Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Цветы на окнах - Родионов Станислав Васильевич - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

Перед клубом роились грузовики — инспектора работали по версии «шофёр». Рябинин понимал всю невероятность их задачи. Машины города, машины области, машины из других областей… Сколько их: сотни, тысячи?

Но через сутки дверь в его природоведческую комнату распахнулась, потянуло бензином, зашаркали ноги и сперва вошёл парень среднего роста, без шапки, в куртке на меху и в русских сапогах. Петельников двигался сзади и как бы поддерживал его под локотки:

— Товарищ следователь, водитель Золоторубов доставлен.

Рябинин угрюмо посмотрел на официального инспектора — хоть бы предупредил, хоть бы намекнул. Но его угрюмый взгляд Петельников как-то отринул усталым самодовольством. Неужели отыскал?

— Садитесь, — предложил Рябинин, хватаясь за бланк протокола допроса.

Инспектор облюбовал высокий пенёк, стоявший на узловатых корневищах, как на гнутых ножках. Водитель сел к столу и поёжился, будто от следователя пахнуло льдом. Рябинин записал анкетные данные и внушительно посоветовал:

— Рассказывайте правду.

— Чего теперь скрывать?..

Тёмные волосы локонами ссыпались ему на плечи. Иногда он поправлял их неожиданно женским взмахом руки. Видимо, из-за этих волос и ходил без шапки. Как же он крутит баранку, лежит под машиной, меняет скаты?.. Вот таким женским взмахом руки?

— Меня деньги заманили, — сказал он через силу.

— Куда заманили? — не понял Рябинин.

— В дом Слежевских, — вставил инспектор.

Золоторубов быстро обернулся, но, видимо, решил, что эти слова бросил не человек, сидящий на пне, а висевшая над головой инспектора громадная круглая рожа из бересты с жёлтыми глазами-цветами-бессмертниками.

— Как заманили? — повторил Рябинин.

— Когда всё есть, то этого не замечаешь, а когда чего-нибудь нет, то это бросается в глаза…

— Чего же не было у вас?

— Стереосистемку хотел…

Легко сказанные лёгкие слова — «стереосистемку хотел» — охладили рябининскую надежду. И он ринулся к главному, позабыв про любимую им поступательность допроса:

— Сколько взяли денег?

— Пятьдесят рублей.

— Только-то?

— А что?

— Вы знали, что у неё есть деньги?

— Тут у всех есть деньги, — улыбнулся парень, женственно поправив локоны.

— Чем вы её ударили? — уже неуверенно спросил Рябинин.

— Кого ударил?

— Женщину.

— Почему это ударил? Взял свои полсотни и ушёл…

— Гражданин Золоторубов, вы подозреваетесь в убийстве гражданки Слежевской, — сурово изрёк Рябинин и поймал себя на том, что говорит не для водителя, не для себя, а для Петельникова, для измотанного инспектора, отыскавшего этого парня в сонме машин и шофёров.

Водитель, вскинувший было руку для своего изящного жеста, сбросил её на колени, как ненужную. Глаза, до сих пор угрюмые, но спокойные, ошалело забегали:

— Какое убийство? Вы что — дурака нашли?

— Золоторубов! — отчеканил инспектор со своего пенька. — Двадцатого ноября был тут?

— Я же говорю, был.

— Дрова предлагал?

— Предлагал.

— По улице Зелёной проезжал?

— Я тут по многим улицам ездил…

— В дом номер шестнадцать заходил?

— Да я во многие дома заходил!

— Золоторубов, а почему ты без шапки? — понизил голос инспектор.

— Чего… В кабине тепло.

— А где твоя шапка?

— В бардачке лежит.

— Что ты носишь?

— Кепку.

— Кепку, — повторил довольно инспектор, опять уступая допрос следователю.

Рябинин, не любивший и не понимавший математики, с годами стал испытывать перед ней покаянную робость — за её умение выразить хаос формулой. Даже человеческие отношения, даже психологию следствия… И со временем Рябинин намеревался вывести формулу допроса и снабдить ею всех следователей. Две константы для этой формулы он уже отыскал… Чтобы заставить человека говорить правду, необходимо знать, что он говорит неправду, и знать, почему он её говорит. Неправда, и почему неправда… Не зная первого, всегда будешь не уверен; не зная второго, не найдёшь пути к душе человека.

Почему водитель говорит неправду, было очевидно, — боится кары. А вот говорит ли он неправду? Это можно выведать только на допросе, потому что отпечатков пальцев не осталось и Слежевский его не запомнил.

— Золоторубов, а девятнадцатого был в посёлке? — спросил Рябинин, потому что Слежевский видел шофёра накануне.

— Не был. На ремонте стоял, в гараже скажут…

— Двадцатого ком/ продал дрова?

— Тётке из крайнего зелёного дома.

Рябинин через его голову глянул на инспектора — тот подтверждающе кивнул.

— Золоторубов, во сколько это было?

— Днём, часа в три.

Рябинин опять посмотрел на Петельникова, который кивнул так тяжело, словно ему заморозило шею. Но инспектор ещё раз кивнул, и в этом кивке было и осознание своей бесполезной работы, и усталость, и упрёк себе, и прощание… Он тихо вышел. Водитель обернулся — сзади стоял лишь голый пень да берестяная рожа улыбалась ртом-сучком.

— Говоришь, заманили деньги? — вспомнил Рябинин его выражение.

Золоторубов не ответил, набычившись и потеряв всю свою женственность. Дрова он продал в три часа дня, а Слежевскую убили в десять утра. Убил человека и полдня колесил по посёлку, предлагая дрова?

— А чтобы они тебя впредь не заманивали, за воровство ответишь.

5

Окна дома светились, но и оконце избёнки желтело. Рябинин пошёл на него по крепкой, уже окаменевшей дорожке. Задеваемая им трава позванивала далёким, почти неслышным звоном — так неотгаданно звенело в детстве.

Он распахнул дверь — в потешные избушки не стучат — и осторожно переступил высокий порог. Почти горячий воздух, ещё крепче настоянный на травах, сосне и варёной картошке, застелил очки паром. Рябинин снял их и помахал у колен, где воздух был прохладнее.

— Я знал, что вы придёте, — сказал Слежевский.

— Откуда?

— Стены шепнули, — не улыбнулся он.

Слежевский был в одной рубашке, чисто выбритый, розовый от обильного тепла, блестящие чёрные волосы зачёсаны гладко — словно пришёл в своё конструкторское бюро. Или ждал его, следователя? Ведь стены шепнули.

— Ничего не вспомнили?

— Нет. Вы разденьтесь, тут жарко…

Рябинин скинул своё пальтецо и сел на просторную и тёплую лавку. В бок ему сразу садануло жаром от печки-плиты. Гудел полуведёрный эмалированный чайник, набирая силу.

— Олег Семёнович, вы тут и живёте?

— Тут.

— А в доме кто?

— Ребята.

— В дом-то… пойдёте?

Он не ответил, прислушиваясь к подземному гулу. Чайник вскипел. Слежевский начал заваривать чай, делая это не спеша и обстоятельно. Вопрос свой Рябинин не повторил — глупости не повторяют.

— Пейте…

Бокастая фаянсовая чашка стала на скоблёную столешницу, на мысочки и овалы проступающих годовых колец. Без блюдца, оно для города. Как и конфеты, — Рябинин взял кусок колотого сахара и начал пить вприкуску.

— Жарко у вас, — сказал Рябинин, млея от тепла и чая.

— А мне холодно.

— Неужели?

— Сижу, будто прижатый спиной к леднику.

— Постарайтесь забыться, — глупо посоветовал Рябинин.

— Как?

— Не думайте о ней.

— Не могу.

— Думайте о детях, — опять неудачно подсказал следователь.

Он знал, что удачного тут ничего не скажешь. И всё-таки был один простой рецепт, противоположный его совету, — дать выговориться. Это больно, как промывание раны, зато быстрее затягивает.

— Расскажите мне о ней, — попросил Рябинин.

— О ком? — удивился Слежевский, уже привыкший не прикасаться к её имени.

— О жене.

— Об Анне… Не могу.

— Потому что были слишком счастливы?

— А что такое счастье?

Слежевский привстал и надвинулся на гостя через стол, через нетронутый свой чай, через пространство, разделяющее их до сих пор. Узкая прядь волос влажно упала на лоб, перечеркнув его чёрной полосой.

— Не знаю, — ждуще поощрил Рябинин.

— И никто не знает. Приборчика-то нет.