Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 77

Чиновник заглянул в бумагу, потом впился глазами в лоб бухгалтера. Спросил, правда ли, что Михелуп владеет мотоциклом.

Бухгалтер допустил, что, очевидно, так оно и есть.

Чиновник повысил голос. А разве Михелупу не известно, что моторизованные транспортные средства облагаются налогом?

Бухгалтер ответил, что он об этом как-то не подумал.

— Странно, — заметил чиновник, — но ведь параграф 11 закона от 14 июля 1927 года (статья 116 Свода законов и распоряжений), измененный и дополненный статьей VII, параграфа 1 закона от 6 мая 1931 года (статья 76 Свода законов и распоряжений) однозначно говорит о такой обязанности граждан.

Михелуп ответил, что об этом законе не имел понятия.

— Так любой скажет, — заметил чиновник.

— Я говорю правду, — недовольно возразил бухгалтер, — можете мне поверить…

— В налоговом управлении никто не говорит правду, — победоносно перебил его чиновник. — До чего бы мы дошли, если бы верили клиентам!

Михелуп пал духом и спросил чиновника, сколько он должен платить.

— Размеры налогов на отечественные марки моторизованных транспортных средств приведены в указанном законе, — сказал чиновник с таким тщеславным выражением лица, точно он сам изобрел этот закон.

По привычке бухгалтер стал монотонно бормотать, прося чиновника снизойти к его бедности, доказывая, что новые налоги означали бы для него полное разорение. Он бормотал и бормотал, слова, булькая, выскальзывали из его рта, но чиновник окаменел и с презрительной усмешкой постукивая карандашом по столу, терпеливо ждал, когда это бульканье прекратится.

Михелуп сник и умолк.

Воспользовавшись этим моментом, чиновник авторитетно заявил:

— Я бы мог выписать вам штраф за то, что вы не сообщили о приобретении моторизованного транспортного средства, но не сделаю этого. Надеюсь, вы исправите свою ошибку.

Вдруг в мозгу бухгалтера сверкнула идея, и он ухватился за нее.

— Позвольте, прошу прощения, но почему я должен платить налог за мотоцикл, когда я им не пользуюсь?

Пораженный чиновник вопросительно заглянул ему в глаза.

— Вы хотите сказать, — начал он, — что ваше моторизованное средство не эксплуатируется?

— Да. Именно так. Не эксплуатируется.

— Вы хотите сказать, — продолжал чиновник, — что не используете моторизованное транспортное средство для езды, поскольку оно к езде не пригодно?

— Этого я сказать не хотел, — возразил бухгалтер. — Мой мотоцикл к езде пригоден.

Чиновник самолюбиво усмехнулся, точно говоря: «Вот я тебя и поймал». Михелупу эта усмешка совсем не понравилась.

— Извольте мне ответить, — продолжал допрашивать чиновник, — что же вы делаете со своим моторизованным транспортным средством, если на нем не ездите?

Михелуп смутился. Что ему сказать?..

— Быстро, у меня нет лишнего времени, — рассердился чиновник.

— Да так… — бормотал бухгалтер. — Оно у меня дома…

— Где дома? — пожелал знать чиновник.

— В прихожей…

— В прихожей?! В прихожей! — воскликнул чиновник. — Оно у него в прихожей! — Чиновник был вне себя от восторга. — В прихожей! Оно у него в прихожей!

— Да, в прихожей, — подтвердил бухгалтер, — можете сами, когда угодно, убедиться. Хотелось бы мне знать, что тут смешного?..

— В прихожей! — уже кричал чиновник. — Моторизованное транспортное средство у него в прихожей! Ну и ну… — Он сотрясался от хохота, а потом, успокоившись, начал заново: И что же вы делаете с мотоциклом… в прихожей… смею поинтересоваться? Любуетесь им, да?

— Любуюсь, — выдавил из себя бухгалтер.

— Он любуется! Он любуется мотоциклом в прихожей! Ха-ха! Другой приобретает моторизованное транспортное средство, чтобы на нем ездить, а он любуется… Зачем вы купили мотоцикл, коли на нем не ездите? Не соизволите ли нам объяснить?

— Подвернулась выгодная покупка, — пытался растолковать Михелуп, — вот я и купил…

— И поставили в прихожей! — добавил чиновник.

Он погладил подбородок и нагло взглянул на бухгалтера.

— Значит, вы думаете, — начал он нарочито тихим голосом, — что можете в государственном учреждении морочить людям голову? — Он усилил голос. — Можете рассказывать нам сказки? — И взорвавшись: — Что вы можете делать из государственных служащих шутов гороховых? Ну нет! Знаем мы ваши штучки! У нас найдутся средства, уж мы сумеем укротить шутников! Такого мы не допустим!..

— Это правда, — плачущим голосом настаивал бухгалтер, — извольте убедиться… Я бы не посмел утверждать какую-то чепуху. Я далек от того, чтобы морочить голову государственным служащим…

— В течение трех дней, — твердо произнес чиновник, — извольте подать заявление о взыскании с вас налога. Больше мне не о чем с вами говорить.

Он встал и застегнул пиджак.

— Я подам апелляцию! — протестовал бухгалтер.

— Подать прошение о снятии платежей вы можете. Если докажете, что мотоциклом вы действительно не пользуетесь, налоги вам вернут. Но платить вы обязаны!

— Удивительное дело, — горько воскликнул Михелуп, — хорошенькие у вас порядки! Платить неизвестно за что…

Чиновник погрузился в бумаги. Бухгалтер хотел было еще что-то сказать, но, взглянув на каменное самодовольное лицо, махнул рукой и удалился.

Когда Михелуп пришел домой, лицо его говорило, что он уже мертв для этого мира и не может ожидать от жизни ничего хорошего; одновременно оно как бы предупреждало каждого: да не посмеет никто ко мне приблизиться! Мотоцикл в прихожей попытался цапнуть его за брюки; бухгалтер ответил ему взглядом, в котором светилась откровенная жажда мести.

«Недолго тебе осталось тут торчать, — сказал этот взгляд, — уж я найду на тебя управу! Он думает, я буду платить за него налог! Счас тебе!»

Машина не отвечала, но ее трубки, пружины, винты и рычаги поблескивали загадочной, злорадной ухмылкой.

Жена предложила Михелупу поужинать. Он отказался усталым, надломленным голосом и ожидал, что пани Михелупова начнет беспокойно расспрашивать: «Что случилось? Ты нездоров? Ты, и правда, неважно выглядишь». Но жена только еле заметно пожала плечами и продолжала молчать.

«Значит, такая ты теперь стала? Ну, ладно же… Узнал я тебя, бесчувственная женщина. Вижу, ничего хорошего от тебя ожидать не приходится…»

Он взял из ящичка импортную сигару и закурил. Курил, наморщив брови, задыхаясь и отхаркиваясь. Жена закашлялась, стала разгонять клубы дыма рукой.

«Курю, милостивая пани. Сижу дома, в собственной квартире и курю. Может, у вас есть возражения?»

Жена упорно молчала. Села к столу с рукоделием и принялась сосредоточенно считать петли. Через окно в квартиру заглядывала густая, влажная тьма, стекла подрагивали под капельками дождя, камин яростно гудел.

Платяной шкаф неуклюже торчал посреди столовой как наглядное свидетельство полного разброда в семействе Михелупов. Часы уныло тикали, торопясь по пути, который не имеет конца. Гимназист сидел в углу с книгой, положив подбородок на ладони. Маня убежала к соседке.

Бухгалтер докурил, бросил в пепельницу окурок, и ему захотелось полистать переплетенный годовой комплект журнала «Uber Land und Meer». Но он вспомнил, что вынес книги на чердак, чтобы освободить место для мотоцикла. Предстоял длинный вечер в окружении печальных мыслей. Пытаясь вырваться из плена пасмурных дум, Михелуп начал сам себе рассказывать разные сценки из своей молодости, когда все было куда яснее и приятнее. Но мысли упрямо возвращались к больной теме.

«Что-то я должен с этой проклятой машиной сделать. Не может она оставаться в квартире. Ведь она перевернет все вверх дном!»

Он забрасывал стоящий в прихожей мотоцикл горькими упреками. Негодная вещь! Неблагодарный товар! Вылез среди всех выгодно купленных предметов на первое место. И даже не пытается чем-нибудь его порадовать. Наоборот, безобразничает, причиняет неприятности и вводит в расходы. Если у предметов есть душа, то эта машина была наделена коварной и хитрой душонкой. Неожиданно в его памяти возник доктор Гешмай, говоривший: «Лучше бы, пан Михелуп, вы завели третьего ребенка… Лучше ребенок, чем машина в доме…»