Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 82

– Почему ты не здороваешься, Мишка? В чужую хату вошел, а пидорку с головы сбросить не желаешь?

– Уж не в «кумовья» ж вы играете, чтобы перед вами шапку ломать? – злобно пробасил смотрящий. – Где Бирюк?

Вор скосил глаза в сторону – за разговором напряженно наблюдали остальные блатные. Тут Мякиш понял свою ошибку – глупо было являться в карантинный барак в сопровождении всего лишь четырех бойцов. При желании блатные могли исколоть его гвардию перьями в первые же десять минут конфликта.

Дверь каморки неожиданно распахнулась, и в узком проеме показался Бирюк. С минуту он внимательным и цепким взглядом изучал смотрящего и его свиту, а потом, улыбнувшись, широким жестом радушного хозяина пригласил гостя к себе в каморку:

– Проходи, Миша, а я ведь тебя ждал!

Блатные отступили на шаг, и Мякиш уверенно прошел внутрь.

Подобные встречи с глазу на глаз были в правилах среди законных. Эти беседы очень смахивали на переговоры политических лидеров, когда даже ближайшее окружение не должно было знать, о чем они говорят.

Мякиш неторопливо опустился на стул и осмотрелся. Каморка Бирюка отличалась от всех комнат, которые он видел в колонии. Если у прочих авторитетов на стенах можно было увидеть только голых баб с растопыренными ногами, то у Бирюка комната напоминала уютный кабинет научного работника. На полке над койкой стояли книги в толстых замусоленных переплетах. На дощатой стене висела картина, на которой был изображен тундровый пейзаж. Картина была написана почти профессионально, и было ясно, что художник с заполярными широтами был знаком не понаслышке.

– Оценил? – усмехнулся Бирюк. – Я ее написал, чтобы как-то заглушить скуку. Мне разок уже приходилось чалиться за полярным кругом. Тогда казалось, что более гнилого места невозможно отыскать на всей земле, а когда вернулся на волю, так эти сопки мне стали по ночам сниться. Я хочу тебе сказать, Миша, что скучнее, чем на нарах, может быть, разве что только в могиле.

– Я смотрю, что ты помимо воровских ремесел еще и кисть в руках толково держишь! – хмыкнул Мякиш. – И книжки от безделья почитываешь? – Он перевел взгляд на толстые тома.

Разговор получался странным.

– Все зависит от настроения. – Бирюк взял с полки одну из книг. – Гегель. Слыхал о таком?

– В первой моей ходке был один немец с такой фамилией. Погоняло у него было Шоп. Круглый педик! Тот не из таковых? А может, твой философ его батяня?

– Можешь быть уверен, что твой немец просто однофамилец герра Гегеля. Хотя бы потому, что разминулись они лет на двести! Знаешь, за что он мне нравится?

– За что же?

– За рациональный подход к жизни! Мол, все в жизни разумно. Надо только это понять. Если бы я не знал, что это немецкий философ сказал, то решил бы, что это надумал крепкий вор. Каждый законный обязан понять, что все в этом мире разумно. – Бирюк бережно поставил книгу на место, а потом вытащил другую.

– Кант… Чем больше я читаю немецкую философскую классику, тем сильнее у меня убеждение в том, что эти ребята писали свои сочинения для воров. Знаешь, на чем основывается главный принцип Канта?

– Ну и на чем же? – В голосе Мякиша пробились нотки тревоги.

– На понятии долга. А, каково! Это понятие долга особенно знакомо зекам. Каждый из законных должен быть ответственным за сидельцев. Поверь мне, многого стоят идеи Канта о Боге и бессмертии. Разве возможно обрести покой и чувствовать за собой правду, если не знаешь того, что на тебя падает тень Великого Присутствия? А потом, никто лучше не сказал о свободе, чем старик Кант. И если бы я не знал того, что он скончался в начале девятнадцатого века, то мог бы предположить, будто ему знакомы не только зоны Сибири, но и стены Бутырки. – Бирюк бережно задвинул книгу на полку. – Знаешь, Мякиш, о чем я частенько думаю? Если бы удалось обмануть время и собрать всех этих философов вместе, получился бы очень приличный сходняк!

Мякиш невольно улыбнулся. Он взглядом проследил за тем, как Станислав полистал еще какую-то книгу, а потом аккуратно поставил ее на место.

– Не знал, что ты такой философ, Бирюк!

– Сие качество у меня от Бога. Так с чем ты пришел ко мне?

Вопрос прозвучал резче, чем следовало бы, и Мякиш моментально отреагировал:

– Совсем не для того, чтобы ты проходил со мной философский ликбез.

Теперь комната Бирюка показалась Мишке не такой уютной, и он подумал об охране, которая осталась за дверью.

– Ты не кипятись, Мякиш. Чифирю не желаешь? Чифирь всегда способствовал взаимопониманию, и горячие горькие глотки могли примирить даже ярых врагов. Об этом известном свойстве крепчайшего чая знал каждый зек.

Мякиш отстранил протянутую кружку и жестко произнес:

– Бирюк, я пришел к тебе не для того, чтобы чифириться!

Станислав нахмурился: глубокая морщина пересекла его лоб – вот и пошел серьезный разговор.

– Ты мой гость, Мякиш, но, видит Бог, я тоже могу потерять терпение.

Так с чем ты пришел?

Мишка знал, что Бирюк уже давно не курит. Он ненавидел даже запах дыма, и в карантинном бараке, для того чтобы подымить, все зеки выходили на улицу. Но такой запрет не распространялся на равных – воров в законе.

Мякиш достал пачку импортных английских сигарет «Пелл-Мелл», осторожно извлек из нее двумя пальцами сигарету. Он сгорал от любопытства – интересно, как в этом случае поступит Бирюк? Он обязан одернуть гостя, потому что в противном случае могут подумать, что он дал слабину, и в то же время, если он сделает замечание Мякишу, то поставит себя как бы выше того.

Мякиш неторопливо разминал пальцами слежавшийся табак и терпеливо дожидался реакции Бирюка. Он сознательно шел на конфликт, понимая, что своими действиями наживает сильного врага, но это был единственный способ удержать власть. А потом, если Бирюк все-таки дрогнет, то нужно дожать его, иначе весь оставшийся срок придется озираться на него.

– Угости-ка и меня! – не повышая голоса, произнес Бирюк.

Мякиш охотно протянул ему сигарету. Вот оно что! Гибок. Теперь никто не сможет упрекнуть ленинградского смотрящего в том, что он спасовал.

Несколько минут они курили молча, вдыхая горько-сладкий дым, а потом Мишка произнес: