Кодекс чести вампира - Сухомизская Светлана - Страница 40

— Надо же! — я покачала головой. — А я-то думала, портрет Хромова можно писать одной черной краской.

— Мне все равно, какой краской, но впустить Ирину к себе он мог. Инсценировка тоже понятна — это та картина, которая была написана в пору расцвета их любви…

— А мотив? — поинтересовалась я, делая большой глоток чая. — Ей не было резона его убивать.

Надя подняла глаза от своей бумажки:

— С точки зрения здравого смысла — да. Но не забудь: мы имеем дело с сумасшедшей.

— И что ты предлагаешь?

— Завтра утром поедем к ней, — сказала Надя, складывая бумаги в стопку и убирая их обратно в папку. — Побеседуем.

— Ты думаешь, беседа с сумасшедшей нам что-нибудь даст? — с недоверием в голосе произнесла я.

— Очень рассчитываю на это. Даже из бреда сумасшедшего можно извлечь полезную информацию. Главное — найти способ.

А я подумала: в том-то и беда, что отыскать этот самый способ получается далеко не всегда. Но вслух говорить ничего не стала. В конце концов, действительно, почему бы не попробовать? Вдруг и впрямь удастся узнать что-то важное? В любом случае, лучше заниматься заведомо бесполезным делом, чем сидеть дома и ждать, пока народный избранник подложит мне какую-нибудь свинью.

Глава 26

ИСКУССТВО ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ

На рассвете понедельника дверь самого обычного подъезда в самом обычном доме, в самом что ни на есть обычном районе Беляево широко распахнулась и двое «юношей прекрасных» выскочили на улицу с устрашающим видом и огляделись по сторонам. Их с легкостью можно было бы принять за откормленных крупных горилл, если бы не слишком белый цвет кожи и полное отсутствие выражения на лицах, что гориллам, животным умным и высокоразвитым, совершенно не свойственно.

Тем временем к подъезду подъехал черный «Мерседес» в сопровождении черного же джипа. Из джипа выскочила еще парочка юношей, которые, свирепо вытаращившись, встали по обе стороны от «Мерседеса».

Все эти ритуальные пляски, сами по себе явление из ряда вон выходящее, завершились и вовсе невероятно — из подъезда вышел господин Забржицкий собственной персоной. Замыкал шествие Святополк Ройфер, щурившийся сквозь захватанные пальцами стекла очков и кажущийся еще более потрепанным, чем обычно.

Утро было раннее, и рядовые граждане еще только открывали мутные со сна глаза, разбуженные звоном своих будильников, поэтому выход народного любимца не сопровождался ревом рукоплещущей публики. Журналисты же еще не раскопали новую интрижку лидера ППП с подающей надежды фотомоделью Снежаной Хрущенко, квартиру которой две минуты назад покинул Забржицкий. Так что напрасно его охрана напрягала бицепсы и вращала глазами.

Охрана запихнула Забржицкого в «Мерседес». Туда же, на переднее сиденье, собрался было сесть Ройфер и даже открыл дверь, но внезапно замер.

— Ну, чего ты там? — пролаял его начальник. — Паралич тебя хватил, что ли? Машину мне выстудишь, придурок!

— Георгий Генрихович, я папку в квартире забыл, — виновато пробормотал Ройфер.

— И за что я плачу вам, дебилам, не знаю. Давай в темпе за ней! Одна нога там, другая здесь! Серега, дай ему ключи.

Ройфер поймал на лету связку на брелоке и торопливо засеменил назад, к подъезду.

Однако, как только за ним закрылась дверь, повел он себя на редкость странно. Расправил плечи и стал выше ростом. Выражение лица вместо униженного и жалкого стало вдруг холодным, сосредоточенным и очень жестким. Настолько жестким, что увидь его Забржицкий — не узнал бы народный избранник своего помощника.

Очутившись в лифте, Ройфер — или тот, кто называл себя этим именем, — нажал кнопку не шестого этажа, где находилась квартира фотомодели, а последнего.

Выйдя на балкон, куда вела дверь с лестничной клетки верхнего этажа, Ройфер вскочил на железную лестницу, поднимавшуюся на крышу, и с обезьяньей ловкостью вскарабкался по ней наверх.

На крыше его ждала черная спортивная сумка. Расстегнув «молнию», он заглянул внутрь. Усмехнулся и потянул себя за волосы. Сальные пегие патлы соскользнули с коротко стриженной белобрысой головы, внезапно оказавшись париком.

Бросив парик на землю, точнее — на битум, которым была залита поверхность крыши, Ройфер сдернул и очки. Широко открыл белесые мутные глаза, избавляясь от линз, и через мгновение они стали серо-голубыми и ясными. А еще через пару секунд помощник депутата избавился от желтых и кривых накладных зубов, оставшись с настоящими — мелкими, но крепкими и белыми.

Закончив метаморфозы с лицом, «Ройфер» скинул с себя мятый, несвежий костюм и облачился в одежду, извлеченную из сумки, — джинсы, толстовку, кроссовки и спортивную жилетку с капюшоном. Костюм он бросил поверх парика.

Затем он открыл свой дипломат и достал оттуда маленькую серебристую коробочку с кнопками. Нежно улыбнулся ей и с силой надавил на одну из кнопок большим пальцем.

Дом содрогнулся от оглушительного грохота. Зазвенели вылетающие стекла, взвыли противоугонные сирены автомобилей, стоящих поблизости от дома. Многоголосые крики заметались внизу, эхом отражаясь от каменных стен колодца-двора.

Киллер снова улыбнулся и, присев на корточки, чиркнул спичкой.

Через четверть минуты он быстро шел по крыше, чтобы спуститься вниз через дальний подъезд, а за его спиной ярким пламенем горело все, что осталось от Святополка Ройфера.

Глава 27

НЕТ ЧЕЛОВЕКА — НЕТ ПРОБЛЕМЫ

Надя растолкала меня ни свет ни заря. Встряхнула, словно собиралась сделать коктейль из моих внутренностей, и сдернула с меня одеяло. От такой побудки даже покойник открыл бы глаза, а я пока еще была жива. Впрочем, если Надя планирует и в дальнейшем обращаться со мной подобным образом, жива я останусь недолго.

На самом-то деле, конечно, и свет, и заря наступили уже давно — без чего-то там десять было на часах, когда я, стеная и поеживаясь, поплелась в ванную. Но если за разговорами просидишь чуть ли не до рассвета, то после тебе и полдень покажется несусветной ранью.

Когда я, приведя себя в чувство холодной водой и хорошей порцией зубной пасты, появилась на пороге кухни, там уже дым стоял коромыслом — громоздились горы бутербродов и вареных яиц, пахло кофе и орало радио. Даниелю с Надей, без сомнения, повезло, вяло подумала я. Но мне бы все же хотелось, чтобы вместо Нади рядом со мной оказался Себастьян. Не говоря уж о моих нежных к нему чувствах, он, кроме того, ни разу за время нашего близкого знакомства не стаскивал с меня одеяло.

Радио, разорявшееся на какую-то экономическую тему, ускользавшую от моего не до конца пробудившегося сознания, вдруг словно поперхнулось и провещало загробным голосом:

— Срочное сообщение! Ведущие информационные агентства сообщают, что около трех часов назад во дворе жилого дома в Беляево была взорвана машина, принадлежавшая депутату Государственной думы Георгию Забржицкому. Депутат, водитель и двое охранников погибли на месте.

Яйцо выпало из моих рук на стол, покатилось влево и свалилось на пол, хрустнув треснувшей скорлупой.

— Пострадали также водитель и пассажиры машины сопровождения, — продолжило вещать радио. — Оперативные работники уже установили личность и приметы исполнителя этого дерзкого и циничного заказного убийства. Ведется розыск. Имя убийцы не раскрывается в интересах следствия.

Встретившись взглядом с Надиными вытаращенными глазами, я похлопала ресницами и честно сказала:

— Я тут ни при чем!

— Я догадалась, — ответила Надя, приведя в действие отвисшую было челюсть, и нырнула под стол. Появившись на поверхность с оброненным мною яйцом, она вернула мне покалеченный падением продукт питания и потрясенно сказала: — Конечно, одним подозреваемым меньше, но это уж чересчур… За что, интересно, его так?

— Не знаю, но вряд ли из-за Хромова.

Телефон задребезжал.