Потери - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 26

– Мужчины! А вам не пришло в голову, что даме для начала неплохо бы переодеться?

– Аллочка! Тысяча извинений! Само собой, – Отвраб поднялся и зычно скомандовал: – Мужчины, на выход! Как говорится, время покурить и оправиться…

Рассказывает Григорий Анденко

…И все-таки верно в народе говорят. Про дурную голову, что ногам покоя не дает.

Воскресенье, выходной. Что называется: пользуйся да радуйся.

Особливо после того, как всю вторую половину дня субботнего провел в составе дежурной СОГ, выезжавшей на канал Грибоедова, на обнос квартиры товарища Амелина.

Так нет же, дернул черт «на полчасика» заскочить в отдел.

К экспертам, насчет пальчиков, буде таковые интересные идентифицированы.

Однако и пальчики, как выяснилось, не сыскались.

(Грамотный нынче вора пошел, все больше в перчаточках работает.)

И по закону подлости нарвался: сперва – на начальство, а следом – на звонок Вавилы.

Нет, оно, конечно, в свое время я самолично строго-настрого наказывал ему, чтоб звонил в любое время дня и ночи, если тема того стоит. Но именно нынешним вечером внеплановая встреча с агентом спутала все картишки. Ну да, ничего не попишешь. Назвался груздем – будь любезен, полезай.

Получив предсказуемую порцию эмоционального негатива от своей законной и обиженные всхлипы от своего законнорожденного, в половине восьмого вечера я покинул родовое, полгода назад полученное трехкомнатное гнездо с «гаванной»[27] и покатил в центр, на бульвар Профсоюзов. Где одна из установленных на оном скамеек служила местом приватных встреч и приватных же разговоров с одним из наиболее ценных агентов.

Помнится, знакомый журналист из «Вечерки», указывая на стоящий в их приемной старорежимный диван, некогда высказался в том духе, что, мол: это ж сколько всего повидали редакционные диваны!

Ха! Кабы он знал, сколько интересного за последние месяцы слышала эта недавно занова выкрашенная общественная мебелина.

Да обладай сия скамья возможностью говорить, ее следовало бы немедленно сжечь.

Как потенциального носителя ДСП, а то и вовсе с «нулями», оперативной информации…

– …Моё почтение, начальник, – старательно не поворачивая головы в мою сторону, приветствовал снизу «стукачок на довольствии».

– Ты же знаешь, мне от твоего почтения ни холодно ни жарко, – отозвался я и плюхнулся рядом, предварительно постелив под седалище захваченную из дома газетку. – Давай сразу к делу, Вавила, у меня нынче времени в обрез. Другим разом издаля зайдешь.

– Как скажешь. Ты банкуешь, я…

– Блин! Прошу же как человека! Коли есть чего шепнуть – не томи, излагай!

– Я разузнал про вещи с налета на Канонерском.

– Иди ты? Нашлась пропажа у дедушки в штанах?

– Вроде того.

– И где же, сгораю от любопытства?

– У Графини. На временном хранении.

– Это у Зойки Кривой, что ли?

– У нее. Макар анадысь хотел барыге знакомому спихнуть, но тот заартачился. Типа, с мокрого не берет. Вот Макар их у Графини и пристроил. На время, пока кипеж не уляжется.

– Что за барыга, адрес?

– Але, начальник! Я ж говорю: не взял он, шмотки-то!

– А может, я имею желание благодарность ему объявить? В приказе? Короче, адрес принципиального гражданина?

– Тракторная, 17. Квартира 8.

– Зарисовано. Еще что?

– Да вроде пока всё. Хотя…

Вавила примолк. Явно решая: то ли озвучить дополнительную информацию сейчас, то ли приберечь на будущее?

(Понятно. Цену набивает, гаденыш!)

– Ну-ну? Не тяни быка за «му»!

В конце концов, за Макара и Графиню ты мог и по телефону сообщить.

– Ты же сам наставлял: по телефону минимум серьезного тексту? Тока при личной встрече.

(Хорошо излагает, собака. И ведь не придерешься!)

– Угу, выучил. На свою голову… Думаешь, дико интересно в свой законный входной через полгорода переться? За-ради секундного лицезрения твоей физиономии?

– Да кабы мне похмелиться было на что, я бы тоже… – Вавила задумался и вдруг шлепнул доселе несвойственное, образное: —…Я бы тоже отсрочил радость нашей встречи.

(У меня аж язык по-псиному наружу вывалился!)

– Как-как сейчас сказал? Отсрочил?

– А чего?

– Да ничего. Искренне радуюсь, обнаружив в твоей речи следы непрочитанных книжек. Ну валяй, пристрачивай. Рукава к штанинам.

– Вчера вечером на даче, в Орехово. Ты ведь в курсе, начальник?

– За бухту отстоя Райки-плоскодонки? Само собой. Давно пора прикрыть это ваше тюленье лежбище.

– Прикрыть-то можно. А чё потом делать станешь? Разбредется народ кто куда – лови потом майками.

(Нет, за время нашего относительно недолгого, но плодотворного сотрудничества Вавила решительно поумнел. И я даже не знаю, с каким знаком – плюс ли, минус ли? – относиться к сему факту.)

– Наблюдаю, ты как-то не по-хорошему вознесся? С чего бы это, а? Дятелок мой, птичка певчая?

– Обидные слова сказал. Ну как возьму – да осерчаю?

(Ух ти?! Мы сегодня еще и зубки кажем?)

– Так ведь и я, друг сердешный, способен совершить аналогичное действо. Хочешь осерчалками померяться? Могу устроить. Легко.

– Не хочу.

– А коли так – звони дальше. Что там у вас вчера на даче приключилось?

– Хрящ поляну накрывал. Богатую, – нехотя озвучил Вавила.

– Ба-аа, знакомые все лица! Ну-ну?

– По ходу, они с Бароном хорошую тему подняли. Вот и проставлялись: на радостях да с барышей.

– Графиня, Барон. Прям благородное собрание, а не профсоюз блатарей. А что за тема?

– Не знаю. Я его пару раз пытал – ни в какую не колется.

– Может, плохо старался?

– Колоть хорошо – это вообще-то ваша работа, начальник.

– Спасибо, что напомнил. Учту… Кстати, во время ваших пьяных базаров тема с обносом хаты замдиректора Кузнечного рынка, случа?ем, не всплывала?

– Не-а. Сам посуди: кто ж за такой сытый заход порожняка гонять станет?

(Хм… Еще одно очко в твою пользу, стервец!)

– Самолично, разумеется, не станет. А ты бы взял, да и малеха беса подпустил? Приподраскачал? И за рыночного директора, и за вчерашнего обувного.

– А что вчера такое было? с обувным? – искренне удивился Вавила.

– Как, ты не в курсе? Обули директора. Сообразно профессии.

– Дела-аа! Не, врать не буду, не слыхал.

– Вот те раз. Интересно, и за что же я все это время плачу тебе такие финансы?

– Был и б финансы, а то… Слезы. Даже на закуску не хватает.

– Не пробовал пересмотреть приоритеты?

– Как это?

– Сперва закусывай, а на сдачу выпивай? Оно и для здоровья пользительней… Кстати, Барон этот – кто таков? Какой масти?

– Из молодых, но по всему видать, в авторитете.

– В смысле – в законе?

– Если и нет, то где-то близко.

– С чего такие выводы?

– Хрящ абы с кем работать не станет, – рассудил как-то уж шибко рассудительный нонче агент. – Да еще вторым номером.

– Тоже верно. Вот что, Вавила, ты мне за этого дворянина поузнавай. Потому как… нам здесь новых авторитетов не нужно. Старых не знаем куда складывать.

– Хлопотно может статься, начальник.

– Что так?

– Уж больно суров мужик.

– Не ссы. Твоя милиция тебя бережет.

– Вот это как раз меня и тревожит, – кисло отозвался Вавила.

– «Не тревожься ты, самая близкая, // И не прячь от меня седины, // Ту любовь, что зажгла первой искрою, // Не зальёт половодье весны…»[28]

Как-то неожиданно и вдруг начался дождик. Мелкий, въедливый. Казалось, он даже не падал, а просто висел в воздухе.

– Глумишься, начальник?

– Отнюдь. Просто люблю хорошую эстрадную песню. Слушай, все хотел у тебя спросить: а почему Зойку Графиней кличут? На особу голубых кровей эта шмара всяко не тянет?

– Ее пару лет назад хахель очередной, по пьяни, в пивной на Гороховой графином по башке отоварил. Оттуда и пошло.