Мертвые молчат - Иваниченко Юрий Яковлевич - Страница 11

Ночью за рулем «шестерки» с характерным дефектом протектора находился бесцветный длиннющий парень по фамилии Кравцов.

Сергей Семенович Кравцов, 23 года. Художник-оформитель Узеньских мастерских торгрекламы. Полгода тому был под следствием: его и еще двух оформителей из мастерских обвинили в присвоении средств путем завышения объема и качества работ по отделке молодежного кафетерия. Следствие прекращено за отсутствием состава преступления: оказалось, в расчетах, которыми оперировал трест столовых и ресторанов, допущена ошибка.

Сагайда — они с Матвеем Петровичем разговаривали вдвоем, в кабинете начраймила, пока этажом ниже следователь мотал Кравцову нервы каверзными вопросами и намеками, — вспомнил, что хоть то дело и закрыто, да не все там просто. Сложилось тогда в райотделе ощущение, что из оформителей выжимали взятку, и когда ребята отказались платить, попробовали, по старой методе, посадить. Но люди в ОБХСС уже сменились. Правда, и дернуть за ниточку, выйти на вымогателей не удалось; доказательств никаких. Одни из художников намекнул, но не согласился написать заявление. Мол, им еще работать и работать, и даже если одного «там» раскрутят — ничего не изменится…

— Как твое впечатление, — повернул разговор Шеремет, — Кравцов причастен к убийству?

— Его полчаса как привезли. Еще фанаберии много… А впечатление такое, что уж во всяком случае не просто совпадение. Допускал он, что мы на него выйдем. И знает, что там за приключение в Первомайском.

— Мало ли. Весь город гудит.

— Нет, явно персональные опасения.

— По его связям начали проверку?

— Конечно. Бросил двух толковых парней.

— А на квартиру я отвез Дениса Комарова. У него санкция на обыск.

— Кого-то еще послать?

— Там трое твоих. Хватит. Денис — наш человек.

— Мне так и показалось.

— В дальнейшем с ним можешь связываться напрямую. И ему я порекомендовал придерживаться тебя. Опыта у пацана только маловато…

— Натаскается, — хмыкнул Сагайда.

— Сейчас проезжал мимо Первомайского. Там гвардия Деркача выстилает ковер из цветов.

Сагайда выщелкнул из пачки сигарету:

— Планируют пышные похороны. Уже привезли откуда-то два дубовых гроба: в нашей погребалке таких век не видели. И запросили разрешение на церемонию. Завтра, в десять. Не таятся, сволочи.

— Пусть их… Жест отчаяния…

Шеремет замолчал, уставившись неподвижным взглядом в стену. Потом сощурился и, быстро набирая телефонный номер, сказал Сагайде:

— Сейчас поспособствуем. Чтобы уж совсем по первому классу. С привлечением прессы и телевидения.

Он и в самом деле позвонил на студию и, выйдя на нужный уровень, договорился к девяти утра. Сагайда только руками развел:

— Ну наши начальники полопаются от злости! Это же такая гласность…

— Пусть лопаются. Как раз гласность больше всего и нужна.

— Так-то оно так, но не рано ли? Вот если бы по завершению следствия…

— Это — поможет. Меньше найдется охотников тормозить расследование. А тэвешники к нашим делам не сунутся. Я с ними еще раз переговорю перед съемками…

— Не знаю.

— А мне кажется, очень-очень не повредит репортаж о пышных похоронах вожака рэкетиров.

— Предупредим наркомафию.

— О чем? Что известно, кто такой Жора? Так наверняка они знают больше нашего.

— Ладно. Пойдем послушаем, что поет Кравцов.

— Пойдем, — согласился Шеремет, — только предчувствие у меня: не первое это лицо в деле.

10

— И как теперь с вашим предчувствием? — поинтересовался Сагайда, когда Матвей Петрович, усталый и раздраженный, собрал материалы и фотографии в папку.

Пробило пять.

— Окрепло, — бросил Шеремет и поднялся, — хоть и не до конца я этого дурошлепа понимаю. — И направился к выходу: в двери задержался и спросил:

— Во сколько Таня ожидает?

— Когда возвращусь.

— Счастливый, — искренне позавидовал Шеремет и, сменив тон, предложил: — Давай посмотрим, как дела у моего молодого; и втроем помозгуем. Продержимся без ужина?

— Гостиничный буфет работает до девяти.

Матвей Петрович сошел на стоянку, забрался в «Волгу» и, сцепив руки на затылке в «замок», полюбовался, как здоровяк-сержант вылущивает из сине-желтого «уазика» троицу растрепанных потаскух. Видать, сцепились на почве безалкогольных коктейлей и нервных перегрузок.

Тут и Сагайда подоспел. Оглянулся — и сел в Шереметову машину.

«Волга» рванула почти так же резво, как если бы за рулем сидел Вадик, и погнала по улице.

Через некоторое время Сагайда напомнил:

— Нам направо.

— Ничего, крюк сделаем. Еще раз взглянем на коврик в Первомайском.

Еще пять минут — и машина затормозила.

— Ну и как? — усмехнулся Шеремет.

— Глаза б мои не смотрели, — бросил Сагайда.

Но смотреть следовало.

В проезде, прямо на черно-багряном ковре, «крутилась» драка.

Кто с чего начал, понять было невозможно. Да и время ли? Десяток рэкетиров, приметных и по одежде, и по фигуре, сцепились с какими-то ребятами.

Парней было едва ли не втрое больше, но дела у них складывались неважнецкие: трое или четверо уже оказались на земле. И как раз в тот момент, когда «Волга» завернула в проезд, чернолаковый верзила влепил еще одному пареньку ногой в живот.

Шеремет нажал на акселератор и одновременно на клаксон.

Мгновение — и ревущая серая машина вклинилась между отпрянувшими одна от другой группами.

Не успел отпрянуть только «чернолаковый» — и его срезал Шеремет, резко распахнув дверцу.

И еще один рэкетир, с велосипедной цепью на руке, не успел отскочить — и его скрутил Сагайда.

Крик, удар, стон, щелчок наручников, команда, вызов ПМГ — секунд тридцать, не больше. Еще секунд тридцать — и остальные рэкетиры, матерясь и размахивая руками, подвинулись в сторону Садовой, и еще подвинулись, и — отошли…

Через две минуты подлетела ПМГ, помятого верзилу и красавчика с велоцепью сунули в «корзинку».

Ребята, сбитые наземь ударами рэкетиров, уже поднялись и присоединились к своим; кстати, непохоже было, что присутствие милиции очень воодушевляло и потерпевшую сторону.

Еще одному помог подняться Шеремет: похоже, у парня сломано ребро.

Пока Матвей Петрович устраивал Сашу (так его называли друзья) на заднее сидение, Сагайда успел перекинуться парой слов с остальными.

Местные неформалы, какой-то специфический сплав «зеленых», «качков» и КСП; явились в Первомайский, потому что знали, кто такой Деркач, и выражают возмущение церемониями. Крутые хлопцы.

Сагайда по радиотелефону вызвал еще одну патрульную группу — что, если рэкетиры вернутся? — сел за руль «Волги».

До травматологии ехать минут десять. За это время Шеремет выяснил у Саши, что для неформалов «прикол» не в церемонии, а в Деркаче. Свои с ним счеты у неформалов. Немало здоровья — и в прямом, и в переносном смысле, — попортил им бывший начраймил. Если бы только — как всегда милиция (Сагайда и глазом не моргнул), — запрещал и не пущал, а то ведь избивал и издевался…

— Так ведь вы и поквитаться собирались, — как обо всем известном, сказал Шеремет.

Но выяснилось, что у того сорта неформалов, который репрезентован Сашей, принципиально иные взгляды на методы борьбы со злоупотреблениями представителей госорганов: сугубо ненасильственные действия. Даже очищают свои ряды от экстремистов, которые — дай им волю, — докатились бы и до применения оружия. Эта вот драка с боевиками — явление нетипичное, но надо учесть, что рэкетиры вовсе не госслужащие и вообще напали первыми.

— А как же вы «очищаете свои ряды от экстремистов»? — поинтересовался Сагайда, не оборачиваясь.

— Мы их морально осуждаем. И отстраняем от собраний вплоть до осознания… — Сашка побледнел от боли (машину трясло — проезжали участок бессрочного ремонта), но не стонал. Очень серьезный юноша.

С минуту ни о чем его не спрашивали; покрутив лохмами, он сам продолжил политинформацию:

— И — осознают. Даже крайние. Так и должно быть. Даже когда…