского банка», а в другом.

Без государственной финансовой помощи аграрная реформа не могла быть полностью доведена до конца. На создание одного фермерского хозяйства требовалось не менее 800 рублей, тогда как бюджет выделял всего 130. На межведомственном совещании по аграрной реформе при МВД (1908 год) было указано, что при такой практике реформа не достигнет своей цели. Вопрос стоял о перераспределении огромных средств.

Профессор Оксана Гаман-Голутвина считает, что возник конфликт интересов с поместным дворянством, которое в случае столыпинского разрешения проблемы потеряло бы государственную поддержку, что обернулось бы дворянским бунтом; этот узел можно было только разрубить.

Насколько серьезными являлись конкуренты отечественных сельских хозяев и экспортеров, можно судить по французской фирме «Дрейфус Луи и К?». С 1860 года братья Дрейфусы занимались экспортом зерна из Одессы, в 1873-м открыли первый официальный филиал в Таганроге, первоначально отгрузка зерна производилась из портов Одессы, Николаева и Таганрога. В дальнейшем — из Ростова-на-Дону, Севастополя, Бердянска, Мариуполя, Ейска, Феодосии, Темрюка, Новороссийска, Петербурга, Либавы, Риги, Архангельска. К 1914 году в России действовало 114 отделений фирмы, а в ряде регионов ее агенты закупали зерно даже в деревнях. Зерно вывозилось во Францию, Великобританию, Германию, Голландию, Бельгию, Италию, Скандинавские страны, где фирма тоже имела свои отделения. Это была организация мирового уровня, работающая кроме России в Аргентине, Болгарии, Румынии. Она участвовала в создании Общества южнорусских биржевых комитетов и экспортеров в Одессе, оказывала финансовую помощь ряду еврейских благотворительных обществ в Одессе, Ростове-на-Дону, Николаеве, Мелитополе. За вклад в развитие российской торговли Л. Л. Дрейфус был награжден орденами Святой Анны 2-й степени, Святого Станислава 2-й степени и, соответственно, стал личным дворянином. Сегодня «Дрейфус Луи и К?» входит в пятерку мировых экспортеров зерна, ее оборот свыше 22 миллиардов долларов[110].