Стенка на стенку - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 57

– Так что ты хотел мне рассказать? Наезжают на тебя?

Варяг помрачнел и снова сел. Теперь разговор пошел серьезный, – Наезжают, Михалыч. И понять не могу, откуда ветер дует.

– Может, пора Сержанта вызывать? Чего зря рисковать головой? – с искренним сочувствием произнес Михалыч. – За Сержантом ты будешь как за кремлевской стеной. Варяг чуть заметно кивнул.

– Может, и пора, – задумчиво произнес он и быстро добавил, словно невпопад:

– Ты ничего не слыхал про молодого сибирского вора по кличке Колян?

Михалыч покачал головой:

– А что? Помочь надо?

– Нет, ничего. Я сам разберусь. Ты лучше займись тем, о чем Филат просил.

На другом конце провода раздался глухой бас:

– Слушаю.

– Привет! Михалыч тебя тревожит. Чем занят?

– Очень важным делом. – Голос собеседника начал приобретать теплую тональность. – Раскрашиваем с внучкой картинки. Хочу тебе заметить, очень непростое занятие. Не доводилось заниматься подобным?

– Пока нет.

– В свое время я упустил такую возможность. Вот теперь приходится наверстывать упущенное.

– Очень неудобно отрывать тебя от такого важного занятия, генерал, но мне нужно переговорить с тобой. Дело очень срочное.

– Где будем говорить?

– На старом месте. Я пошлю за тобой машину… Скажем, часа в два.

Устроит?

– Вполне. Высылай своих орлов.

– Договорились!

Этим «старым местом» был Тверской бульвар. Самый центр Москвы.

Любимейшее место всех москвичей-сторожилов. Здесь, под тенью древних лип, можно было неторопливо выкурить пару сигарет, наблюдая за новыми москвичами и москвичками, неистово возвещавшими о себе из разноцветных колясок. Приятно было тут, устроившись на скамейке в тени деревьев, попить пивка, глядючи на проплывающие в вышине белесые клочковатые облака.

Тверской бульвар издревле был знаменит. Уже чуть ли не двести лет он был излюбленным пятачком отдыха и почти домашнего уюта, который может дать только покой и тишина в центре суетливого, шумного мегаполиса. В прошлом веке сюда стекалась едва ли не вся московская знать, чтобы повидать старых друзей и поделиться новостями. Впрочем, тусовался здесь разный од: отпрыски разночинцев, и дворян, и конечно же купцов. Последние выглядели настоящими барами! Им хотелось пустить пыль в глаза слушательницам бесстужевских курсов, и отпрыски миллионщиков старались показать, что чувствуют себя на Тверском бульваре так же свободно, как титулярные советники в приемной генерал-губернатора. Кавалеры расхаживали с дамами под руку и чинно раскланивались со знакомыми. Даже приезжие спешили заскочить в тенистый оазис, прозванный Тверским бульваром, и хотя бы ненадолго окунуться в атмосферу столичной неги. По мостовым лихо летали пролетки с отважными седоками, норовили удивить незрелых барышень под зонтиками. Каждый из них желал казаться богачом и, когда расплачивался с кучером гривенниками, заявлял:

– Это тебе на чай, голубчик, – купишь детишкам пряничков.

И кучер, с самым серьезным видом глядя в прыщавое лицо юнца, охотно принимал предложенную игру и весело отзывался: «Благодарствую, барин».

Любил Тверской бульвар и этот старик. Прохожие, посматривая на пожилого мужчину, вряд ли предполагали, кто он такой. В его седой голове, как в несгораемом сейфе, хранилось немало государственных секретов, среди которых отправка шпионов в республики бывшего Советского Союза казалась невинным баловством. Именно с его ведома и при его личном участии в кабинетах вице-премьеров ставились сверхчувствительные «жучки». Он был в курсе многих тайн личной жизни министров и депутатов Госдумы и однажды шутки ради посчитал, что если бы он продал на Запад все секреты, которыми владел, то сделался бы самым богатым человеком в России. Отставной генерал ФСБ Герасим Герасимович Львов знал совершенно точно, какие беседы ведут высшие госчиновники у себя на дачах, на кухнях и в супружеских постелях. Часто на подобные «подвиги» генерала подвигало исключительно любопытство. Он осознавал, что обладает едва ли не абсолютной властью и стоит ему только пожелать, как принципиальный или несгибаемый государственный муж может превратиться в зловонную кучку навоза.

Влияние возглавляемой им «спецгруппы связи» усилилось в нынешнее неспокойное время, когда на кремлевский Олимп норовили взобраться выскочки из провинции. У большинства от таких альпинистских подвигов начинала кружиться голова, и новоявленные вожди, едва постояв на самом верху, падали вниз, ломая себе хребты…

Михалыч редко покидал свой особняк. Скорее всего, он стал домоседом поневоле, из-за нелюбви ко всяким малоприятным сюрпризам вроде автоматной очереди по стеклам автомобиля или встречи с отвязанными омоновцами. А потому каждый выезд в город он готовил очень обстоятельно и отправлялся на место встречи только в том случае, если был уверен, что не напорется на мину, а в лощине у МКАД его «мерседес» не будет терпеливо дожидаться скучающий мальчик с оттопыренным карманом, где спрятан крупнокалиберный «кольт». При встречах с генералом Львовым на Тверском бульваре все соседние лавочки обычно оккупировали люди Михалыча; на входе и выходе дежурили по два человека. Телохранители ничем не отличались от прочих гуляющих – вот только если повнимательнее всмотреться в их лица, то сразу можно было заметить особенный взгляд: парни не упускали из вида даже детишек, семенящих мимо, и в случае необходимости готовы были открыть пальбу похлеще, чем на полковом стрельбище.

В этот раз Михалычу было чего опасаться. Два дня назад был расстрелян известный московский положенец по кличке Плут. Самое странное заключалось в том, что убийцам удалось вычислить его тайную квартиру, где он по субботам встречался с любовницей. О существовании любовного гнездышка практически никто знал. Смертельный выстрел застал Плута в ванной Можно только догадываться, сколь немилосердной по. казалась ему смерть, когда он, расслабленный, возле. жал на черном итальянском мраморе и на его лице блуждала довольная улыбка…

Ребята Михалыча рассказывали, что, когда Плута нашли, выглядел он почти как живой, вот только картину портила аккуратная дырочка в двух сантиметрах повыше переносицы. Убийца не пожалел и бабу Плута. Бронебойная пуля угодила в ее перекошенный от ужаса рот, выбив передние зубы и выйдя через затылочную кость.