Звездные приключения Нуми и Ники. В 2 книгах - Дилов Любен - Страница 35

Он говорил, зная, что певец вряд ли поймет его, но тот как будто бы все понял и храбро распрямил плечи.

Нуми тоже обняла нового друга, всхлипнув на его плече.

— До свиданья, милый Короторо! Твои песни очень, очень хорошие! Я понесу их с собой в другие миры, чтобы и там их пели! — сказала она ему на его языке, и певец снова упал на колени перед своими спасителями.

Земной мальчик строго прикрикнул на певца, он не выносил, по его выражению, подобных телячьих нежностей и потому поставил Короторо на ноги. Даже вздернул кверху его толстый подбородок, чтобы тот поднял голову. И это было их последнее вмешательство в дела чужой цивилизации.

Расстояние до Мало оба проделали пятясь, махая Короторо руками на прощанье, покамест не исчезли в мягкой, податливой плоти загадочного существа. А Короторо продолжал стоять так, как бы он, наверное, стоял на постаменте собственного памятника.

Мало снова раскалился до солнечно-желтого цвета, взлетел вверх и стрелой вонзился в предрассветное небо.

На поляне остался Короторо и пирамидка из зеленого дерна. Он еще постоит так немного, а потом зашагает своей дорогой, всюду распевая свои песни, пока ему не отрубят голову. И тогда лишь пирамидка останется единственным свидетелем того, что здесь когда-то побывали люди из других миров.

А здешние жители будут недоуменно прищелкивать языком при виде ее, как мы на Земле перед некоторыми подобными древними загадками. Одни будут верить, что они сотворены руками инопланетян, другие нет. Потому что люди всюду одинаковы.

13

Действительно ли человек -

наивысшее существо

Что может случиться, когда целуются

представители двух цивилизаций

Мало был сейчас для ребят и матерью, и отцом, и родиной. Во всяком случае такое чувство испытали они, как только вошли в него. Они не знали, рад ли он им, потому что не понимали его чувств, но стоило им сбросить шлемы, чтобы те не давили на них лишним грузом, и принять горизонтальное положение, чтобы легче было перенести ощущение невесомости при взлете, как оба, не сговариваясь, снова подумали о Мало с благодарностью и любовью. И им хотелось верить, что он, всемогущий и всезнающий, примет эти их чувства.

Первым пришел в себя Ники. Как всякий земной мальчик, немного стеснявшийся всяких, как он говорил, телячьих нежностей, он предложил:

— Выключи этот твой мозг, а? Он ведь тебе уже не нужен.

— Небось, хочешь подумать обо мне что-то плохое, — сказала Нуми. — Пожалуйста, я его выключаю.

При свете фонарика Ники заметил, как рука ее сделала знакомый ему жест. Сейчас этот жест показался ему милым и кокетливым. Он искренне удивился:

— Почему я должен думать о тебе плохо? Ты мне ничего такого не сделала.

— А там, в темнице?

Он рассмеялся, потому что, конечно же, давно ее простил.

— Верно, ты несколько раз выводила меня из себя, но ведь вы, девчонки, все такие, независимо от того, сколько шариков у вас в голове…

— Это какие же такие?

— Такие… — смутился мальчик. — Досадные!

— Вы, мальчишки, тоже иногда бываете досадными.

— Возможно. Ну ладно, хватит нам друг другу досаждать! Я голоден, как волчица.

— Что значит «как волчица»? — тут же задала она один из досадных вопросов.

— Есть у нас такое выражение. Когда кто-то очень голоден, он говорит: я голоден, как волк. А я говорю: как волчица. Зачем придираться только к волкам? Я — за равноправие.

— Ну, тогда я голодна, как волк, — сказала Нуми. — Пошли есть!

— Буф-ф! — воскликнул он. — Одной кашей такой голод не утолишь, придется глотнуть хотя бы одну таблетку.

— Что ж, съешь одну. Здесь мы ими так и не воспользовались. Знаешь, у тебя здорово получается это наше «буф-ф»!

Николай сконфузился, подумав, что она подтрунивает над ним, и сказал:

— Вот оно, вредное влияние чужих цивилизаций!

И поспешил проглотить таблетку. Потом прислушался к своему желудку и почувствовал, как все его существо охватывает сладостное чувство насыщения.

Нуми приподнялась на локте и вгляделась в его лицо.

— О чем ты сейчас думаешь? Мне очень хочется знать, а ты не позволяешь мне включить искусственный мозг.

— Думаю продиктовать об этой цивилизации записывающему устройству. Я так и не понял, как она называется, в какую сторону вертится? Вправо, влево? Во всяком случае, в каком-то ошибочном направлении.

Девочка весело рассмеялась.

— Мне очень нравится, что ты умеешь шутить. Хоть иногда шутишь с серьезными вещами. Я так не могу. Мне мешает искусственный мозг. Если что-то покажется мне смешным, он сразу же начинает это объяснять, и смешное перестает быть смешным.

Ники немного отстранился: ему стало неловко — и от ее признания, и от близости ее лица.

— Да, это так, с искусственными мозгами не посмеешься. Они ужасно серьезны.

— Но у меня есть и настоящий.

— Я думаю, что вот его-то ты и должна больше слушаться. Искусственный сообщает чужую информацию.

— Но тогда — плакал наш эксперимент, — повторила она его выражение.

— Пусть, — твердо сказал Ники. — Человек не может быть экспериментом, это обидно. Человек — наивысшее существо во Вселенной.

— А Мало?

— Мало… Мы ничего про него не знаем. Может быть, и он создан человеком. Ведь именно так говорится в вашей легенде.

— А что ты думаешь об этой цивилизации? Они ведь тоже люди.

Да, люди, но уж очень трудно назвать наивысшими существами звездных сморчков, которые выменивали и продавали звезды как стеклянные шарики для игры. Чтобы выйти из затруднительного положения, Ники уклончиво ответил:

— Жаль мне того симпатичного пузана.

Девочка с Пирры обрадовалась:

— Вот видишь, не такие уж мы и разные. Я тоже постоянно о нем думаю. И знаешь, что я придумала? Мы попросим Мало когда-нибудь снова доставить нас туда. Тогда там пройдет уже много лет и все будет совсем другим. И мы увидим, постигла ли эта цивилизация истины Короторо, поняла ли она, каким чудесным человеком он был.

— И возложим к его памятнику звездный венок, — добавил Ники.

Она посмотрела на него глазами, которые светились, как звездочки.

— Ты чудесный мальчик, Николай Петров Иванов Стоянов Петков…

— Не нужно перечислять все имена! — прервал он ее.

— Не понимаю, почему тебя прозвали Буяном, по я…

— Я ведь тебе уже говорил, что это сокращенный вариант моей фамилии — Буяновский.

— Ты — чудесный мальчик, Ники!

— Ладно, ты уже это говорила, — смутился он, и, не сумев придумать более удачной шутки, добавил: — К тому же мне это давно известно.

— Не прерывай меня, пожалуйста, — продолжала она таким тоном, будто высказывалась на пионерском сборе. На земном пионерском сборе, разумеется, потому что Ники не знал, есть ли на Пирре такая организация. — Ты не можешь читать мои мысли, Ники, поэтому я должна тебе их высказать. Ты вел себя как настоящий мужчина. Если бы не ты, мы бы пропали. И Короторо тоже бы погиб.

Она еще больше приблизилась к нему и Ники чуть ли не в панике пробормотал ей в лицо:

— Подумаешь! Каждый может…

— И знаешь, что я еще подумала? Я подумала, что…

— Но я не желаю знать твоих мыслей! — прервал он ее, словно ему грозила какая-то опасность.

— …Я подумала, что должна тебя поцеловать.

— Неужели и у вас принято целоваться? — глухо спросил Ники, потому что не знал, что ей ответить, и попытался встать.

Но она схватила его за уши и ткнулась ему носом в щеку. Мальчик стал вырываться и ему удалось, правда довольно грубо, освободиться из ее рук. Его уши так покраснели, что на той планете, которую они недавно покинули, вероятно, за них заплатили бы как за самые дорогие красные звезды.

— Я тебя прощаю, ты ведь экспериментальная, — сказал Ники. Но в его словах не было обиды. Они даже могли сойти за шутку. Герою в конце всегда полагается поцелуй, а ведь он чувствовал себя немножко героем этого приключения.