Царь-кукла (СИ) - Воронков Константин Васильевич - Страница 25

— Хочу.

— В таком случае, начнем сначала. Но сперва ответьте на мои вопросы. А потом я, возможно, отвечу на ваши.

— Давайте попробуем, — оживился Капралов.

— Почему вы ею заинтересовались?

— Любопытство, Владимир Михайлович. И еще я хочу помочь пациенту. Для него это важно. У него, видите ли, внутреннее убеждение, что вокруг неспроста столько говорят о матрешках.

— Похвально… Но внутреннее убеждение нерелевантно. Почему вы решили, что министерство в этом участвует?

— Один бывший кагэбэшник рассказал. Я не знаю, откуда он узнал! Но, видимо, у вас тут все-таки не секретная операция?

— Ладно… И что же вам известно о матрешке?

Капралов рассказал то, что узнал от Ариадны Ильиничны. Министр слушал, не перебивая, и лишь изредка приговаривал: «Надо же… Как интересно… Дотянулся проклятый Сталин…».

— И все это вы смогли сами раскопать? — с удивлением спросил он.

— Можно я не буду отвечать на этот вопрос? Это… э-э-э… тоже нерелевантно.

— Как вам угодно. Но все равно, спасибо за откровенность.

Он слегка хлопнул ладонями по столешнице, повернулся к лежащим в стороне бумагам и небрежно осведомился через плечо:

— Леонид Сергеевич действительно не имеет к этому отношения?

Капралов открыл было рот, чтобы снова соврать, но вдруг сообразил, что тот в действительности хотел услышать с самого начала. Он на мгновенье замялся, набрал воздуха и ответил:

— Пациент, которому я хочу помочь, его сын.

— Вот, значит, как… Ясно, понятно…

Тодасевич задумчиво побарабанил пальцами по столу, встал, сделал сомнамбулический круг по кабинету и остановился у портрета философа Ашкердова. Там он постоял с минуту, задрав голову. Капралову показалось, что он шевелит губами — то ли молится, то ли просит совета, то ли что-то считает. Затем министр передернул плечами, оглянулся и, словно впервые заметив посетителя, кивнул и уверенным шагом вернулся за стол.

— Теперь я слушаю ваши вопросы, — сказал он. — Только особо не обольщайтесь.

— Хорошо, тогда начну с главного. Вам удалось что-нибудь найти?

— Только матрешку из музея. Но пока мы готовили документы, она исчезла.

— Получается, вы столько времени мониторите, а результата нет?

— Странно, но факт. Честно говоря, я начинаю думать, может, остальных частей уже просто не существует и мы зря теряем время…

Капралов подался вперед и негромко спросил:

— Почему вы ищете именно ее?

— Я уже говорил. Выставка. Я действительно планирую ее там выставлять.

— Но сомневаетесь, что это получится, даже если вы ее найдете, не так ли?

Тодасевич шевельнул уголками губ и промолчал.

— Выставка всего лишь прикрытие, я прав?

Полуулыбка застыла на лице министра.

— О’кей… Про эту матрешку столько лет ничего не было слышно. Откуда вы про нее узнали?

— Боюсь, и этого я сказать не могу.

Владимир Михайлович тоже наклонился и доверительно прошептал:

— Но знаете что? Вы с Леонидом Сергеевичем сможете догадаться сами. Нужно быть очень толстокожим, чтобы не догадаться…

5

— Здравствуйте, друзья! — невольно громко и торжественно произнес Капралов, глядя на сидящую перед ним Раису. — Приветствую вас на нашем собрании.

Он специально назначил встречу в конференц-зале, где главврач проводила летучки. Разумеется, они поместились бы и в его кабинете, но он так долго ждал этого момента, что решил обставить его хоть как-то. Свечи и шампанское вряд ли были бы уместны, поэтому оставалась лишь смена декораций.

Возбуждение охватило его еще с утра, с самого момента пробуждения. Гримасничая перед зеркалом в ванной, гладя рубашку, рассматривая пешеходов на улице, он не переставая повторял про себя: «Сегодня! Наконец-то, это случится сегодня!». Он знал, что им всем в конце концов предстоит, и это немного отравляло предвкушение, но неизбежное было необходимо, да и не срочно. Сегодня же он сможет воочию увидеть ту мозаику, что с таким упорством и терпением складывал все эти годы. Он чувствовал себя Чарльзом Дарвином, собравшим наугад коллекцию пересмешников и вдруг осознавшим все многообразие различий и одновременно такое очевидное между ними родство.

Первая половина дня прошла как в тумане. До обеда он принял нескольких пациентов, но в памяти от них осталось не много.

Один жаловался на шизофрению.

— У меня в голове звучит голос! — сообщил он.

— У всех в голове звучит голос, — рассеянно отвечал Капралов. — Вопрос лишь в том, ваш это голос или чей-то еще…

Следующий был интереснее: он был уверен, что заговорил по-немецки.

— Вы знаете немецкий? — спросил его психиатр.

— Разумеется, нет, черт вас побери! — загорячился тот. — В этом-то все и дело!

— Так почему вы решили, что это немецкий?

— Да потому! У меня все выходит грубым и корявым! Это должен быть немецкий!

Потом по краю сознания чиркнула склока у регистратуры.

— Псих! — во весь голос кричала женщина мужчине в спортивном костюме.

— Лучше быть мною психом, чем нормальной тобой! — заковыристо отвечал тот.

Человеческая голова напоминала Капралову глобус. С глобусом можно играть, можно им любоваться и даже отвечать по нему урок, но никогда не увидеть на нем никого из семи миллиардов людей. То же и с головой: сколько ни препарируй мозжечок и гипоталамус, так и не поймешь, где прячется и как выглядит личность. Это было главным проклятьем его профессии, и оно же оправдывало ее существование.

— Здравствуйте, Лука Романович, — удивленно ответила Раиса.

— Думаю, ты уже догадалась, что сегодня у нас необычная встреча. И ты права, это так!

Он встал, обогнул длинный овальный стол и уселся одной ягодицей на его край.

— Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, не так ли? — тихо спросил он, приблизив к ней лицо.

— Конечно… — неуверенно ответила она.

— Значит, ты мне доверяешь?

— Разумеется… А к чему это вы…

— Значит, должна доверять и дальше! Все, что я делаю, я делаю исключительно в твоих интересах. Ты понимаешь?

 В окно заглянуло осеннее солнце, высветило летающие между ними пылинки, на мгновенье ослепило Капралова и быстро скрылось.

— Лука Романович, вы меня пугаете…

— Не бойся, я на твоей стороне!

Он вернулся на место, обвел взглядом комнату и мысленно сосчитал до десяти.

— Итак, меня все слышат?

— Чего это вы… — начала снова Раиса, но вдруг протяжно перебила саму себя:

— Саломат бошед, Лука Романович! Я слышать очень великолепно!

И тут же с легким скрипом:

— Да-с, соглашусь, акустика здесь, доктор, неплохая! Давненько не виделись!

И еще скороговоркой:

— Здрасти-здрасти! Решили устроить коллективный сеанс?

Капралов немного подождал.

— Это все? По-моему, кого-то не хватает…

— Я же сказал — не лезь ко мне! — раздался тонкий голосок. — Тебе чо, мало этих козлов?!

Капралов взволнованно потер ладони.

— Ну вот, наконец-то мы все и встретились.

— Этого дня я ждал очень долго, — сказал он, поборов волнение. — Надеюсь, вы тоже его ждали. Вместе нам удалось добиться многого. Из темноты, в которой по большей части пребывал каждый из вас, мы вышли на свет. Мы сделали огромный шаг. Только вместе, только будучи честными друг перед другом…

— А, решили устроить нам очную ставку? — перебил его Пантелеймон Никанорович.

— Не понял?.. — осекся Капралов.

— Ну как же! Если мне не изменяет память, в последнее время вас больше всего волновал Раисин пупсик. В таком случае, заявляю сразу — я его не брал.

— И я не брал, — сказал Профессор. — Впрочем, я об этом уже говорил.

— Я тоже не брала этот пупсик! — воскликнула Шахноза. — Какой мне от него нужда!

— А я вообще не при делах, — пропищал Толян.

— Не брали, да?.. — покорно переспросил Капралов. — Ну и ладно… Бог с ним… Я вас позвал не по этому поводу.