Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 98


98
Изменить размер шрифта:

Глава 44

За окнами палаты сгустились сумерки. Тимофей Егорович спал на спине и шумно, со свистом, дышал. Варяг сидел рядом и перебирал в памяти события, поведанные ему стариком. Он и впрямь не знал многого из того, о чем рассказал Беспалый. Например, о том, что Медведь и Егор Сергеевич предполагали сделать из законного вора Бирюка всесоюзного смотрящего, который смог бы контролировать всю «теневую экономику» страны и стал бы негласным «премьер-министром», проводником воли большого сходняка. Но Бирюка убили, и Медведь надолго лишился возможности создать себе надежного преемника – такого, каким потом стал для него Варяг. Но Варяга ожидали такие же суровые испытания, что и Бирюка.

Испытания, которые пока что смотрящий России выдержал с честью, хотя и понес тяжелые утраты. Он взглянул на спящего старика. Внезапно Варяг испытал к нему острое чувство благодарности и уважения – нечто подобное когда-то он испытывал, глядя на умирающего Медведя. Странно, вот уж не подумал бы, что ему придется сидеть у смертного одра отставного начальника колонии строгого режима, в которой он, Варяг, провел самые страшные месяцы своей жизни.

– Ты здесь? – прошелестел тихий голос. Старик Беспалый пошевелился.

– Здесь, Тимофей Егорович.

– Чего пригорюнился? Воспоминания худые навалились?

– Да, – кивнул Варяг и вдруг, сам того не желая, признался:

– Вспомнил, как бежал с твоей зоны два года назад. Медведя вспомнил – как он умирал в Москве. Про Бирюка я слыхал краем уха, но таких подробностей, конечно, не знал.

– Тебе повезло, Варяг, что ты от Сашки сбежал. Сашка мой выродок был. Это я давно понял. Любил я его сильно. После смерти Антонины Сергеевны он же у меня один только и остался. Но большой был грешник. Жил так, словно торопился совершить все те пакости, что я не успел. Страшный был человек мой Сашка. Ты правильно сделал, что убил его. Варяг. Таких и надо убивать. Я вот вовремя одумался. Покаялся. Если б такой вор, как ты, попал ко мне в лагерь, я бы и тебе помог… Но тебя что-то еще гложет, Варяг. Не хочешь облегчить душу?

Владислав встал и прошелся по палате.

– Верно, Тимофей Егорович. Гложет. Я ведь в Североуральскую зону попал из-за предательства того, кто хлебал со мной из одной миски. А он сукой оказался. Продал меня. Но я ему отомстил сполна, а потом решил: ну, теперь все, другим неповадно будет. Но ошибся. Новые суки нашлись – похлеще того, питерского смотрящего. Они сходняк на свою сторону перетащили и со мной войну начали. Да в результате сами в дураках оказались.

– Видать, ничего в этом мире не меняется, – закряхтел старик. – Суки они и есть суки. Сучья философия живуча. Сколько сук ни дави – их меньше не становится…

– Меня предали – ладно! Я выжил, – продолжал Варяг. – Но они, суки поганые, подняли руку на святое – на общаковские деньги. Уж не знаю, что им посулили, да только их руками кто-то хитроумный подгреб себе воровскую казну и был таков!

– Ах во-от оно что? – с какой-то, как показалось Варягу, довольной интонацией протянул старик. – Так ты, смотрящий России, потерял свою казну! Это большая беда… Но ты погоди печалиться… Я вот о чем хочу тебя попросить. – Тут голос Беспалого заметно окреп. – Ты позаботься, чтоб похоронили меня на нашем кладбище, рядом с Антониной Сергеевной, супругой моей.

Варяг подошел к старику, присел рядом.

– Погоди, это в Североуральске?

– Ну да, на окраине. Там местное кладбище…

– Извини, старик, – покачал Варяг головой. – Будем надеяться, ты еще поживешь тут. А у меня на ближайшее время планы другие. Я на днях улетаю за границу. Надо одно важное дело закончить, а с ним за три дня не управиться…

– Ты знаешь, зачем я тебя искал? – упрямо перебил его Тимофей Егорович. – Все, что я тебе тут рассказал, – это только преамбула. А главное – то, что я хочу передать тебе… Ты тут давеча про гостинец спрашивал, так вот, Варяг, я тебе хочу отдать общак!

Услышав это слово. Варяг даже вздрогнул. Удивительный старик словно и впрямь был ясновидящим.

– Общак? Откуда ты знаешь? – Но Варяг тут же осекся, понимая, что Беспалому никак не может быть известно про то, что три месяца назад со счетов нескольких банков в далекой Андорре исчезли пять миллиардов долларов.

– Ха! Как же мне не знать! – хмыкнул его собеседник. – Коли я сам его припрятал там.

– Где? – Варяг уже ничего не понимал.

– Так на кладбище же! Вон там возьми книжку! – Старик протянул иссохшую руку к тумбочке, но рука бессильно упала на одеяло.

Владислав открыл дверцу и достал потрепанный томик воспоминаний маршала Жукова. Он полистал книгу, и из середины выпал сложенный замусоленный листок.

– Вот он! – прохрипел старик. – План. Это план кладбища. Там крестиком отмечено место. Безымянная могила. На краю погоста. Смотри – крестик синий, а все прочие черные. Там и общак.

На листке бумаги в клеточку, вырванном из ученической тетрадки, был нарисован карандашом план кладбища – поле, испещренное черными крестами. Один из них и впрямь был синий.

– Какой общак? – нахмурился Владислав.

– Наш, – коротко сообщил Беспалый. Он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. – Я же тебе говорил, что весь грев, который поступал на зону, смотрящие делили поровну. Одна половина шла зекам, вторая половина – мне. На зоне-то смотрящие были все под моим крылом. Их и выбирали под моим присмотром.

Вот за это они и отстегивали половину грева мне. А еще были посылочки, которые мы перехватывали. А в тех посылочках золотишко, брюлики, деньги… Но раньше, когда страх и закон правили, мне надо было делиться. Я и делился. Тогда с этим строго было. Раз в год из центра приезжала комиссия НКВД, а потом комиссия МГБ, и начальник комиссии перед отъездом уединялся со мной в кабинете, и за закрытыми дверями я ему под расписку сдавал долю. А как Сталин умер и Берию расстреляли, как двадцатый съезд прошел, так вся система и поломалась. Больше никто не спрашивал с меня долю. И я перестал делиться. А куда мне было с этим добром податься? Не на базаре же в райцентре золото продавать! Там и валюта была – американские доллары, английские фунты. А за валютные дела могли и к стенке поставить. Словом, стал я этот свой общак копить – думал, вырастет мой Сашка, станет «кумом» в колонии, ума-разума наберется – отдам ему. Но вышло иначе. Как начал он в колонии «кумовать», да как развернулся во всю ширь, да как проявил сполна всю свою сучью натуру, так у меня всякая охота отпала. А потом, когда я прознал, что появился новый правильный вор по кличке Варяг, которого признали смотрящим России, я понял: вот кто достоин моего общака, кто с умом им распорядится. А пару лет назад, когда я почувствовал, что скоро помирать придет пора, я стал тебя искать. Ты как раз на зону к Сашке попал. Я пару раз приходил туда – поглядеть на тебя, но ты какой-то смурной был.