Побег - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 96

Вторым был жилистый одноглазый Лиха, который, несмотря на увечье (глаз ему выбили в страшной драке три года назад под Нарвой, когда питерские учинили решающую разборку с новгородскими), имел увесистые кулаки и точно палил из своего «ТТ» из всех положений.

Третьим ехал двухметровый Шкив – бывший десантник Тульской дивизии, побывавший и в Приднестровье, и в Карабахе, и в Чечне, но заслуживший за годы безупречной службы лишь жалкую комнатушку в общаге да сладкие обещания военкома устроить его на хорошо оплачиваемую работу…

Они заняли четырехместное купе в пятом вагоне фирменного поезда «Северная Пальмира» и, попивая водочку, неспешно базарили ни о чем. Батон держал под рукой пухлый саквояж с «зеленью». Шрам прихватил с собой пятьдесят штук – на командировочные и еще четыреста штук – на представительские расходы. Пятьдесят тысяч баксов он решил просадить в московских кабаках и на блядей, а четыреста – отдать на прокорм жадным китайцам и вьетнамцам – если, конечно, удастся с ними сговориться.

В первом вагоне того же поезда в купе СВ ехал прилично одетый крепкого телосложения мужчина в темных очках, с усиками и в соломенной шляпе. В двухместном купе он ехал один, потому что предусмотрительно купил в кассе два билета. Поздоровавшись с проводником, он грустно заметил, что его дама, которую он ждал, так и не поспела к поезду и ехать теперь придется в одиночестве. Молодой проводник, мазнув взглядом по прилично одетому господину, расплылся в угодливой улыбке и пожелал ему счастливого пути.

На пустующей нижней полке лежал черный пластиковый кейс. Пассажир снял очки и соломенную шляпу и бросил их рядом с кейсом. У него были редеющие светлые волосы, большая залысина и внимательный взгляд. В очках он не нуждался, потому что последние двадцать лет идеальное зрение никогда его не подводило. А отличное зрение было одним из самых главных орудий его труда. Другое не менее важное лежало в черном кейсе.

Этот прилично одетый мужчина приехал на вокзал за полчаса до отхода поезда. До этого он почти полдня провел в скверике перед гостиницей «Прибалтийская», читал свежие газеты, поглядывал на прохожих. Когда к гостиничной лестнице подкатил синий «БМВ», мужчина отложил газету и уже не отрывал глаз от автомобиля. А как только на лестнице показались четверо парней – точнее, один, со шрамом во всю щеку, шел впереди, а за ним, чуть поотстав, шагали трое здоровяков-охранников – мужчина поспешно встал со скамейки и быстро направился к платной стоянке, с которой через пару минут он выехал на свежеокрашенном в желтый цыплячий цвет «Жигульке»-пятерке.

Четырехколесный цыпленок резво помчался за «БМВ», и очень скоро забавный сине-желтый кортеж притормозил у Московского вокзала…

Утром на московский перрон вылилась шумливая гомонящая толпа приехавших «Северной Пальмирой» питерцев. Ленивый милиционер-патрульный привычно следил за людским потоком, текущим на привокзальную площадь. Из толпы пассажиров он сразу выудил четверку наглых парней, которые, тихо переговариваясь, уверенно пошли к остановке такси.

Все четверо были облачены в импортные костюмы, на ногах дорогие кожаные полуботинки. Они были без багажа, только один из них, плечистый и крепкий, похожий на шкаф или, скорее, на батон формового хлеба, нес в одной руке одежный портплед, а в другой – тяжелый саквояж.

Патрульный сразу их вычислил: питерская братва прибыла на побывку в столицу. Эти были хозяева жизни. Они имели и делали все, что хотели. Им было море по колено – безбрежное «зеленое» море, что плескалось у их ног… Патрульный завистливо вздохнул и перевел взгляд на плотного господина в очках, с низко надвинутой на лоб соломенной шляпе. В руках черный чемоданчик. Видать, ученый, профессор, стал гадать патрульный. Доцент ленинградского университета. Четыреста рэ в месяц. На такие не разгуляешься…

И в следующую секунду он уже изучал загорелые стройные ноги брюнетки в коротком, белом платье, которая торопливо цокала каблучками, вертя круглой тугой попкой.

А прибывшую четверку питерских гостей встречали долгопрудненские, с которыми у Шрама издавна сложились добрые отношения. Подвалили Гриня и Прыщ, только-только отмотавшие по «трешке» за хулиганство (долгопрудненский судья получил хорошую подмазку, а не то париться бы мазурикам по полной «десятке»), а в двух черных «джипах-шевроле» дожидались Бегемот Курский и Ванька-Борщ, с которыми Шрам еще пять лет назад ставил на счетчик челноков с вещевых рынков Подмосковья.

Загрузившись по «джипам», они рванули в ЦМТ – там долгопрудненские забронировали питерским корешам люкс в «Международной».

По пути Шрам коротко поведал Бегемоту и Ваньке о своих последних напастях, хвастанул своей победой над Придановым и его шоблой. Но на долгопрудненских этот рассказ не произвел впечатления: в Москве о Придановом слыхом не слыхивали, так что эта победа была сугубо локальной и славы Шраму не прибавляла. Шрам это тут же смекнул, злобно прикусив язык, сменил тему и пустился выспрашивать о китайских и вьетнамских бригадах.

Бегемот знал общую ситуацию в Москве, а всего лучше разбирался в делах Северного округа. Тут, по его словам, китайцы вели невидимую войну с азербайджанцами за контроль над продовольственными рынками. Китайцы оказались на удивление настырными и проворными. Все началось лет семь назад с невинных челночных рейсов в Москву из Владивостока с пуховыми грузами. На «пуховиках» китайцы себе капитала не сколотили, зато обзавелись прочными связями: забили себе хазы, внедрили своих людей в торговые точки и на рынки, покорешились с ментами и таможней. А когда года три назад в Москве, как грибы после дождя, стали возникать китайские рестораны, китайские прачечные да китайские палатки на оптовых рынках, мало кто это заметил, мало кто обратил внимание.

Кроме азербайджанцев, конечно, которые уже контролировали практически всю московскую овощную торговлю – не только «колхозную», перекупая на дальних подъездах к столице и овощные и фруктовые обозы у липецких, смоленских, рязанских, тульских и волоколамских крестьян, но даже и государственную – через сеть магазинов «Овощи-фрукты». Мало-помалу азербайджанцы, пришедшие в Москву с арбузными КАМАЗами и перетянувшие потом за собой всю свою родню, наводнили столицу, так что никакие облавы и «зачистки» нового мэра не способствовали их искоренению.