Мертвые молчат - Иваниченко Юрий Яковлевич - Страница 5

— А вы за меня не беспокойтесь.

— Своих забот хватает… Мне сейчас, ей-богу, проще всего — сесть, в зоне не пропаду, да за детей боюсь. У тебя дети есть?

— Не женат. Но это к делу…

— А у меня — двое. И старшая — девочка. Сообразил?

— Кто вам угрожает?

— Пока не знаю. А вот они — все обо мне знают. Все… И что у меня есть крепкие ребята — тоже знали…

— И что им было надо от вас?

— Работа… Город маленький, меня здесь каждая собака знает… Боятся… И в отделении корешки остались — а чего там, все знают, что «мусор из дома не выметет…».

— Вы хотите сказать, что рэкет — это по заданию.

— Именно.

— И кто давал задание?

— Телефон…

Георгий помолчал, разминая незажженную сигарету. И сказал после паузы:

— Может быть, позже расскажу… Когда проверю. Есть у меня коммутаторные соображения…

Не верилось, ох не верилось Вадику; а Деркач закурил, помолчал немного и добавил:

— И тебя — тоже проверю.

Нет, не прибавляли эти воспоминания аппетит. Так и подмывало рвануть на себе рубаху, посыпать голову песком и завопить:

— Это я, я виноват! Не послушал, не поверил… — и затем ринуться искупать свою вину, проливая праведный гнев на…

А вот на кого — Вадим никак не мог пока решить. Не вычислялось. …Хоть бы уверенность, пусть предварительная, но уверенность… Но не было и ее.

Наверное, не было уверенности и у Шеремета. Иначе почему бы он внезапно сменил тон обращения к майору:

— Откуда вы мне прозвонились?

— Из дома, — не задумываясь, ответил Николай, — а что?

— Соединение — автоматическое?

— Да, конечно.

— А дом — свой?

— Не совсем. Но никто посторонний…

— Вы уверены?

— Да… А почему вы не спрашиваете, из какого такого дома?

Матвей Петрович усмехнулся:

— Полагаю, от Стеценко Татьяны Михайловны, год рождения 59-й, разведенная, преподаватель Узеньской ДСШ № 1. Вот не помню только, по какому классу.

В общем-то Сагайда был готов к такому ответу. Чуть сильнее порозовел и сообщил, с эдаким вызовом:

— По струнным.

А потом все-таки добавил:

— А у вас неплохие информаторы.

— Никудышные, — бросил Матвей Петрович, отодвигая пустую салатницу, — одиннадцатый час, а мы еще не знаем, ни кто убил, ни даже — за что. А насчет сведений о частной жизни — должен же я подумать, кто набивается на неофициальный контакт.

— Так вы поняли, что я…

— Вычислил. И получилось, что звонок был нужен вовсе не для того, чтобы предупредить Вадика. Нет?

— Естественно. Хочется, чтобы вы, лично, приехали.

— Полюбуйся, — сказал Матвей Петрович Вадику, кое-как ковыряющему вилкой жаркое с грибами, — издевается почем зря. Над тобой, кстати. Ему, видишь, Шеремет понадобился, а не какой-то там желторотик.

— Поквитаемся, — в тон пообещал Вадик.

— Он вроде парень неплохой, — сказал Сагайда как об отсутствующем, — но здесь так складывается… Узел в этом деле, а может — перекресток… Решающий. Нельзя промахнуться.

— А что, в прокуратуре — больше никого?

Сагайда усмехнулся:

— У меня тоже «информаторы». По вашим делам «неприкасаемых» почти не оставалось. А если оставались, то оказывалось, что Шеремет сие дело не заканчивал и не по своей воле: срочно перебрасывали на что-то другое. А зажимал, почему-то лишь стрелочников, некто другой… Скажем, авторитетный товарищ Хижняк, из больших любителей во все совать нос…

Шеремет поднял голову и внимательно посмотрел в глаза Сагайде. Очень внимательно. И, не проронив ни слова, снова принялся завтракать. Наверно, с минуту только и было слышно, что позвякивание вилок да перекличку воробьев в кустах у веранды.

Потом Шеремет отодвинул тарелку, взглянул на часы и обратился к Вадику:

— Слушай, магазин-то уже открыт. Не в службу, а в дружбу, глянь, нет ли там импортных лезвий?

Вряд ли Вадикова физиономия излучала чрезмерный энтузиазм, когда он прошел к выходу.

Было видно, как он, руки в карманах куртки, протопал улочкой, ненадолго задержался у рефрижератора и нырнул в сельмаг.

— Вы ему не доверяете? — искренне удивился Сагайда.

— На все сто, — успокоил майора Матвей Петрович, — свой парень. Только не хочу, чтобы он подходил предвзято… Пусть сам смотрит. И делает выводы.

— Это ваши игры. Главное, чтобы парень был наш. Но в одиночку ему не потянуть. Печенкой чувствую. Крупняк мы зацепили. И без ваших связей, головы и авторитета…

— Интересный вы перечень составили, товарищ майор. «Связи»…

— Ну, я имел в виду не блатные, а с областными организациями… Матвей Петрович, я хочу, чтобы нас было не только вынужденное официальное сотрудничество. Ситуация такова, что…

— А я, — внезапно перебил его Шеремет, — почему я этого должен хотеть?

Это, кажется, еще не приходило в голову Сагайде; несколько секунд он хлопал ресницами, но затем сказал твердо:

— Неужто вы в обратную сторону перестарались? У нас с вами — один путь. Поодиночке же будет сложнее. И вы знаете, что между моим и вашим начальством — немалая трещина…

— Пока что есть, — Матвей Петрович промокнул губы салфеткой, — хотя полагал, что это не общеизвестно. Впрочем, я сильно недооцениваю периферийные кадры.

Подозвав хозяйку, Шеремет рассчитался за себя и за Вадика. Сагайда тоже отдал трояк и, вытаскивая сигарету, спросил:

— Какие сейчас будут указания?

Шеремет подождал, пока тетка Явдоха отойдет подальше, и, еще раз изучающе взглянув на майора, ответил:

— Внешне — чисто официальные, служебные взаимоотношения. Все, как принято. А наедине… У тебя есть надежная «крыша»?

— Одну вы знаете.

— А еще что-нибудь, чтобы совсем без свидетелей?

— Есть одно забавное местечко… Как вы относитесь к гражданской обороне?

— Никак. А разве она еще действует?

— Не исключено. Во всяком случае, помещение имеет. Но не всегда занимает. — Сагайда, бросив взгляд по сторонам, протянул Матвею Петровичу ключ, — это недалеко от гостиницы, в центре. Пушкина, 26, табличка — курсы ГО. Посторонних нет, а есть скрытый выход. Только будьте осторожны: с «крышей» там все порядке, а вот пол там ненадежный.

— Пол? Это — в переносном?

— В самом прямом.

Шеремет, так же быстро оглядевшись, спрятал ключ в карман.

И невесело усмехнулся.

Знал, что так надо, что все обстоятельства сейчас усложнились, нужно ежеминутное напряжение сил и внимания. Борьба серьезная, в которой поначалу — не в последнюю очередь из-за нежелания признавать очевидное, привычки к извращенным словам и действиям, — организованной преступности дали большую фору. И все же — ох как трудно укладывалась в сознании необходимость жить по законам военного времени. Стоит ли удивляться, что сначала похоронили не одного товарища, соратника, единомышленника, а уж потом, со скрежетом зубовным, признали наличие присутствия нашей, отечественной мафии.

Стоит ли удивляться, что столько сотрудников погибло духовно, потеряв не жизнь, а профессиональную честь и мужество, прежде чем борьба была осознана и объявлена?..

— Связь? — спросил Шеремет.

Сагайда повел крутыми плечами.

— Увы, только телефонная, — протянул карточку с номерами, — верхний — мой кабинет, второй — радиотелефон в машине. Третий — курсы ГО. Четвертый — Татьяна. И договоримся: место встречи называть условно. В этом порядке. Например, «встречаемся в третьем». Или: «Подъеду в четвертый». И время: называть со сдвигом на полчаса. Договоримся, скажем, на шестнадцать — встречаемся в пятнадцать тридцать. Хорошо?

Шеремет согласно кивнул и вышел на крыльцо.

Вадик уже спешил от магазина, удерживая подмышкой сверток. Явно не лезвия. Небось, очередная тряпка, какой-нибудь особо никудышный куртец.

Не оборачиваясь к Сагайде, Матвей Петрович спросил:

— Все телефоны в Узени прослушиваются?

— Слава богу, пока — нет. Только наш коммутатор. Общий с исполкомом.

— Кто здесь напрямую связан с Хижняком?

— Зампред. Но доказательств — увы… И, само собой, по старой дружбе — Череватько.