Девушка, не умеющая ненавидеть - Данилова Анна - Страница 12

– Нет. Ничего.

– Ты можешь сейчас приехать?

– Хорошо.

Ей дали три года. Сколько усилий и средств было потрачено на то, чтобы ее выпустили досрочно, и вот теперь, когда она на свободе, через полтора года, я, вместо того чтобы обрадоваться, места себе не находил! Уж если она отказывалась встретиться со мной, находясь в колонии, то вряд ли захочет встречаться со мной!

– Дима, мы должны ее найти. У нее нет ни денег, ни дома, ничего, – открыв дверь Диме, начал я говорить с порога. – Единственное место, где бы ее могли принять, это дом ее матери в Холодных Ключах. Ты как думаешь?

– Гриша, успокойся. Надо все хорошенько обдумать. Понимаешь, ее поведение… Ты пойми, мы же с ней много раз встречались, разговаривали. Она утверждает, что невиновна, что ее подставили.

– Господи, Дима, ну что мы стоим в дверях, ты проходи, проходи. За рулем?

– Нет, я на такси. Когда ты позвонил, я уже выпил пару рюмок, Рита такое мясо приготовила, грех было не выпить…

– Вот и отлично. Пойдем на кухню, у меня тоже кое-что есть… Конечно, это тебе не Чиверово, и Зои здесь нет, но колбаска у меня очень даже ничего. И сырок имеется.

– Да, давненько не был я в твоей деревне… Дом так и стоит пустой?

– Зоя за ним присматривает. Конечно, это плохо, что в доме не живу, все никак не доберусь до него, все дела какие-то…

– А что Лида? Успокоилась? Я о твоем доме… Как же хорошо, что вы его не продали!

– Дом-то не продал, но родительскую квартиру на Цветном бульваре я ей отписал, сам знаешь… Хорошо, что у меня еще эта была, а то где бы в Москве жил? В Чиверово не наездишься.

– Так что Лида, родила?

– А я тебе не говорил? Двойню родила, живет рядом с метро «Аэропорт» со своим новым старым мужем, с Кузнецовым, вроде бы счастлива.

– Неужели это тот самый Кузнецов?

– Да, это он. Насколько я понял, он друг ее отца, вот, собственно, откуда все тянется… Он вдовец, нашел Лиду, ну а дальше тебе известно…

– Не понимаю я этих баб. Честно. Ведь первая гулять начала, а когда ты попросил у нее развода, заартачилась, почему?

– Так недолго артачилась. Скорее просто так… как бы почувствовала, что и у меня тоже кто-то есть, приревновала.

– Ревность? Странно…

– Понимаешь, одно дело, если бы она первая заговорила о разводе, а тут я ее опередил. А может, к тому времени у нее отношения с этим Кузнецовым осложнились, может, это был как раз такой период, когда она ждала от него каких-то поступков, предложения, а он не особенно-то и торопился или просто в этих вопросах нерешительный. Вот как я, к примеру. Да только он все успел, и жену мою прибрать к рукам, и детей они родили, а я все потерял…

– Ничего ты не потерял! Успокойся. Надо хорошенько во всем разобраться.

– Да чего тут разбираться. Все в игрушки играл, как-то несерьезно ко всему отнесся, а ведь она, Томочка моя, – живой человек. Попала в лапы к мошенникам, жилья лишилась. Если бы она знала, где меня искать, позвонила бы, я бы примчался, помог, а так… Получается, что у нее никого, кроме меня, и не было.

– Все равно она вела себя как-то неестественно. Ну, хорошо. Не дал ты ей своего телефона и адреса. Пусть. Но потом-то, когда мы ее нашли, когда ты начал заботиться о ней, отправлял посылки и все такое, она, если бы любила, простила бы тебе такую мелочь, как номер телефона… Главное, что ты ее нашел, что не бросил, что адвоката своего к ней отправил. Мы с ней много разговаривали, я же пытался объяснить ей, как ты страдаешь, как раскаиваешься, а она те письма, что ты ей отправлял, рвала в клочья прямо на моих глазах. Что это? Откуда такая ненависть? Или?.. Ведь рвала и плакала. Что между вами случилось, чего ни ты, ни я не знаем? Может, она была беременна от тебя?

– Не знаю… Но если это так… Думаешь, она сделала аборт? Господи, мне это даже в голову не могло прийти!

– Я не знаю, Гриша. Но на что-то она сильно обижена и никак не может тебя простить. Эта ваша игра, ваше желание жить как бы изолированно от общества были для тебя развлечением, ты заполнял свое свободное время живой, влюбленной в тебя женщиной, в то время как для нее эти отношения могли быть оскорбительными.

– Что-о-о? – Я не поверил своим ушам. Дима повторял слова Бориса Дворкина – слово в слово. Неужели именно так выглядит мой роман с Тамарой со стороны? – Оскорбительными? Да я ее любил, боготворил, я осыпал ее подарками, нам было вдвоем хорошо…

– Ты предупреждал ее о своих визитах?

– Не всегда, а зачем? Я приезжал к ней вечером, зная, что она меня ждет, что она дома, и наши встречи с ней были… как праздник!

– Как часто ты ее навещал?

– Когда как. Системы в наших свиданиях не было и не могло быть. Действительно, когда появлялось свободное время, день-два, я прилетал к Тамаре и старался, чтобы это была пятница, ведь она работающий человек…

– Хорошо, что ты хотя бы это помнил. А ты когда-нибудь задумывался над тем, что она, молодая девушка, все вечера в ожидании тебя проводила дома! Что она не могла выйти вечером, чтобы прогуляться, сходить в кино или, скажем, встретиться с подругой. Ведь вы не могли позвонить друг другу или предупредить о чем-то. Она была полностью подчинена твоей воле, зависела от тебя. И не рвала с тобой этих унизительных отношений из страха потерять тебя.

– Ты слышишь себя, Дима? Значит, эти отношения были для нее унизительными? Я душу тебе открыл, рассказал о том, как прекрасны были наши встречи, а ты мне тут доказываешь, что Тамара как будто тяготилась нашими отношениями, что подразумевает, что она не любила меня и в то же время боялась меня потерять. Где логика?

– Да понимаю я все… Просто я попытался сейчас найти для тебя какие-то контрдоводы, понимаешь? Чтобы понять мотивы поведения Тамары. Полтора года отказывать тебе в свиданиях, и это, находясь в тюрьме? Редкий человек способен на такое. Получается, что она тебя, старик, просто разлюбила. И произошло это как раз в тот момент, когда она поняла, что не может на тебя рассчитывать, что она для тебя – развлечение, не больше.

– Да нет же!

– Скажи, вы говорили с ней о будущем?

– Как бы тебе это объяснить… Думаю, что да, но не о чем-то конкретно, просто, когда мечтали о путешествиях, то я всегда говорил «мы»… Или когда понимали, что наши вкусы совпадают, когда я, рассказывая о своем доме, к примеру, спрашивал ее, как бы она обставила нашу спальню, гостиную… Конечно, это были такие… легкие, что ли, разговоры… Ты прав, они не давали надежду, я был очень осторожен.

– Она ведь ничего о тебе не знала.

– Ничего.

– Ни о том, что ты женат, даже не знала, что ты живешь в Москве.

– Нет. Даже Дворкин, ну, ты его знаешь, думал, что я живу в Питере. Он нашел билет из музея Набокова в Питере и решил, что я оттуда… Дима, я запутался. Думаю, что эту схему поведения я не сам придумал. У меня перед глазами был пример. Мой отец. У него тоже была любимая женщина, она жила в другом городе, куда он время от времени наведывался. Я был уже взрослый, все понимал, и меня тогда больше всего волновало, чтобы об этом романе отца не узнала мама. Я понимал, что мои родители уже давно стали друг другу чужими людьми, что каждый живет своей жизнью, но внешне они старались вести себя так, словно у них все хорошо. Они так же ходили в гости к своим друзьям, у нас тоже бывали гости, мы все вместе отмечали дни рождения, праздники, пили за любовь, регулярно отмечали годовщины их свадьбы, понимаешь? Уверен, что так живут многие. Создают видимость нормальной семьи. И вот тогда, в тот период, когда у отца этот роман был в самом разгаре, он и поделился со мной… Помню, это было на даче, мы с ним выпили, сидели на веранде, мама осталась в городе, думаю, что и у нее тоже был кто-то… Вот тогда отец и рассказал мне о своей любимой женщине. Сказал, что она умнейшая женщина, не задает ненужных вопросов, не пытается заглянуть в будущее, не строит совместных планов, и все потому, что она ничего не знает о нем, моем отце, даже не знает, в каком городе он живет. Тогда уже появились мобильные телефоны, но отец не счел нужным сообщить ей номер, не говоря уже о домашнем телефоне. Он оберегал свою настоящую, в общем-то, несчастливую жизнь от женщины, которую боготворил, любил, на встречу к которой собирался, как на праздник.