Слово авторитета - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 35

– Неблагоразумно, – сдержанно заметил Крылов. – Залез под «крышу», то будь добр, расхлебывай до конца. В противном случае это уже не укладывается в систему, а строптивые люди подлежат отстрелу.

Присутствующие невольно заулыбались – полковник милиции говорил так, словно присутствовал на воровском сходе.

– Все верно, товарищ полковник, сами себе создают проблемы.

– Я немного знаю директора этого банка, – Геннадий Васильевич на секунду задумался, – все свои действия он подсчитывает с точностью компьютера. Может, он пошел под милицейскую «крышу», вот и осмелел, как заяц в присутствии подыхающего льва. Что еще?

– Есть угроза в адрес вице-мэра… Не знаю, насколько она серьезна, но сейчас мы прорабатываем его окружение. – Перед майором лежала тонкая папка с оранжевыми тесемками. На фоне темно-коричневого стола лямочки выглядели очень ярко, и взгляды всех присутствующих были обращены именно к ним. Ладони майора во время доклада лежали поверх папки. Внешне это выглядело как клятва на Библии в зале суда.

Кто знает, может быть, так оно и складывается в действительности.

Усольцев говорил об очень серьезных вещах, и подобную информацию мимо ушей пропускать не полагалось.

– Ладно, разберись с этим фактом поконкретнее, что ли… Надо действовать на опережение.

– Может быть, хотите взглянуть? – подвинул майор папку. – Здесь еще десятка полтора фамилий, и каждая из них представляет оперативный интерес.

– Ознакомлюсь, – взял папку из рук Усольцева полковник. – Тяжела, – попробовал он ее на вес. – Здесь еще что-нибудь имеется?

– В эту папку я вложил данные на лидеров группировок, которые находятся в состоянии войны между собой или допускают возможность устранения неугодного человека.

– Толстая получилась, – в голосе полковника прозвучала скрытая похвала. – Когда ты ее собрал?

– Признаюсь, я ее собираю уже давно. Просто время от времени обновляю кое-какие материалы. Вот и пригодилось.

– В общем, так. Вижу, что работа идет недостаточно оживленно, оружие следует искать. Не отбрасывайте ни одну из версий, пока не убедитесь в ее несостоятельности! Все! А теперь за работу.

Глава 14

НА ВСЯКОГО ШАКАЛА ЕСТЬ СВОЙ КАПКАН

– Смотрю я на тебя, Петров, и знаешь, кого ты мне напоминаешь?

– Кого же, Степаныч? – По лицу Маркелова пробежала плутоватая улыбка.

– Сына! – выдохнул Федосеев. – Он у меня такой же дерзкий, как ты. Слова поперек не скажи, вспыхивает как порох. Если бы ты называл меня батей, так я бы и не обиделся. – Голос стареющего охранника заметно потеплел, и ладонь, широкая, словно лопата, дружески опустилась на плечо парня.

– Батя, что ты вокруг меня ходишь, как кот вокруг сметаны. Может, что спросить хочешь, так прямо и скажи.

– Бля буду, узнаю своего сынка, – радостно всплеснул руками Иван Степанович, будто услышал приятную новость. – Его характер, такой же ершистый! Ну как же мне тебя, Дима, сынком-то не назвать, – проснулась в голосе Федосеева еще большая теплота. – Если Ворона на тебя наскакивать будет, так ты мне тут же дай знать, я уж найду способ, как остудить этого засранца!

– Ты за меня, батя, не хлопочи, я привык сам разгребать собственные проблемы, – спокойно, но твердо произнес Захар. – Ты думаешь, я в Москве один, что ли? У меня найдутся люди, которые сумеют за меня постоять. А Ворона – он кто такой? Обыкновенный бычара, с которым мне и разговаривать-то не по чину. Ты, батя, между нами не встревай, я его сам урезоню, если потребуется.

– Ну, ты и крут! – протянул Иван Степанович. – Так и надо держаться, сынок, – дружески похлопал он Захара по плечу. – Так и надо держаться. Нынче этих шавок развелось без меры, и они, как шакалы, сбиваются в кучу и живут без правил.

Трудно было поверить, что всего лишь каких-то две недели назад в этой комнате произошло убийство. Уже ничто не напоминало об этом, вот разве что большое пятно в самом центре комнаты. Его замазывали дважды, но оно каким-то невообразимым способом проступало через толстый слой мастики и болезненно воскрешало трагедию. Все это было далеко от реальности и очень попахивало мистикой. Но более рассудительные головы даже в этом непонятном случае постарались отыскать правдоподобное объяснение – застывшая и впитавшаяся в дерево кровь после каждой обработки смешивалась с мастикой. Правильнее было бы обработать это место скребком.

– На всякого шакала есть свой капкан, – и, подумав, Захар добавил: – А может быть, и карабин.

Иван Степанович одобрительно качнул головой:

– Ишь ты!.. Это ты верно сказал. Образно. Я бы так не сумел, сразу видно, что у тебя голова на плечах есть. А такое дело не вырабатывается, оно папой и мамой дается. С рождения. А кто у тебя родители?

– Вот здесь ты промашку дал, батя. Из детдома я. Кто моя мать, припоминаю с трудом, а отца и вовсе никогда не знал. Мне рассказывали, что родился я на зоне… А там такое дело: через два года ребенка отдают в детдом, а мамка досиживает дальше. Видно, срок у нее большой был, вот и решила лечь под какого-нибудь молоденького вертухая. Все-таки бабам с икрой на зоне послабления дают. Так или иначе, я ее не видел: или сгинула где-нибудь, или просто не захотела себе на шею хомут вешать. Сука, одним словом, – произнес, как выдохнул, Захар.

– Это ты напрасно, – протянул Иван Степанович с заметной укоризной. – Мать есть мать. Она ведь тебе жизнь дала. Уже за это ты ей должен быть благодарен. Может, ее и в живых-то нет, вот она сейчас слышит, а душа ее при этом мается.

– Батя, ты мне на мозоль не дави, я ведь не маленький и сам знаю, что делать, – грубовато заметил Захар. – Папаши-то у меня тоже не было, так что к нравоучениям я не привык. Могу и обидеться крепко, ляпнуть что-нибудь не то, а тебе это может не понравиться. Верно?

Иван Степанович недовольно хмыкнул:

– Да уж. Я не чучело для битья.

Захар продолжал смотреть в самый центр комнаты, на то самое злополучное пятно.

– А вот скажи, батя, ты не боишься, что тебя замочат ночью так же, как твоего напарника?

Захар оторвал взгляд от пола и с открытой усмешкой посмотрел на Степаныча. Ничто не выдавало его волнения, он уверенно выдержал взгляд Степаныча, сделавшийся неожиданно колючим.

– Мне это не грозит, сынок, – неожиданно расплылся в улыбке Федосеев.

– Отчего же это, батя, у тебя что, черепушка железная?

Федосеев выдержал паузу.

– Тут меня все менты пытали, что да как… Да разве им можно лишнего сказать? Я им ляпну что-нибудь не по делу, а потом меня с пулей в голове под забором отыщут. С длинным языком долго не протянешь. – Глаза Степаныча хитровато сузились, он стал напоминать старого доброго кота, разомлевшего на солнцепеке.

– Может быть, не болтал бы чего лишнего, а то я ляпну по пьяни где ни попадя, – произнес Захар, и правый уголок его рта непроизвольно полез вверх.

– На тебя это не похоже. Людей я сразу вижу, посмотрю один раз и насквозь определяю, как рентген. Такие люди, как ты, не сдают – ни по пьяному делу, ни по трезвянке. Так вот, что я хочу тебе сказать. – Голос старика заметно спал, он слегка подался вперед, как будто бы рассчитывал поделиться нешуточной тайной. – Они были в масках, это верно, но вот только один из них мне показался знакомым.

– Что-то я тебя не пойму, батя, – скупо улыбнулся Захар, – сам говоришь – в масках, а тут вдруг узнал?

– По голосу я его признал, чудила, – в сердцах произнес Иван Степанович. – Это Колька Гнездо был, он с Карасем якшается.

– А кто же такой этот Карась-то? – постарался Захар скрыть волнение.

– Ну, ты даешь, сынок, – весело и одновременно восхищенно хохотнул Федосеев. – Это же надо, Карася не знать! Да здесь любой малый с пяти лет Карася знает. Он в нашем районе царь и бог. Подозреваю я, что он хотел крепко навариться на этих винтовках. Ты посмотри, что в Москве делается-то. Дня не проходит, чтобы кого-нибудь не грохнули, а что говорить о всей России-матушке! Оружие, сынок, это такая вещь, которая всегда будет пользоваться спросом, помяни мое слово. Ладно, давай забудем этот наш разговор, что-то растрепался я… Тебя Карась-то не помилует, если узнает, с кем я поделился. А второй раз он сюда не пойдет. Бомба-то не падает в одну и ту же воронку.