Оборотень - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 25

До партийного призыва на службу в органы МГБ Морозов работал обыкновенным сельским учителем, был незлобив и мягок. Самым большим злом, испытанным им в жизни, была отцовская порка за мелкие мальчишеские провинности.

И сейчас, глядя на Тимофея Беспалого, капитан поймал себя на том, что этот новый пахан одним только взглядом приводит его в неописуемый трепет и вызывает желание спрятаться от него куда-нибудь в самый дальний угол командирского барака.

– А знаешь, Пингвин, как я назову нашу операцию? – восторженно спросил Беспалый, входя на территорию промзоны. Ему не терпелось осмотреть ту часть лагеря, где воры в законе будут мастерить шкафы и стулья для своей Советской Родины и ее граждан.

– Никак нет, товарищ полковник, – после недолгого раздумья отреагировал капитан.

– Операция будет называться «Сучья зона»! А?! Каково? Здорово придумано? – И Тимофей Беспалый самодовольно расхохотался. Глядя сквозь четыре ряда колючей проволоки далеко в тундру, он сладко сощурился и мечтательно изрек:

– Господи, как же хорошо, что не мне сидеть в этом лагере.

В его взгляде в эту минуту промелькнуло что-то по-настоящему дьявольское.

– А теперь. Пингвин, вели включить сирены. Представляешь, никогда не думал, что их вой может быть так сладок. Это, видно, потому, что на поверки он отныне будет звать не меня!

Операция началась ровно в ноль часов следующего понедельника. Именно в этот час во всех уголках необъятной империи ГУЛАГа были распечатаны секретные пакеты с предписанием спешно этапировать в распоряжение полковника Беспалого всех воров в законе, паханов, подпаханников и их ближайших сподвижников.

Высказывались разные предположения о мотивах этой акции. Однако убедительного объяснения никто не мог найти. Подозревали, что планируется расстрел законных или их массовое уничтожение каким-либо другим способом.

Ничего худшего, казалось, быть уже не могло.

Этапированные воры отказывались подчиняться конвою и идти своим ходом. Некоторые законные ударились в бега. Но большинству ничего не оставалось, кроме как под усиленным конвоем следовать к месту нового назначения, уповая на своих святых заступников, которые должны молиться за тюремных сидельцев перед Богом.

В зону к Беспалому эшелоны стали приходить только на шестой день. У ворот колонии новоприбывших заключенных встречал сам Тимофей Егорович. В безукоризненно чистой и отглаженной форме, в начищенных сапогах, он выглядел неестественно на фоне колючей проволоки и караульных выше" В таком облачении ему больше пошло бы вышагивать по паркетным полам в министерских коридора столицы.

– Вас имеет честь приветствовать полковник Беспалый! Поверьте мне, голубчики, я научу вас многому. Вы у меня будете не только дисциплинированны ми и послушными, но и научитесь шить бушлаты, изготавливать мебель, валять валенки, строить дома дороги, добывать полезные ископаемые и так далее и так далее. Правильно я говорю, товарищ подполковник? – обратился Беспалый к своему заместителю Леватому.

– Так точно, – отчеканил тот.

Подполковник Николай Николаевич Леватый все никак не мог свыкнуться с мыслью, что прежний вор Тимоха Беспалый по кличке Удача, из которого он собственными руками вылепил крепкого пахана, стал его непосредственным начальником, и что теперь от капризной воли бывшего зека зависели его, Леватого, личное благополучие и служебная карьера. Когда состоялось назначение Беспалого, он хотел возроптать, пожаловаться вышестоящему начальству, но скоро осознал свое полнейшее бессилие. Присутствие Беспалого действовало на Леватого угнетающе. Николай Николаевич где-то слышав о том, что если поместить кролика и волка рядом в соседних клетках, то первый скоро сдохнет от отсутствия аппетита. Нечто подобное ощущал и Леватый в присутствии «законного» полковника.

А Беспалый уверенно распоряжался своим бывшим начальником и многочисленным штатом, как будто командовать зоной было его истинным призванием. И если бы Беспалый грешным делом приказал Леватому пойти драить сортиры, то последний, скорее всего, не посмел бы воспротивиться этому приказу.

Беспалый же в обществе Леватого, наоборот, ощущал душевный подъем.

Прежний начальник колонии был живым свидетельством того, какого успеха достиг бывший зек. И в то же самое время Тимофей Егорович понимал, что он ничем не обязан Леватому, и если потребуется для пользы дела свернуть ему шею, то сделать это можно незамедлительно, подобно тому как поступает хозяйка с бестолковой курицей. Своего бывшего «кума» Беспалый награждал обидными кличками, на которые Леватый был обязан отзываться бодрым голосом, в противном случае новый начальник пообещал своему заму большие неприятности. Леватый точно знал: ослушайся он Беспалого и тот без промедления выполнит свое страшное обещание.

– Вот что я тебе скажу, Николаич, – обратился Беспалый к Леватому, когда они возвращались вместе в командирский барак, – зону на локалки мы делить не будем, пусть воры живут все на одной территории: я предвижу очень интересное развитие событий.

– Да они же просто перережут друг друга, – удивленно заметил Леватый. – Среди них же есть и ссученные воры.

– А мне плевать! – отрезал Беспалый. – Мой приказ: раздоры между ворами не тушить. Пускай хоть до кровищи выясняют между собой отношения.

– Хорошо, товарищ полковник, будет, как вы сказали, – буркнул Леватый в ответ.

Такие встречи случаются только в аду. На небольшой участке земли, огороженном со всех сторон в четыре ряда колючей проволокой, лицом к лицу сошлось несколько сотен самых авторитетных, самых независимых воров в законе.

Еще недавно все они составляли лагерную элиту – каждый имел право решать, что и как должно быть на зоне, кого карать, кого прощать; каждый самолично делил любую прибывающую с воли посылку; каждый имел собственную охрану и собственных пидоров; а еще каждый из них привык иметь свою кодлу, которая взирала на него с тем же благоговением с каким верующие смотрят на своего пророка. Сейчас вся беда состояла в том, что количество паханов на одной территории перевалило критический рубеж: даже двум десяткам воров в законе здесь было бы тесновато а что уж говорить о нескольких сотнях коронованных воров, привыкших повелевать простыми урками.