Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 40

Но вертухай утром не пришел. Не пришел он и днем, и вечером. Только на следующее утро замок лязгнул и скрипучая дверь распахнулась, впустив в темное помещение хмурый свет заполярного дня и такого же хмурого охранника.

Мулла сразу признал в нем Сеньку Степанова, неразговорчивого и неулыбчивого паренька с Поволжья.

– Что там, Сенька? – спросил Мулла, не обращая внимания на дымящуюся миску похлебки и изрядную краюху черного хлеба. – Что за стрельба была позавчера?

Сенька мрачно, стараясь не глядеть на узника карцера, буркнул:

– Не положено! Порядков не знаешь, что ль? Не положено в беседы вступать!

– На то и порядки заведены, чтобы их нарушать, – попытался пошутить Мулла.

Но Сенька помотал головой и пошел к двери. Выйдя из «красного уголка», он уже загремел было ключом, но вдруг снова приоткрыл дверь и брякнул:

– Пошмаляли вчера твоих самых борзых подпаханников. Теперича остальные горлопанить не станут!

Дверь с грохотом захлопнулась, лязгнул замок.

Мулла призадумался. Сенькины слова прозвучали загадкой. Ежели Беспалый решил устроить правильным ворам «варфоломеевскую ночь», почему же он пощадил его, Муллу? Неужто пожалел? Или у Тимохи на его счет имеется какой-то другой, более хитроумный и коварный план?

Значит, Тимоха сказал: «Пускай недельку посидит!» Выходит, ему, Мулле, четыре дня и четыре ночи тут париться. Ну что ж, ладно, там посмотрим, кто кого…

И точно: на седьмой день пребывание Муллу в карцере закончилось.

Незнакомый охранник распахнул дверь настежь и коротко приказал:

– С вещами на выход!

– А ты шутник! – усмехнулся Мулла, с удовольствием подставляя лицо свежему утреннему ветерку – Какие уж тут вещи – разве что собственное дерьмо отодрать от доски да с собой прихватить.

Охранник осклабился:

– Ну, это добро можешь оставить. Вы теперь и так все в дерьме по уши.

– Ты, парень, языком-то не больно виляй! – нахмурился Мулла. – За такие слова знаешь, что с тобой могут сделать?!

Но весельчак ткнул вора в спину прикладом ППШ и беззаботно возразил:

– Да ни хрена ты не сделаешь! Кончилась твоя власть. Смотри, как бы самому не пришлось дерьмо вылизывать! Топай давай до товарища Беспалого!

Рассказ старика о непростых взаимоотношениями двух бывших друзей-воров прервал звонок мобильного телефона. Звонил Чижевский, и голос его звучал уныло.

– Джип «мицубиси» черного цвета с этими номерами принадлежит Дмитрию Рожкову по кличке Рожок, одному из ближайших помощников нашего общего знакомого дяди Толи, – сообщил Чижевский.

– Нет-нет, дядя Толя на такое не пойдет, это исключено, – решительно сказал Варяг. – Не его стиль. Он, конечно, может выступать против меня по каким-то вопросам, может даже воевать, но не так, не из-за угла. Есть вещи, которые ему абсолютно чужды. Да ты же его знаешь, Николай Валерьянович. Для него это просто западло.

– Согласен, – произнес Чижевский. – Правда, Рожок – это все же не дядя Толя, но машину его мы проверили. Из нее нельзя было подсунуть под нас бомбу так, чтобы это не осталось на видеозаписи.

– А если чуть-чуть дверцу приоткрыть? – предположил Варяг. Он сообразил, что теперь все подозрения ложатся на погибшего водителя, и это ему очень не нравилось.

– Исключено, – твердо сказал Чижевский. Оба помолчали, и затем Чижевский со вздохом произнес:

– Стало быть, переключаемся на Сашу, Владислав Геннадьевич. Надо хотя бы узнать, какая сука втянула его в это дело.

– Хорошо, – мрачно произнес Варяг. – Но помни – поделикатнее. У людей горе, они ни в чем не виноваты. И держи меня в курсе ваших действий.

– Правильно говоришь, – сказал одобрительно Беспалый, когда Варяг отключил связь. – Жаль, что не все воры такие, как ты. Базару-то много насчет понятий, насчет того, что человеком надо быть, а на деле – тьфу! Ладно, Варяг, слушай дальше…

Разговор с начальником лагеря был кратким. Kогда Муллу втолкнули в кабинет Беспалого, полковня откинулся на спинку стула и, глядя прямо в глаза вору, с расстановкой произнес:

– Запомни, Заки: ты теперь до конца своих дней мне кланяться должен за то, что я тебя от бесчестья спас. Ты даже представить себе не можешь, что в лагере делается. Всех, кто мог сопротивляться, перерезали, а кто не мог – отпидорасили! Сам понимаешь, это для настоящего мужика хуже смерти. А теперь иди!

У калитки, которая вела к домику полковника, стоял молодой солдатик, крепко сжимавший в руках автомат ППШ. За эти несколько недель он успел такого насмотреться, что воспоминаний у него хватило бы до конца жизни. Наблюдая за тем, как умирали зеки, он явственно представил собственную смерть, и теперь автомат сделался для него такой же необходимой вещью, как ложка во время обеда.

Беспалый едва заметно повел бровью, и солдат распахнул калитку, провожая Заки Зайдуллу долгим настороженным взглядом: вот уж кого он не ожидал увидеть живым!

Мулла легко перешагнул границу локалки и затопал к своему бараку.

Несколько зеков, сгрудившихся у входа в барак, настороженно наблюдали за Муллой. Они тоже никак не ожидали, что Беспалый, который за последние пять дней отправил на тот свет несколько десятков воров, отпустит Муллу живым и невредимым.

Мулла высмотрел старого знакомого вора Федьку Лупатого, прозванного так за пучеглазие, в окружении трех зеков, которых не видел прежде. «С нового этапа!» – догадался Мулла. Видимо, «новобранцы» уже успели понять, в какое веселое местечко они попали, и держались с таким напряжением, будто ожидали, что им на шею вот-вот набросят крепкую удавку.

– Живой! – безрадостно протянул Лупатый.

– А что мне сделается! – мгновенно отреагировал Мулла.

– Вид у тебя только больно усталый. Как будто из-под тебя только что бабу выдернули.

Мулла невольно улыбнулся:

– А может, так оно и было?

– Зная тебя, совсем не удивлюсь, – хмыкнул невесело Лупатый. – Мы тут тоже немного поразвлеклись. Всех паханов и подпаханников перерезали, а кто вякать стал, так того скрутили да в углу барака в пидоры определили. Крут наш браток! Здесь в одиночку лучше не ходить, иначе прирежут. Вот с этими Урками я под Красноярском в зоне парился. Так и ходим теперь слипшись, как сиамские близнецы. А вчера вечером Беспалый собрал всех и сказал, чтобы мы больше не ерепенились и шли в промзону. Говорит, что станки нас заждались! Да я лучше руку себе отрублю, чем за станок встану! – закончил Федька свой доклад.