Царь-кукла (СИ) - Воронков Константин Васильевич - Страница 29

— А по-твоему, лучше думать, что это кто-то подстроил? — парировал Капралов. — Интересно, кто?

Шмулевич пуще прежнего сверкнул глазами.

— Какой хитрый! А Алевтина Егоровна меня сразу и упечет, да, Алевтина Егоровна?

— Как рождественского гуся! — подтвердила Петровская. — Бред преследования!

— Ну, а что же дальше? — нетерпеливо вмешался Самохвалов.

— Дальше? — неуверенно переспросил Капралов и слегка мотнул головой, чтобы протрезветь. — А дальше пока ничего.

— Черт, а я-то думал! — возмутился журналист. — А что подсказывает писательское чутье?

— Не знаю, — просто сказал Капралов.

 — Ну, где ты хоть эту матрешку взял?

— Подарили… Ничего в ней такого нет. Я лишь хотел рассказать, какие бывают совпадения.

— Заинтриговал и сразу на попятный, — обиделся Самохвалов.

— Это не совпадения, — сказала Елена Константиновна. — У нас все непонятное — совпадение. Потому что другой вариант это бред преследования. — Она бросила короткий взгляд на жующую толстуху.

— А что же тогда? — ехидно осведомился Шмулевич. — Провидение? Очень современно…

— А-а-алик… — укоризненно осадил его Капралов.

— Подожди, Лу, — попросила Елена Константиновна. — Я понимаю, коллега обостряет. Тем интереснее. А ведь он, по сути, прав. Мы не оставляем себе никаких других объяснений, кроме иронии. Почему бы и не провидение?

— Ну, хорошо! — воскликнул Самохвалов. — Сейчас это не важно. Ведь если ты сотрешь ее личности, то никогда не узнаешь, куда делась самая маленькая.

— Пупсик, — машинально уточнил Капралов.

— Да, куда девался этот пупсик! Кто его взял и почему? Может, хоть стоит подождать?

— И навредить пациенту? Матрешка это хобби. А Раиса — работа. Что по-твоему важнее?

— Ты так уверен, что ей навредишь? — спросила Елена Константиновна. — На Западе это уже не считают заболеванием. Люди после терапии нормально живут с несколькими личностями. Может, стоит спросить их всех?

Петровская отложила вилку.

— Вы, Елена Константиновна, мне тут молодежь не смущайте, — сказала она, грозя указательным пальцем. — У вас, конечно, прогрессивные методы, но есть план лечения. Да и стандарты пока никто не отменял. Правда, Лука Романович?

Капралов молча кивнул.

— А давайте-ка выпьем! — сменила тему Алевтина Егоровна и быстро прочертила взглядом линию между своим пустым бокалом и глазами мужа; тот сразу уватился за бутылку. — За нашего именинника, Луку Романовича! Человека многогранных талантов!

— Почему одна? — тихо спросил Капралов, подойдя к Елене Константиновне. Она стояла перед шкафом и смотрела на царскую матрешку.

— Миша занят очень. Работа. Просил извиниться. Я так хотела вас познакомить. — Она провела пальцем по стеклу. — Красивая какая. Кто-то из пациентов подарил?

— Только никому не говори. Шестаков. Но я ее верну.

— Теперь понятно.

— Что понятно? — насторожился Капралов.

— Нина Петровна думает, что вы ими интересуетесь, чтобы Денису помочь… А вы, оказывается, антиквариат собираете. Можно?

— Только осторожно. Ценная вещь. И не моя.

— Я поняла, что не твоя.

Он открыл шкаф и подал Елене Константиновне матрешку. Она приблизила ее к лицу и застыла с руками, полусогнутыми в локтях, словно смотрелась в зеркало.

— Забавно… — задумчиво сказала она.

— Что забавно?

— Ее целый век берегли, прятали, а теперь она стоит у тебя в шкафу, и ты ничего про нее не знаешь. Ирония судьбы.

Капралов подождал, пока она налюбовалась, и убрал матрешку обратно.

— Нужно твое профессиональное мнение, — сказал он. — Не понимаю про кошку. Странная история. Может, как раз совпадение? Какой-нибудь психопат?

— Капралов, тебе нужно не мнение, а подтверждение!

— Думаешь, хотели отвлечь внимание?

— Не то и не другое. Не хочешь доверять интуиции, смотри на факты. Зачем им отвлекать внимание? Сделай они все по-тихому, никто бы пропажу сто лет не заметил.

— Заметил бы! Матрешку должны были забрать в министерство культуры.

— Тогда тем более! Без кошки обвинили бы руководство музея. Так им даже удобнее.

— Но все-таки патологический поступок, согласись.

— А я и не утверждаю, что это здоровый сделал. Но факт в том, что они тщательно подготовились: знали, куда идти, когда идти и не оставили следов. Так? Вопрос не в том, здоровый это или больной, а совпадение или нет. Вот я тебе и говорю: конечно, не совпадение! Если мы не знаем мотива, совсем не значит, что его нет.

— Честно говоря, не могу придумать ничего разумного.

— Конечно, не можешь! А вот с их точки зрения все логично, потому что у них он есть. Кошка это ключ. Узнаешь, почему они с ней так поступили, — поймешь и зачем им матрешка. А для этого тебе придется забыть про диагнозы и поставить себя на место пациента.

Елена Константиновна задумчиво провела пальцем по стеклу.

— Если я права, то, скорее всего, это случится снова.

10

Ночью шел ледяной дождь. Капли, падавшие откуда-то, где еще не наступила зима, достигали земли и моментально замерзали. Наутро выглянуло солнце, и покрытые хрустальной глазурью остовы деревьев сияли словно ледяные скульптуры. Нежный, почти живой прозрачный лед лепился ко всем — наклонным, вертикальным и горизонтальным — поверхностям. Дороги превратились в каток. Даже воздух, еще не отяжелевший от мороза, стал звонким и пел при каждом движении.

Он проскользил по Петровке, свернул в Каретные переулки и затормозил перед нужным домом. Над входом в учреждение распростер крылья одноголовый бронзовый орел. Вряд ли он затерялся здесь с каких-нибудь прошлых времен, времен одноголовых орлов на Руси отродясь не бывало. Наверно, случайно залетел, мельком подумал Капралов и потянул тяжелую дверь.

Его отвели в похожее на школьный класс помещение и велели ждать. Оставшись один, он с полчаса читал Фейсбук, потом Твиттер, потом смотрел в окно. Когда эти занятия наскучили, Капралов стал осматривать комнату.

Сначала он его попросту не заметил: электроприбор безжизненным ящиком стоял в углу, и взгляд скользил по нему, как недавно ноги по тротуару. В последний раз он включал телевизор очень давно, он припомнил субботу накануне пасхи, когда началась история с матрешкой. Еще лет десять назад тот был членом семьи и вещал каждый вечер, но потом все изменилось — его место занял интернет.

Несколько минут он задумчиво смотрел на экран, размышляя о незамеченной революции, а потом нажал кнопку.

В центре студии окруженные зрителями стояли трое импозантных мужчин в костюмах и галстуках. Волосы уложены гримерами, напудренные лица напряжены, как бицепсы на конкурсе бодибилдеров. Капралов их сразу узнал и понял, про что передача — все они были кандидатами в президенты. В любой другой раз он не стал бы их слушать и переключил бы канал, но сейчас почувствовал сопричастность — одним из этих троих был Леонид Сергеевич.

— Вас обвиняют в отсутствии опыта управления, — говорил ведущий Шестакову. — Что вы можете возразить?

— Похоже, меня обвиняют в том, чего я не совершал, — рассмеялся тот. — Если же серьезно, есть такое представление, что президент должен всем управлять. Давайте посмотрим правде в глаза — хорошо это или плохо? Хорошо или плохо, когда он не может ни на кого положиться и вынужден делать все сам? Сегодня я представил свою программу. Способен ли я за нее отвечать? Есть ли у меня команда? Если ваш вопрос об этом, я отвечу — да. Но этого мало. Это будут всего лишь слова. К счастью, люди уже не очень верят в слова.

— Вы тоже не верите? Даже в свои?

— Мои слова ничем не отличаются от ваших.

— Во что же вы верите?

— В людей, в их поступки.

— Вам не кажется, что это довольно необычно для политика?

— Верить в людей?

— Не верить в слова. Ведь они его главный капитал.

— Да, понимаю. Но я убежден, что это не так. Слова это строительный материал. Верить в строительный материал глупо. Важно, что мы из него построим.