Бенефис для убийцы - Серый Александр - Страница 70

– Лариса считает, что Мокшанский ее бросил? – задал вопрос Широков, ощутив, что Реус искренне переживает.

– Совсем нет! Она говорит, что у нее нехорошие предчувствия.

– В каком смысле? – не понял Станислав.

– Ей кажется, что с Михаилом Германовичем… случилось несчастье. И… возможно, его нет в живых!

– Нет в живых? Да бросьте… У человека возникли экстремальные обстоятельства, чтобы срочно уехать. Ну какие у нее основания так думать?

– Вы не верите в предчувствия?

– Как вам сказать…– Широков задумался, подыскивая верные слова. – Я верю в предчувствия, если они основаны на реальных данных. Здесь же, вроде бы, ничего такого нет…

– Послушайте, Станислав! Если вы знаете человека, как свои пять пальцев, неужели вы не заподозрите нечто неладное, коль поведение этого человека напрочь выходит за привычные рамки?

– Э-э… Наверное…

– Вот. Даже такой штрих: Мокшанский всегда пунктуален до мелочей. Лариса говорит, что дома у них заведен ежедневник, где Михаил Германович всегда записывает, куда уходит, если Ларисы нет дома. Это касается даже выхода в магазин за хлебом! И ее заставляет делать то же самое… А тут случай куда более серьезный! Как по-вашему, веский ли это аргумент?

– Не знаю, – честно сознался Станислав, которого Надины рассуждения повергли в сомнение относительно предыщущего взгляда на эту историю. – Но ведь больше никаких причин думать о плохом нет?

– Больше, пожалуй, нет! – согласилась девушка. – Однако и такого аргумента может оказаться достаточно, чтобы человек потерял покой.

– С этим трудно не согласиться.

– И еще одно. Утром Лариса с Костей по междугородке целых два часа обзванивали всех знакомых в Москве. Никто ничего не знает!

– И все же… Не переживайте… Мне кажется, все обойдется, – сказал Широков, хотя теперь и у него не осталось былой уверенности. Надя тряхнула головой, словно отгоняя прочь невеселые мысли, и решительно поднялась, сообщив, что замерзла и возвращается домой греться. Широков с облегчением вздохнул.

Когда они в молчании подходили к корпусу, навстречу попались Овечкина со Степаном. Под ручку, средь бела дня? Картина выглядела столь неожиданной, что Широков невольно замедлил шаг.

«Ба! Лед тронулся! – подумал он. – В конце концов, зачем…»

Однако мысль осталась не завершенной: Малин неуклюже выронил руку подруги, а Лина порывисто подошла к Наде и радостно воскликнула:

– Надь, все обошлось! Полчаса назад Ларисе принесли телеграмму от мужа. У него все в порядке! Просто срочно понадобилось по делам уехать в Москву, а оттуда недели через две он проедет прямо домой. У них как раз путевка кончается, так что увидятся уже дома!

Станислав украдкой поглядывал на Малина, слушая щебетание Овечкиной. Случайно он перехватил взгляд Степана, устремленный на Лину, и удивился еще больше, чем при виде прогуливающейся без утайки пары: глаза, до краев наполненные презрением! Разве так смотрят на любимых?… Всего секунда – и Малин с искренним интересом уставился на неувядаемую девушку с веслом в центре цветочной клумбы.

«Что бы это значило?» – размышлял Широков, пропуская Надю в двери корпуса.

Беседа на светские темы не входила в планы Широкова. Он поспешно закончил ужин, увидев появившихся в зале Черкасовых.

– Вы уже отужинали, Станислав Андреевич?

– Спешу, Ольга Петровна, спешу…– любезно сообщил тот, изобразив на лице извинительную улыбку.

– Как жаль…– вздохнула старушка, подталкивая замешкавшегося Егора Петровича к столу.

Станислав остановился возле стенда с газетой, решив дождаться Медведева, которого не видел после прогулки в парке. От рассеянного изучения заметок его невольно отвлекли обрывки разговора, доносившегося из-за кустов справа от крыльца. Видимо, там шло выяснение семейных отношений.

– Дорогая, что же мне теперь и отдохнуть нельзя? Я же всего полчасика прошу? – бубнил мужской баритон.

– Ага, полчасика – как же… Опять застрянешь на все два! Мне тошно одной. Еще эта мымра канючить начнет! – возражала женщина.

– Да, черт с ней! Не обращай внимания… Ну, полчасика, а?

– Тебе легко говорить: не обращай… Он же все-таки мой отец. Что люди подумают?

– Наплевать на всех, понятно?! Хочешь, завтра тебе новое платье купим?

– Но…

– Никаких – но! Купим и все… Будь умницей, Ника. Я пошел, ага?

– Постой…

Звук шагов затих: Константин – его Широков уже узнал по голосу – вышел победителем в этой дуэли.

– Сволочь! – негромко выругалась Вероника.

Когда она проходила мимо, Станислав сделал вид, что полностью поглощен чтением газеты.

Ваня подошел через пару минут вместе с Надей.

– Ребята, вы не похожи на людей, только что вкусивших одну из радостей жизни, – пошутил Широков, глядя на их серьезные лица.

Надя вежливо улыбнулась, при этом глаза ее сохранили прежнее выражение. Ваня же молча потер ладонью подбородок, над чем-то раздумывая.

– Так… Теперь-то, после телеграммы, какие еще проблемы? Что вы себя изводите?

– В ней, как раз, все дело, – тихо произнесла Надя. – Сначал Лариса как будто успокоилась… Но потом… Понимаете, Станислав, ни разу в жизни Михаил Германович не подписывал послания к жене именем Миша! Ни разу!

Надя с каким-то ожесточением выделила последнее слово.

– О, Господи! Нельзя же быть такими мнительными!

Широков почувствовал, как его охватывает досада на этих двоих неугомонных, не дающих ему спокойно отдыхать.

– При чем тут мнительность?!– рассердилась Реус. – Мокшанский терпеть не мог уменьшительных имен вообще, а Мишу – в частности. Лариса говорит, что он ей еще до замужества запретил так себя называть…

– Лариса говорит! Лариса думает! Что вы заладили! Одна с ума сходит от комплекса неполноценности, а другие от нее начинают заражаться этим… как его? Шизофренией! Вот!

Широков резко повернулся и быстрым шагом пошел в клуб.

На втором этаже размещалась биллиардная. Станислав играл всего пару раз в жизни, но сейчас ему нужно было чем-то отвлечься – все равно чем. Лишь бы не слушать глупых разговоров и не видеть тревожных глаз. Этого и дома хватает!

Мужчина со щегольской бородкой выразительно посмотрел на вошедшего поверх очков в золотой оправе и постучал ногтем по стопочке входных билетов. Станислав заплатил рубль и осмотрелся. В довольно просторной комнате было три стола, вокруг которых неторопливо и с достоинством расхаживали играющие, вооруженные киями. Кроме них здесь же находились болельщики и просто зеваки. Первых отличали задумчивые лица и прищуренные глаза, а молчаливые одобрительные или сожалеющие покачивания голов следовали после каждого удара игроков. Вторые наблюдали за происходящими баталиями издали, шепотом комментируя успехи и промахи.

Широков подошел к дальнему столу, где играли низенький лысый мужчина и Костя Васнецов. Оба были целиком поглощены игрой и не обращали внимания на окружающих. Насколько позволял Станиславу судить его скромный опыт, сражение шло с переменным успехом, и соперники шли шар в шар. Но давалось это им по-разному. Если лысый потел и отдувался после каждого удара и высовывал язык от напряжения, наваливаясь на бортик стола, то Костя двигался легко и непринужденно. На лице его блуждала снисходительная улыбка. Соперник долго готовился к очередной атаке, надеясь точным ударом вырваться вперед. Но в последний момент рука дрогнула, и он промазал довольно легкий шар. Костя два раза обошел вокруг стола, внимательно оценивая расстановку шаров, потом быстро прицелился и выполнил блестящий дуплет, вызвав восторженный вздох зевак. И тут же положил тонкого «свояка», не оставив лысому никаких шансов. «Партия!» – веско бросил Васнецов. Широков с удивлением отметил, что в миг триумфа на Костином лице промелькнуло выражение не радости, свойственное победителю, а злорадства и презрения к жертве. Словно от долго ловил надоедливую муху и, наконец, припечатал ее ладонью к стене. Станислав даже поежился от вспыхнувшей в нем неприязни.