Дом на городской окраине - Полачек Карел - Страница 113

«Не понимаю, что тебя так радует, — грустно подумал бухгалтер. — Хорошая погода, ну и что из того?» А вслух пробурчал:

— Поедем на прогулку.

— Поедете на прогулку, — вторила ему пани Михелупова. — Тебе необходимо освежиться после болезни.

Бухгалтер помрачнел, развалился на диване, купленном из наследства баронессы Аспас, и взял газету. Он вяло листал страницы воскресного номера. Газета сообщила ему, что в Македонии на горизонте появляется фигура гигантского воина в полном вооружении, со шлемом на голове и мечом в руке. Ученые считают, что это дух Александра Македонского. Перевернув лист, он узнал, что какой-то человек в плавках прямо на дороге напал на дочь крестьянина. Один американский ученый выяснил, что обыкновенная ванна в тысячу раз безопаснее поезда и в двести раз опаснее самолета. В Словакии одна деревенская женщина родила девочку, у которой вместо пальцев когти, а между руками и телом перепонки. Старушка задохнулась, проглотив кость. 60 000 зрителей видели поражение «Арсенала», а знаменитый автомобильный гонщик Луи Широн еще не решил, на какой машине будет ездить в будущем сезоне. И, наконец, газета сообщила бухгалтеру, что погода будет устойчива, а на западе намечаются осадки.

— Опять в газете ничего нет, — сердится Михелуп. — Не буду больше ее выписывать. Нет смысла. Только зря деньги переводишь.

Он швырнул газету на пол, встал, принялся тереть кулаками глаза и зевать. Потом позвал:

— Руженка!

— Да? — отозвалась пани Михелупова.

— Сегодня со мной на прогулку поедешь ты.

— Сказать по правде, я… не так уж к этому стремлюсь. Лучше останусь дома, схожу к соседям напротив, послушаю радио.

— Почему бы тебе не поехать, глупая ты женщина? Такая прогулка — стоящее дело. Свежий воздух, зелень и так далее. Можем и выкупаться.

— Что-то не хочется. Там будет много народу.

— Тем лучше. Хоть будет веселее.

— Поезжай сам. Я отдохну дома.

Вдруг Михелуп вышел из себя.

— А! — закричал он. — Все только я да я, она, видите ли, хочет отдыхать дома, а я в такую жару трясись в мотоцикле, глотай пыль и страдай от неудобного положения в седле, от которого потом болит все тело! Разве я не имею права немножко отдохнуть? Что я, нанялся ездить? Почему только я обязан выезжать на лоно природы, а ты нет? Всю неделю я маюсь в канцелярии, а по воскресеньям должен гарцевать как ненормальный? Эгоистка! Нет у тебя ко мне сочувствия, вот что! Неужели я не заслуживаю хоть капли внимания?

Пани Михелупова вошла в комнату.

— Что ты кричишь, дикарь? Не хочешь ехать на прогулку — никто тебя не неволит. Оставайся со мной дома.

— Так… — ядовито произнес бухгалтер. — Значит, я просто так, за здорово живешь буду держать мотоцикл, платить шоферу, буду выбрасывать бешеные деньги — и в конце концов мы все останемся дома! Для чего, по-твоему, у меня машина? Чтобы смотреть на нее? Нюхать ее? А? Есть у тебя разум, мать? — И уже на самых высоких тонах. — Если я, больной, слабый человек, должен ехать на прогулку, то и ты поедешь со мной. Не гоже все взваливать на одни плечи. Мотоцикл куплен для всех. Здоровый воздух, зелень и красивые виды придуманы не только для меня. Поедешь на прогулку и точка.

— Хорошо, я поеду… — постаралась успокоить его жена, — поеду на лоно природы, чтобы вышло по-твоему. Только, прошу тебя, не кричи. У меня голова пухнет.

Наскоро пообедали, пани Михелупова наказала детям не шалить и не пускать в квартиру чужих. И когда под окном раздался гудок, супруги Михелупы вышли из дому. Шофер Людвик Марган выпрямился, усадил пани Михелупову в коляску, бухгалтер занял место на заднем сидении, мотор заворчал, выпустил клубы синего дыма, и машина ринулась вперед.

Над белым шоссе висела неподвижная жара, воздух струился, и казалось, что с зеленеющих на полях всходов и с крыш домиков отскакивают серебряные язычки огня.

Ту-ту! Мотоцикл, словно гончий пес, мчался по асфальтовому шоссе, пани Михелупова подскакивала в коляске, деревья аллей кружились, как балерины, верстовые столбы оживали и убегали назад. По обочинам дорогу окаймляла пестрая воскресная толпа, в уши ударила заунывная песня шарманки, инвалид-шарманщик вынырнул из небытия и тут же был поглощен пространством. Михелуп чувствовал, как пот, смешанный с пылью, впитывается в его кожу. Хотелось пить, издалека сладко манило видение дивана баронессы Аспас. Тем не менее, обернувшись к жене, он прокричал, пытаясь перекрыть грохот мотора:

— Нравится?

— Что, что?

— Нравится тебе? — еще громче заорал Михелуп.

— Не понимаю…

— Нра-вит-ся те-бе?

— О-чень хо-ро-шо! — ответила дама в привесной коляске.

Небесная синь постепенно посерела. Нивы взволновались, точно по ним пробежал какой-то шустрый зверек. Над головами четко обрисовалась туча. Минутами она напоминала странствующего подмастерья с мешком за плечами, потом превратилась в брюзгливого старика, который мгновенно был заколдован в улитку со светло-желтыми краями. На шоссе взвился и затанцевал столб пыли.

«Глу-глу-глу-глу», — послышалось с угрюмого неба. Все покрылось зеленоватым полумраком.

— Этого нам только не хватало… — запричитал Михелуп.

— Будет гроза! Пан Людвик! Пан Людвик!

— Слушаю, хозяин.

— Скорее… скорее… куда-нибудь в безопасное место!

Шофер прибавил газу.

Трах-тах-тах! Небо раскололось надвое.

Пани Михелупова перекрестилась:

— Помогай нам Господь!

Трах-тарарах! На горизонте вспыхнул огненный куст. Упали первые капли.

Вдруг с боковой дороги выскочил длинный блестящий автомобиль. Тррах! Бухгалтер не успел осознать, что произошло. Почувствовал только, как могучая сила вознесла его в воздух и бросила в придорожную канаву. Он успел смутно разглядеть: привесная коляска в форму турецкой туфли волчком крутилась посреди шоссе. Потом его лицо погрузилось в вонючую грязь.

В следующие мгновения кто-то его поднял, и двое мужчин под руки повели его к длинному блестящему автомобилю. Он увидел свою жену, вывалявшуюся в пыли, с окровавленным лицом. Дождь плескался об асфальт, гроза бушевала.

Пани Михелупова кинулась к мужу:

— Роберт! Ты не ранен?

— Ой-ой-ой! — хныкал бухгалтер.

Над ним склонился большой тучный господин в длинном плаще. Лицо господина выражало отчаянье.

— Пан, пан! — взывал он. — Вы живы? Говорите же!

Хотя дождь лил как из ведра, очень скоро место происшествия было окружено любопытными. Они рассуждали, делились соображениями и советами. Некоторые предлагали себя в свидетели. Они готовы присягнуть перед судом, что длинная блестящая машина виновна в аварии. Она ехала на большой скорости и не подавала сигналов.

Бухгалтер огляделся и увидел свой мотоцикл. Но это уже была не та буйная машина, в которой, как в бычке, скрывалась зловещая сила. Мотоцикл привалился к стволу дерева, — смятый в гармошку, поникший, несчастный калека; из него ушла жизнь; детали рассыпались в разные стороны, обезображенное тело мертво. Михелуп бросил на него прощальный взгляд. Трубки и шестерни уже не поблескивают загадочной, зловредной улыбкой; казалось, машина покорно просит прощения; бухгалтер почувствовал жалость к побежденному врагу.

— Ах, пан, — в отчаянии кричал большой тучный господин, — прошу вас, только не умирайте! Я вам все возмещу!..

Из окошка длинного автомобиля высовывала голову расфуфуренная взъерошенная дама и кричала толпе:

— Люди, не бойтесь! Со мной ничего не случилось!

Неожиданно большой тучный господин узнал шофера Людвика Маргана и бросился к нему:

— Людвик! Вы здесь? Откуда вы взялись?

Шофер в нескольких словах объяснил, что теперь служит у бухгалтера Михелупа.

Господин взмолился:

— Прошу вас, Людвик, сядьте за руль. На этого типа я не могу положиться. Он пьет! Я чувствую запах пива! Это он во всем виноват! Людвик, я снова принимаю вас на работу. Какое мне дело до того, что у вас были неприятности… Вы прекрасный человек, осмотрительный шофер, а не убийца, как этот… — Ведь это он всем нам причинил столько горя!..