Сходняк - Бушков Александр Александрович - Страница 19

Мысль Гриневского читалась легко – взять заложником Зубкова и с ножом у горла начать встречную торговлю. Добраться до олигарха он мог рассчитывать, только запрыгнув на стол и сиганув сверху вниз на Зубкова. К этому маневру он и прибег... вот только и сторожа оказались готовы к подобному повороту.

Происшедшее развеселило Зубкова и наконец-то пробудило аппетит. Олигарх вволю посмеялся, потом принялся кушать пирожок, запивая все той же минералкой.

– Зря я тебе, Уксус, доверил общение с гостями. Запугал мне гостей, одного чуть не довел до особо тяжкого, – сказал Зубков, стряхивая пирожковые крошки со своего темно-синего спортивного костюма.

– Так ведь правду сказал! – Уксус изобразил притворное сожаление.

– Правду по-разному можно сказать, – наставительно произнес олигарх.

– В какой-то умной книжке утверждается, что правду говорить легко и приятно, – выдал очкастый тип с «ежиком» на голове.

– Вот, – Зубков вытянул палец в его сторону. – Истину глаголит товарищ Доктор... Ага, гражданин Таксист очухался, очень кстати. Полагаю, ты не будешь больше изображать тут Брюса Виллиса? Потому как чего ты этим добьешься? Ну, пристрелят тебя, как чумную крысу, а чем ты жене-то поможешь, как это ее убережет от бед и страданий? Никак.

Зубкову не померещилось – Гриневский пришел в себя. Петр обнаружил на руках браслеты и рыпаться по новой, разумеется, не стал, неизвестно, какие думы он сейчас вынашивал, слышал или не слышал, что говорят вокруг, он сидел, положив руки на колени и уткнув взгляд в скатерть.

– Поп, – сказал Зубков, повернув голову налево, – мы тут за смешными разговорами ничего не упустили? От тебя же ничего не могло укрыться.

Поп поерзал на стуле, кашлянул в кулак.

– Я тут подумал, что наши... гости, может быть, неверно поняли, чего от них хотят.

– Тогда расскажи, – Зубков откинулся на спинку стула и завел руки за голову.

– От них требуется, чтобы они выступили свидетелями на суде и дали правдивые показания. Всего-то. Еще раз подчеркну – свидетелями, а не обвиняемыми. А что суд будет, так сказать, неформальный, так для них это еще и лучше. Они попадут под программу защиты свидетелей. Мы, в отличие от официальных судов, умеем защищать свидетелей...

– Так что видите, ребята, – Зубков обвел взглядом поочередно каждого из них троих, как до этого делал Уксус, – все очень просто, все очень по-доброму. А ведь я мог бы засунуть каждого в отдельный семизвездочный погреб, обеспечив удивительными ощущениями, и добиться, чего хочу.

– И когда же состоится этот... суд? – спросил Карташ, в общем-то понимая, что ответов на свои вопросы не получит. Но иногда важна и форма отказа.

– Вам скажут «когда», – ответил Поп.

– А что за люди, перед которыми надо исповедоваться?

– Люди будут что надо люди, – не скрывая раздражения, сказал Зубков. – Очень большиелюди, тебе такие даже не снились. А тебе не все равно, москвич?! Ладно, что-то мне наскучило представление. Гоша, уведи их.

Глава 8

Как любят спорт в Нижнекарске

Шестнадцатое сентября 200* года, 17.46.

Карташ проспал даже не четырнадцать, а целых двадцать часов. Допинг выгреб все резервы организма без остатка. А проснувшись, Алексей еще часа полтора лежал с закрытыми глазами и размышлял, иногда снова забываясь непродолжительным сном.

В этом зыбком, подвешенном между сном и явью состоянии Карташу всегда хорошо думалось. Мысль порхала в свободном полете, плавала в некоем парафиновом эфире, не отвлекаясь ни на что и ни на кого.

«Из плена в плен... А чего ты, собственно, хотел? Прыгнуть выше головы не получилось, был один-единственный шанс проскочить между жерновов спецслужб и мафий, но шанс уплыл. Что происходит теперь – вполне закономерно, и, может быть, даже стоит поблагодарить судьбу за то, что мы все еще живы, за то, что за каким-то лядом еще кому-то понадобились, что еще кто-то согласен брать в плен, а не просто шлепнуть и закрыть вопрос навсегда...»

Карташ не успел ознакомиться со всеми плюсами и минусами узилища, кое им отвели. Уже в машине, когда их только везли сюда из ресторана «Приют олигарха», Алексей начал отключаться, поэтому путь до кровати помнил смутно, сквозь какие-то провалы, а едва коснувшись постели, тут же отрубился. И только сейчас выплывал потихоньку из глубин провала.

«Раз Зубков оставил нас в живых, значит, сильно мы ему нужны. Зачем? Если он не врет – а на это необходимо делать поправки, потому как чего ж ему нам не врать, спрашивается? – то понадобились мы ему для дачи свидетельских показаний. Ну, допустим. Чего ж мы такого исключительного знаем? Тем более отбрасывая Туркмению, которая ему неинтересна... правда, опять же по его словам. Тем более ему и без нас известны главные факты. Какое-то судилище, важные люди...»

Мысль Карташа, погруженная в промежуточное между сном и явью состояние, скакала по ключевым словам, как по болотным кочкам. Судилище. Важные люди. «Платина моя, Зубкова».

Фрол.

Фрол... Фрол, которого, по слухам, Зубков ненавидит смертной ненавистью. Впрочем, ненависть не главное, ненависть может лишь накладываться поверх, катализируя процесс, а вот то, что Фрол стоит на пути Зубкова, мешает Зубкову прорваться в Шантарск и развернуться там, – это га-араздо существеннее.

«Так-так. А если предположить, что Пугач бралплатину по прямому приказу Фрола... Это более чем вероятно, если предположить, что Пугач был человеком Фрола. А чьим еще он мог быть человеком, скажите на милость, если был назначен правитьв пармской зоне, расположенной неподалеку от Шантарска, что без согласия Фрола просто невозможно? Тогда, выходит, мы – я, Гриня, покойный Гена и Маша – сорвали планы не кого-нибудь, а самого Фрола...

Понятно, что все это – гадание на тумане, но, по крайней мере, на чистой стене вырисовывается хоть какая-то версия.

Попробуем внятно ее выстроить. Итак, Зубков нападает на поезд и возвращает принадлежащую ему платину. Попутно он узнает (кстати, той еще неразрешимости вопросец: “А откуда наш алюминиевый олигархушка все узнает?”, – вряд ли обошлось без “протечки” в ведомстве белобрысого...), так вот, узнает про то, что вместе с драгоценными ящиками перевозят и виновников торжества, двух неудачливых охотников за брильянтами и одну охотницу. “Пожертвовать этими пешками или попробовать сыграть ими в какую-нибудь игру?” – задается Зубков вопросом. И в хитромудрой голове олигарха вспыхивает комбинация, с помощью которой, кажется, можно завалить самого Фрола, о чем наш олигарх давно и страстно мечтает...

Теперь попробуем просчитать комбинацию Зубкова. Зуб доказывает неким людям – назовем их важняками, – что это именно черный губернатор Шантарска по имени Фрол организовал бунт на зоне и нападение на прииск. Для выдвижения убедительного доказательства мы ему и нужны. И что мы лично можем подтвердить? Ну, я и Маша, мы обитаем где-то сбоку, мы лишь сможем дополнить историю живописными подробностями... А вот Таксист получается ключевой фигурой. Ведь для Зубкова интересны в первую очередь дела сугубо воровские, имена, клички, кто кому какую фразу обронил, на кого сослался, кто конкретно входил в группу Пугача. Хотя...

Хотя, думается, и мы не менее, чем Таксист, важны для Зубкова. Как на любом процессе – есть главный свидетель, а есть свидетели косвенные, и без вторых показания главного звучат не слишком неубедительно, всегда остается сомнение: “а не клевещет ли главный свидетель по каким-то своим неведомым причинам на хорошего человека?” К тому же мы, я и Маша, сами не можем знать, какого рода подробности заинтересуют Зубкова и важняков.

Но почему в этом случае важнякипойдут против Фрола? Подумаешь, вор у вора дубинку украл, дело-то рядовое. Или мне только так кажется? Явно не хватает звена (или даже звеньев), что, впрочем, не значит, будто версия плоха. Просто мало информации. Может быть, бунт на Пармской зоне принес тому сообчеству, что стоит над Фролом и которому тот подчиняется, невосполнимый вред, и Фрол, как организатор и вдохновитель бунта, должен сполна ответить. Может быть, что-то еще. Не хватает информации...